– Совсем свихнулся?! – Громов едва не подпрыгнул в своем кресле. – Кем ты пытаешься его представить?! Главным злодеем?! Не выйдет у тебя ничего, Володя! Я не знаю, кто и почему подставляет одного из самых авторитетных Воинов ордена, но все обвинения против него – полная чушь!
– Почему же он сбежал?! – не собираясь уступать, прокричал правитель. – Откуда у марсиан свои Воины? Не знаешь? Ну, так я тебе подскажу! Их обучил Туркин!
– Мое ангельское терпение, лопнуло, – зловеще прорычал Громов. – Если ты не предъявишь мне хотя бы одно убедительное доказательство, я поставлю перед Советом вопрос о необходимости высказать тебе полное недоверие!
– Попов, – оборачиваясь к одному из «истуканов», сказал Диктатор. – Расскажи Аврелию Марковичу о его мальчишке.
– Очень смышленый ребенок, – оживая, доложил сотрудник «Омеги». – В неполные тринадцать лет он знает все об оружии и современной технике, а также вполне прилично общается на ментальном уровне.
– Попов! – Громов с силой хлопнул себя ладонью по лбу. – А я сижу и гадаю, где я видел этого сукина сына! Значит, это ты Туркина «вывел на чистую воду»? Решил отомстить ордену?
– Ничего личного, – спокойно возразил сыщик. – Я всего лишь выполнял поставленную задачу.
– Вот откуда ты набираешь своих сексотов, Володя! – Аврелий вновь обернулся к правителю. – Из отбросов ордена? А разве ты не знаешь, что это запрещено, и всем неудачникам, на каком бы этапе обучения они ни вылетели из Академии, полагается полный «ластик»?
– Я – Диктатор, – немного успокоившись, напомнил правитель. – Я несу ответственность за все государство и обязан предусматривать все возможные осложнения. Кто проследит за Воинами лучше, чем их несправедливо обиженные товарищи? Ваша система подготовки очень жестока, Аврелий. Покинуть программу за один шаг до получения мундира – слишком тяжелый удар, и даже после «ластика» психическая травма дает о себе знать всю оставшуюся жизнь. Так почему бы не дать хотя бы некоторым из этих неудачников шанс вернуть себе чувство собственного достоинства?
– Гуманист! – с издевкой заметил Громов. – Ты думаешь, твоему Попову стало легче оттого, что ему предоставлен этот самый шанс?
– Эта работа мне нравится больше, чем служба в ордене, – вмешался сыщик.
– А ты не встревай! – оборвал его Воин. – Гадить своим бывшим соратникам – не работа, а призвание. В этом вопросе наш правитель проявил невероятную прозорливость. Из всей кучи отбросов Академии он выбрал наиболее зловонные! Теперь я вспомнил все подробности, Попов. Ведь это Туркин победил тебя в поединке на предпоследнем экзамене? Ты мстишь ему за это?
– Это моя…
– Призвание! – перебил Аврелий. – А теперь выкладывай, сам сфабриковал якобы найденные в доме Туркина документы или тебя кто-то надоумил?
– Их нашли полицейские, – возразил Попов. – Это может подтвердить «спрут».
– Который лично участвовал в изъятии документов! – подсказал Диктатор. – Отделу «Спрут» ты тоже не доверяешь? Способности мальчика подтверждены старшим инспектором этого отдела. В памяти ребенка сохранились отчетливые воспоминания об уроках, которые ему давал Туркин. Какие ещё доказательства тебе нужны?
Громов хмуро взглянул на правителя и молча покачал головой. Диктатора такая реакция главы Совета вполне устраивала. Если дед Аврелий замолчал, значит, правителю удалось поселить в его душе сомнения, а в случае с Громовым это можно было считать явным успехом.
На самом деле изначально правитель вовсе не собирался устраивать вселенский скандал. До начала войны Добытые «Омегой» сведения о подозрительном поведении отдельных Воинов воспринимались Диктатором, как подарок судьбы. Собирая и тщательно фиксируя проступки Воинов, правитель намеревался объединить улики в некоем документе, который позволил бы упрекнуть Совет в том, что он начинает зарываться. Всего лишь упрекнуть, не более того. Немного урезать самомнение Воинов, их веру в собственную непогрешимость и почти божественное предназначение. Подобные упреки не могли отстранить Совет от дел или изменить существующее устройство государства, но у Диктатора и не было такой цели. Получить легкий политический перевес, вот чего хотел правитель. Тем более он не рассчитывал на то, что сбор компромата обернется реальной проблемой. В тревожной военной обстановке ссориться с Советом было тем более невыгодно, но упрямые факты подталкивали к принятию самых жестких мер.
– Я вынужден объявить узурпацию, – тяжело вздохнув, заявил Диктатор. – Пойми меня правильно, Аврелий, но заговор или намерение его организовать существуют на самом деле. Я не смею утверждать, что в этом замешан кто-то, кроме Туркина, однако вина Алексея не вызывает ни малейших сомнений. Его я объявляю врагом государства. Единственное, что я могу сделать в знак уважения к твоему мнению, так это уточнить, что Воин Туркин подлежит аресту, а не уничтожению. Все, Аврелий, можешь идти.
– Совет будет крайне недоволен, – едва сдерживая злость, процедил сквозь зубы Громов.
