– А чего тут гадать? Он же Неприкасаемый! Этим все сказано.
– Слышь, ты…
Капитан заткнулся, поняв, что методу Лапердина уж точно не обучен и хаять своих ребят не привык, как это без разбору делал начштаба.
– Может, с подствольника лупануть? Или «Мухой»?
– Ага, сколько тебе их надо, чтобы весь свет затушить? Полсотни, сотня? Корсар вмиг вычислит огневой рубеж и накроет «Шмелем» или каким другим стволом. Их у него, я так понимаю, куры не клюют. Арсенал вояк оприходовал и не одну нычку бастионовцев и анархистов.
– Нет, нужно найти и уничтожить источник питания станции, распределительный щит или трансформаторную будку, – дал ценное указание капитан. – Найти и ликвидировать его спайку артов. Точно?
– Верняк, командир. Голова-а! Соображаешь.
– Так. Серега, ты берешь этих чудиков с ополчения, заходишь с подножия комплекса и носом землю роешь в поисках будки или щита. При обнаружении оного уничтожаешь, не разбираясь в основах электричества. Как понял меня?
– Дык, командир, он же наверняка там все заминировал. Подходы к станции и к щитку тем более.
– Ясен пень, заминировал. Или другую западляну оставил. А ты на что? Или мне к утру саперов вызвать? Вон один валяется, с рукой отгрызанной. Других Лапердин не даст, скотина. Мы же тут на убой, пушечное мясо, мать его…
– И?
– Чо – «и»?! Приказ получил, иди, выполняй. Ишь, заИкал мне тут! Орел. Все. Я с Димоном зайду от того гаража, может быть, там найдется источник энергии.
– Вдвоем, что ли?
– Нет, блин, армию спасения вызову. Войско хана Мамая не хочешь?
– Ладно, понял, – надулся военстал. – И без Мамая твоего обойдусь!
– Приказ есть приказ, парни. И как бы мы ни симпатизировали Корсару, бьющемуся в одиночку против всех… Надо признать, неплохо бьющемуся! Как бы то ни было, мы с вами люди подневольные, на службе находимся, плакать не умеем и не можем. Слезы нам никто вытирать не будет. А зарплату получать все любим. И довольно не хилую такую зарплату!
– Да все это понятно, командир! Наемники тоже за бабло пошли воевать, но мы же не наемники, мы в душе сталкеры, а на контракте у военных, Зону знаем и любим, только…
– …Димон! Все. Работаем.
– Есть «работаем», – уныло проворчал военстал и свистнул два раза.
Подбежали пятеро из сводного отряда сталкеров и анархистов, которые выглядели еще более угрюмыми и обескураженными. Один из военсталов лаконично объяснил им задачу, кому-то показал кулак, на другого прикрикнул. Звено в итоге выдвинулось в заданную точку.
Капитан Скорейко выпустил пар накопившегося напряжения, облизнул губы и, жестом показав помощнику следовать за ним, обогнул КПП.
– У этого урода еще и прожекторы живые?! – Лапердин сконфузился, утер рукавом потное лицо, еще некоторое время поглазел на залитый светом полигон боевых действий, что-то обдумывая.
В голову ничего кроме ярости не лезло. Причиной тому были не только эффективная оборона Неприкасаемого, но и затхлая духота с примесью вони от мертвой химеры. Радист боязливо жался в угол НП, трясясь и причитая, у самого же майора нещадно чесалась кожа на всем теле. «Радиация, что ли, от этой гадины? Или нервы ни к черту? Будь проклята Зона. Будь проклят ты, Корсар! Пошли вы все к такой-то матери…»
Ожила рация, на связи снова оказался тот, кого Лапердин меньше всего хотел слышать.
– «Первый», твою мать! – Полковник Сенютин, на удивление, был подозрительно спокоен. – Наслышан о твоих подвигах. Я не собираюсь выслушивать твои блеяния. Сообщаю следующее. Утром в гарнизон нашей части прибывает чрезвычайная комиссия Министерства обороны с силовиками. Если до шести утра ты со своими архаровцами не доложишь мне об уничтожении объекта «К», то своими безуспешными действиями не только подставишь меня, Лапердин… Ты подпишешь себе смертный приговор. И приведут его в исполнение наемники, которые уже ожидают тебя. Имей это в виду! Ты слышишь меня?
– Д-да, – дрожащим голосом прошипел майор, шатаясь и закрывая глаза.
– Не слышу тебя, «Первый».
– Так точно, слышу вас хорошо.
– Ровно в семь утра я обязан вручить пакет с заранее подготовленным отчетом комиссии. Там черным по белому сказано… В ходе боевых столкновений личного состава вэче такой-то с напавшей на гарнизон части бандой ренегатов, возглавляемой сталкером Корсаром, а также в результате отпора гону мутантов все цели уничтожены. В секторах С и Д заканчивается зачистка территории от оставшихся в зоне отчуждения хищников, сектора А и Б попали под действие боевых отравляющих веществ, в связи с чем закрыты на сорок восемь часов для карантина. Меня хорошо слышно, майор?
