— Спасибо.
Та на миг поджала губы, потом вспомнила, что это её не красит, и расслабилась. С легкой улыбкой она сказала:
— Я все же позволю себе вмешаться ненужными сентенциями. Если мужчина решил изменить — он изменит.
Светлана отрешенно напомнила очевидное:
— Вы не понимаете, о чем рассуждаете.
— Прошу, выслушайте, я из лучших побуждений, Елизавета Павловна. Если мужчина решил быть верным, он будет верным, несмотря даже на пистолет у виска. Никакие Великие княжны его не соблазнят. И даже Россия в качестве приданого… Вы не несете ответственности за чужую верность или неверность. Вы не обязаны решать дела третьего угла вашего внезапного любовного треугольника. Не щадите нервы Громова, вашего второго угла… Поговорите с ним, а не с Лапшиной. Поверьте, Громов не стоит того, что вы будете разгребать за его спиной последствия его неверности. Со стороны, простите, виднее: Громов и Лапшина стоят друг друга, они оба, мягко говоря, дряни. Мужчина, который оставляет на девушке однозначно читаемые следы страсти, не стоит того, чтобы его нервы щадили. Он подставил вас. Откровенно.
Светлана, защищая Сашу и его любовь, сказала первое, что пришло в голову:
— Он просто не умеет целоваться.
— Вариант, — внезапно согласилась с ней Екатерина Андреевна. — Только наличие Веры Лапшиной в его квартире это опровергает.
Светлана продолжила настаивать:
— И все же я предпочту сперва поговорить с Лапшиной сама, а потом уже скажу все Громову.
— Вам кинули шикарную приманку в виде отпечатков Громова на конверте, и вы глупо заглотили её вместе с крючком. Вас дернут, как рыбу, и, кто знает, что будет потом. — Екатерина Андреевна встала и безапелляционно сказала: — с Лапшиной буду разговаривать я. Вы слишком воспитаны и влюблены в Громова. Вы наломаете дров. Когда-то меня точно так же, как и вас, обвел вокруг пальца один проходимец. Я не позволю Громову и Лапшиной задурить вам голову, как поступили со мной.
— Так он все же был… — поняла Светлана. Кто-то обидел Катю, сломав ей жизнь и веру в мужчин.
Екатерина Андреевна приподняла в притворном удивлении брови:
— Кто?
— Мужчина, который вас обидел.
— Увы, он даже есть. Только поверьте, это не имеет никого отношения к нынешней ситуации. Громов — дрянь, просто вы этого еще не поняли.
— Громов — хороший человек, просто вы этого еще не поняли.
— Возможно. Только вы определитесь уже: умеет он целоваться или нет. — Екатерина Андреевна сбросила эфирное плетение обрывая разговор. Совсем как князь Волков. Одна школа. Светлане еще учиться и учиться. Впрочем, о чем это она. Её престол не интересует. Разберется с договором и… И жизнь тогда закончится — она помнила слова Кошки, что договор можно разорвать только ценой её жизни. В одном человеке нет столько крови, чтобы до сыта напоить стихии и выжить. Живая и мертвая вода есть только в Светлане…
Екатерина Андреевна, направляясь почему-то к двери, сказала:
— Разбираться будем вместе.
Владимир, отрешенно рассматривающий астры на столе, услышал её и поднял взгляд на Светлану Алексеевну:
— Простите, я вам еще нужен?
— Извините, что случайно задержала вас, — искренне повинилась Светлана. — Аксенов подтвердил, что угрозы могла написать Вера Лапшина. У неё был доступ к вещам Громова. Я встречусь с ней и поговорю.
Владимир встал и с внезапным упрямством напомнил свои слова:
— И все же, я думаю, что сперва надо все обсудить с Александром Еремеевичем.
Светлана кивнула:
— И с ним я тоже поговорю, честное слово. Просто сейчас его нет в городе.
— Экспертизу и письмо готовить для передачи в жандармерию? — уточнил Владимир.
— Нет, пока не надо.
— Тогда разрешите откланяться. — Он поспешно ушел.
Екатерина Андреевна сняла с вешалки свою шинель и принялась одеваться. Светлана посмотрела на стенные часы: точно, время службы закончилось. Можно уходить из управы, только сперва решить, кто будет дежурить сегодня.
— Екатерина Андреевна…
Та подала Светлане шинель:
— Одевайтесь. Я сейчас попрошу Ивашку поймать извозчика до Уземонки.
— Вы… — Светлана удивилась, она не думала, что встреча с Лапшиной состоится настолько скоро. Явиться без приглашения…
Екатерина Андреевна грустно посмотрела на неё:
— Когда болит сердце из-за недостойного мужчины, лучше сразу все решать. Мы едем к Лапшиным. Иначе, стоит вас упустить из виду, вы в одиночку броситесь спасать мир и Громова. Он может быть этого недостоин. Не мир, конечно.
Слова Екатерины Андреевны оказались пророческими. Светлана улизнула от неё прямо из саней, как только те выехали на набережную спящей подо льдом Уземонки. Светлана не бросилась спасать мир и Громова, хотя нет, в чем-то это было и его спасение. Она бросилась спасать Лапшиных.
Над Уземонкой стелился густой дым. Было видно, как на противоположном берегу речки горел деревянный, добротный дом Лапшиных. Кто мог ожидать, что он не заговорен от пожаров⁈ Лапшины же ведьмы, пусть и слабенькие, их даже на контроль магуправы не поставили.