– До победы над противником Совет Воинов распускается, – правитель развел руками. – Это означает, что вы становитесь простой группой Воинов, а не государственным органом, и ваши мнения для меня отныне являются всего лишь суждениями частных лиц. Узурпация будет действовать до окончательной победы в начавшейся войне, так что в интересах Совета – закончить кампанию как можно скорее.
– Ты серьезно рискуешь, – зловещим полушепотом предупредил Аврелий. – С Воинами так обращаться нельзя!
– Неужели? – Диктатор сделал вид, что удивлен. – А как же воинская честь, присяга? Не мне ли её давали вы и ваши соратники, Воин Громов? Вы не наемники, а Воины, Аврелий, и нарушить приказ Верховного главнокомандующего не в состоянии по определению. Это будет для вас равносильно самоубийству. Не так ли?
– Так точно, – поднимаясь с кресла, гордо ответил дед Аврелий. – Вы продумали все детали, товарищ Верховный главнокомандующий. Простора для демократических маневров больше нет. Узурпация Советом принята.
– Вот и славно. Я знал, что настоящие Воины меня не предадут, – строго проговорил правитель.
– Только не забывай, что любая диктатура держится на штыках, – наклоняясь к Диктатору через стол, негромко изрек Громов. – Как только мы продырявим последнего врага, Совет соберется вновь. Каким бы правителем и фельдмаршалом всея Галактики ты ни был, без нас ты пустое место…
– Это я помню днем и ночью. – Диктатор дружески улыбнулся и добавил: – Иначе что я за политик, а, Аврелий?
10. «Спрут»
– Семенов! – К Воину подошел невысокий (в сравнении с Воинами) брюнет. – Как настроение?
– А, кальмар, привет, – Семенов пожал мужчине руку и сдержанно улыбнулся. – Настроение в рамках.
– В рамках хорошего или плохого? – спросил собеседник. – Я слышал, наши инженеры просчитали параметры вражеских червоточин и собирают экспериментальную установку для противодействия этим марсианским тоннелям?
– Ты проверяешь меня на благонадежность, Федор? – подозрительно прищурясь, спросил Воин. – Это же военная тайна.
– С чего ты взял, что я тебя проверяю? – Зарубин удивленно поднял брови и покосился на остальных Воинов, мысленно беседующих неподалеку. – Кто вас так взбудоражил?
– Да вот завелись, говорят, во Дворце кое-какие крысы, – нехотя ответил Семенов, – сотрудники тайной канцелярии.
– Моей? – спросил брюнет.
– В том-то и дело, что нет, – Воин удрученно покачал головой. – Ты смотри, Зарубин, не теряй бдительность. Я думаю, что если добрались до нас, то и ваша очередь не за горами. Слишком уж много вы знаете. В моменты поголовных чисток «знатоки» страдают в первую очередь.
– Мне не известно ни о каких чистках, – признался Зарубин. – Отдел «Спрут» тоже в списке подозреваемых?
– Откуда мне знать? – Семенов пожал плечами. – Но и это можно предположить.
– Неприятности начались из-за Туркина?! – догадался инспектор. – Его все-таки обвинили?
– А ты не знаешь? – Воин скривился. – Не твоя ли контора постаралась добыть на него компромат?
– Не моя, – заверил Федор. – Клянусь честью, нас просто поставили перед фактом. Вот улики, вот подозреваемый, вот его показания… Что, по-твоему, нам оставалось?
– Ничего, – согласился Семенов. – – Только сделать вывод о том, что Туркин виновен.
– Но мы не давали такого заключения, – уверенно заявил Зарубин. – Более того, я продолжил расследование. Копнул, так сказать, поглубже и выяснил, что, скорее всего, обвинения – сплошная фикция. Дело замешано на каких-то политических интересах, и случившийся поворот событий стал неожиданностью для всех, а в первую очередь для истинных заговорщиков!
– Ты собрал доказательства? – оживился Семенов.
– Я пока не могу предъявить кому-либо конкретных обвинений, – признался Зарубин.
– Все равно, Федя, не бросай это дело! – е надеждой в голосе попросил Семенов. – Мне надо бежать, мы сейчас уходим на орбиту, но я тебя прошу, как друга, дожми этих гадов! Дело ведь не только в Туркине, ты же понимаешь?! Весь орден по уши в дерьме. Отмоешь нас, век не забудем! Постарайся, головоногий, очень прошу!
– Ты меня знаешь, – инспектор улыбнулся. – Я своего слова никогда не нарушал.
– Спасибо, дружище! – Семенов энергично встряхнул руку Зарубина и побежал следом за удаляющейся группой товарищей.
– Удачи, – мысленно пожелал ему «спрут», отправляясь в противоположную сторону, а если точнее – в архив охранных систем Дворца.
Зарубин не знал, чей портрет хочет найти в записях дворцовых стереокамер наблюдения, но логика подсказывала ему, что если искомый провокатор принадлежит к тайной группе «Омега», то хотя бы раз он должен был промелькнуть перед оком охранной системы. О том, что труд предстоит титанический, инспектор старался не думать; Впрочем, он и был титаном, а потому никакие сверхзадачи не казались ему неосуществимыми. Из воспоминаний Куклы и её сына Зарубин выудил вполне отчетливое описание подозреваемого, и теперь оставалось всего лишь не пропустить его лицо среди т