– Так точно, товари…
– …Далее указаны причины такого неадекватного поведения лидера «Неприкасаемых», который, по агентурным данным, оказался психически неуравновешенным, подверженным ментальной атаке контролера. Наши потери составили девять безвозвратными, одиннадцать получили ранения… Лапердин, кстати, каковы потери личного состава на данный момент? Есть свежая информация? Надеюсь, цифры не превышают указанные в отчете…
– …Товарищ полковник, – начштаба побелел и сжал гарнитуру связи так, что она захрустела, – противник снова начал атаку, под угрозой находится мой наблюдательный пункт, поэтому срочно нужно возглавить оборону…
– …Майор-р! Какие потери нашей части? – повысив тон, спросил полковник.
– Уничтожены оба вертолета, две «коробочки», потери в живой силе… не менее шестидесяти…
– …Что-о?! Лапер… Крыса ты тыловая! Повтори, какие потери? Два взвода солдат ты похерил, воюя с одним единственным сталкером?! Слышь, ты… Прапорщик Лапердин… Да ты у меня говно жрать будешь в самом дальнем…
Майор сам отключил связь, вырвал провода из радиостанции, чем еще больше напугал связиста, повернулся к нему и приложил палец к губам:
– Тс-с-с. Кому скажешь, воин, в Зоне навсегда и останешься. Ты меня хорошо понял?
Солдат, нервно моргая, закивал и сполз с походного стульчика. Лапердин подошел к смотровой щели и плюнул в нее.
– Ну, что, майор, покрыл себя неувядаемой славой? – вслух произнес он сквозь зубы. – Недооценил сталкера? Просрал все на свете?! Вот тебе и Зона-мать! Ну уж нет. Страдать и мучиться я не буду. Все равно мне не жить. Жаль, что так все вышло… Очень жаль, майор-прапорщик Лапердин!..
С этими словами офицер ловко достал из кобуры табельное оружие, снял его с предохранителя и ткнул стволом в подбородок. Зажмурился и нажал спусковой крючок.
Глава 21. Всех наказал
Прапорщик Федорчук служил в артвзводе почти два года и видел уже достаточно много смертей и происшествий. Скажем так, познал Зону сполна. Когда каждый день случается что-то из ряда вон выходящее: нападение мутантов, пьяная резня в баре или зачистка определенного сектора внутри Периметра, – начинаешь понимать, что ты всего-навсего пылинка в этом бренном мире. Приходит ощущение бесполезности существования тебя вообще. И когда, казалось бы, в зоне отчуждения наступило относительное спокойствие – в основном благодаря стараниям и авторитету группировки «Неприкасаемых», – сейчас по приказу параноика Лапердина приходилось охотиться на лидера этой уважаемой и нужной в Зоне структуры.
Артиллерист со стажем, опытный вояка, Федорчук чтил устав и всегда… или почти всегда выполнял приказы и поставленные руководством задачи. И даже тот случай, год назад, с понижением звания с младшего лейтенанта до прапорщика, когда по устному распоряжению Лапердина нужно было накрыть огнем участок с засевшими сталкерами, среди которых оказался бывший сослуживец Федорчука, старый дружбан Генка Соколенко, не испортил характер армейца. Он не стал выполнять приказ, к тому же высказал начальнику гарнизона свое мнение. Кардинально противоположное мнению товарища майора. За что и лишился погон и соответствующей прибавки к контракту. Но человеком-то Федорчук остался. Для себя самого и для товарищей. И пусть даже друг Генка не узнал этого, погибнув при налете «Ночного охотника», но в душе прапорщик сохранил человечность и милосердие.
И вот сейчас, уничтожив залпом РАКа[14] злыдня, смявшего хвостовое оперение Ми-28Н, остерегаясь повтора нападения мутантов с тыла, он, глядя на черный трупный мешок с покоящимся там командиром артвзвода, снова принял самостоятельное решение. Возможно, противоречащее взглядам начштаба и даже полковника Сенютина, но зато свое, сугубо человеческое, настоящее.
– Пашков, слушай мою команду, – крикнул Федорчук, окинув взглядом своих орлов, богов войны. – Развернуть все стволы в сторону «Дуги», оставшийся БК выпустить по станции, по системе освещения. Задача – уничтожить прожекторы противника для оказания помощи наступающей пехоте. Как понято, Пашков?
– Но… товарищ прапорщик, у нас по три-четыре огурца осталось на ствол да трешка «пернатых»[15].
– Пашков! Еп-п… Сказал, весь БК на подавление световой системы противника.
– Е-есть.
Через полторы минуты комплекс высокочастотных и частично низкочастотных антенн был поражен огнем минометов и РАКа, освещение участка боевых действий заметно снизилось, а артвзвод, отстрелявшись по ЗГРЛС, стал сворачиваться и покидать позицию.
– Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить! – удовлетворенно промолвил прапорщик, отнимая от лица ПНВ, и тихо добавил: – Неприкасаемый, надеюсь, ты не пострадал и можешь продолжать свою войнушку. А моя война закончилась!
Когда заработала самонаводящаяся пулеметная турель, выкашивая по фронту бедных солдатиков и БРДМ вояк, наемники, потерявшие командира, приняли окончательное решение: валить отсюда к чертям собачьим!
И поспешно ретировались восвояси, успев потерять еще одного бойца, попавшегося на мину.
И только двое остались на месте, переглядываясь, до боли сжимая в руках штурмовые винтовки и твердо намереваясь достать этого ублюдка Корсара.