Двухэтажный дом был объят пламенем до самой крыши. Даже из подвала клубился дым… Светлана понимала, что у находящихся в доме почти нет шансов, чтобы выжить, но это же не повод не пытаться их спасти. Она шагнула кромежем, пытаясь выйти тут же в знакомую гостиную на первом этаже, только ничего не вышло. Её словно не пускал кто-то. Черно-белый коридор стал бесконечным, и в нем как будто ветер поселился, не позволяя Светлане приблизиться к гостиной, шагая в огонь и дым. Она видела через границу кромежа собравшуюся на улице толпу, спешно строившуюся цепочкой, чтобы ведрами передавать воду из Уземонки. Она видела Мишку, подавшегося вперед к пламени. Наверное, он, как погодник, пытался вызвать дождь, но было отчаянно холодно. Она видела, как разворачивали шланги пожарные, как кто-то укрывал одеялами выбежавших в домашних платьях слуг, как кто-то рыдал и рвался в пламя, крича, что «барышни остались там, в гостиной!», как кто-то стонал и проклинал небеса…
Она делала шаг за шагом, из чистого упрямства идя против бури, летевшей ей в лицо, внезапно понимая, что скорее всего борется с более сильным кромешником, не пускавшим её в огненный ад. Наверное, из боязни её потерять.
Сашка! Он боялся за неё и сам шагнул в огонь! Она увидела через дым и кромеж, как он склонился над Дарьей Лапшиной. Потом черный дым отрезал от Светланы Сашу и лежавшую без признаков жизни на трещащем от пламени полу Дарью. Зато на диване Светлана увидела задыхающуюся от дыма, бледную, хрупкую Верочку и с силой прорвалась через кромеж. Вера ждет ребенка, неважно, от Саши или Дмитрия. Оба ей отчаянно важны. Да и сама Вера не заслужила такую страшную смерть. Ребенок тем более.
Светлана, почувствовав, как затрещали от жара волосы и натянулась на лице кожа, быстро потеряв влагу, попыталась найти Веру. Глаза слезились, едкий дым заволок все, мешая хоть как-то сориентироваться. Воздуха в груди не хватало, и резко вдохнув практически пламя, Светлана чуть не потеряла сознание от боли, в последний момент успев найти руку Лапшиной и шагнуть прочь, на свежий воздух.
Она упала, больно отбив колени, прямо в сугроб, заставляя толпу ахать и подаваться в испуге назад. Верочка недвижимо лежала рядом, даже грудная клетка, кажется, не шевелилась.
Светлана, закашливаясь и сплевывая черную мокроту, подалась к ней, ища на шее пульс. Его не было.
— Мишка! — хриплым, пострадавшим от пламени голосом, закричала она. — Волков! Сюда! Позовите Волкова! Срочно!
Она же видела, что он был тут, он успеет, он хороший целитель, он выцарапает Веру у смерти. А пока она сама боролась с такой глупой смертью Веры. Она дышала ей в рот, как учили на курсах, она с силой нажимала на грудную клетку, пока вокруг все крестились и шептались, что барышня от испуга головой тронулась. Они не были знакомы с принципами реанимации.
Голова кружилась, дыхания самой не хватало, но она остановиться она не могла. Светлана эфиром пыталась запустить сердце Веры, пусть она и не целитель. Она порезала палец и капнула кровь в приоткрытый рот Лапшиной. Рядом спешно опустился на колени Мишка, и созданная заранее, еще на ходу целительская сеть окутала Верочку и тут же погасла.
— Мишка! — ничего не понимая, выдохнула Светлана. — Не сдавайся, она ждет ребенка… Прошу…
Мишка, подозрительно ласково, как на больное дитя глядя на Светлану, отрицательно качнул головой:
— Она мертва. Уже больше десяти минут. Я не некромант, чтобы призывать мертвеца. Она мертва.
— Не может быть… Пожалуйста, попытайся еще… — сама не понимая зачем пробормотала Светлана. Да, Вера, возможно, ей угрожала, но ребенок-то ни в чем не виноват.
Рядом опустилась на снег Екатерина Андреевна и руками оплела Светлану, прижимая к себе:
— Тихо, тихо… — Она укачивала Светлану, как ребенка, пока предатель Мишка спешно рванул прочь. — Так бывает… Иногда люди умирают… Тихо, маленькая моя, тихо… Отпусти, она уже летит к Господу нашему, её душа уже далеко… Отпусти её…
Слез не было, но до боли, до горечи, точащей сердце, было плохо. Светлане не нравилась Верочка, но ребенок… И Саша… Есть же вероятность, что это его ребенок. Как после такого жить?
Саша как раз опустился рядом, быстро осматривая Веру Лапшину и скорбно закрывая ее слепо смотрящие на падающие с неба снежинки глаза. Миша все же вызвал дождь, только он пришел снегопадом. Снежинки таяли на еще теплой коже Верочки и текли прочь, как слезы.
Стало темно. Только фонари боролись с тьмой зимнего вечера — бушевавшее в доме Лапшиных пламя погасло. Шипели остывающие бревна дома. С грохотом просела крыша. О чем-то шептались люди… Кричали пожарные: «Поберегись!» — и городовые отгоняли прочь зевак. Наверное, это Саша погасил пожар, а Светлана и не заметила. Она подняла на него глаза и еле слышно выдавила:
— Прости, я не успела. — Она зашлась в приступе кашля.
Он нахмурился и озадаченно посмотрел на Светлану, на Екатерину, снова на Верочку… Старательно мягко он сказал: