— Свет моей души, прошу, не откажи мне… Будь столь любезна и прими мое приглашение: матушка тебя сегодня ожидает в гости.
Светлана в первый момент ничего не поняла: с княгиней Волковой она уже как-то сталкивалась в Суходольске — Мишель случайно или специально свел их в одном кафе. Тогда княгиня весьма холодно разговаривала со Светланой, давая понять, что та совсем не ровня им, «голубой крови» и «белой кости». Совсем не Светлану она видела в своих мечтах рядом с сыном, Светлана, между прочим, тоже не о Михаиле грезила. Приглашения от княгини, считавшей Светлану чуть большим, чем пустое место, она не ожидала.
— Мишель, ты о чем?
— Papa et mama ждут тебя в гости, глупышка моя!
Громов кашлянул и тут же извинился. Баюша поддержала его, демонстративно чихнув — несколько раз для непонятливых.
— Пожалуй, я откажусь от такой чести.
Увидеть разочарование на лице Волкова было ожидаемо — не часто Светлана ему и отказывала, но почему при этом разочаровался Громов⁈
Княжич упорно принялся уговаривать:
— Светлана Алексеевна, прошу… Я долго уговаривал матушку, я так многого жду от сегодняшнего дня… Для меня это вопрос счастья и смерти.
Именно такое неожиданное словосочетание сказал Волков. Даже Громов оценил. Про баюшу и говорить нечего — они раскашлялись в унисон.
— Но…
Княжич умоляюще сказал:
— Прошу. Последняя просьба. Самая важная в моей жизни. Светлана Алексеевна, клянусь, вы не пожалеете о решении приехать в Волчанск. Хотя бы пообещайте подумать — время есть.
— Я подумаю, — зная, что откажется, пообещала ему Светлана — так отделаться от княжича проще всего. Есть хотелось просто зверски, а не реверансы тут с Мишелем разводить.
Волков обрадовался, словно она сказала твердое «да!»:
— Благодарю! — Он впервые с момента прихода вновь «заметил» Громова: — пожалуй, мы с приставом больше не будем докучать тебе, душа моя, и пойдем.
Тому удалось удивить и Светлану, и Мишеля — он решительно сказал:
— Простите, ваше сиятельство, но я тут нахожусь по служебным делам, и пока их не выполню — уходить не собираюсь.
Волков нахмурился и раздосадовано посмотрел на Александра Еремеевича. Тот, к удовольствию Светланы, в этот раз взгляд не отвел. Она решила вмешаться, подслащая княжичу пилюлю поражения в борьбе с каким-то приставом:
— Мишель…
— Да, душа моя? — тут же расцвел в улыбке княжич, забывая об упрямом приставе. — Я весь внимание.
— Мне нужно подумать о вещах для поездки…
Он поймал её руку и поцеловал, как победитель, в запястье:
— Хорошо, душа моя. Я заеду за тобой через три часа — тебе же хватит времени собраться?
— Мишель…
— Если не захочешь ехать — просто свяжись со мной по кристальнику… — Он качнул на прощание головой и вышел прочь.
Светлана не успела ему сказать, что кристальник у неё заблокирован Смирновым. Ничего — приедет, и Светлана без Громова ему все доходчиво объяснит. Ни в какой Волчанск к холодной, как селедка, княгине она не поедет, это уж точно. Еще бы понять, что так разочаровало Громова в отказе княжичу.
Александр Еремеевич кашлянул как-то неубедительно — близость к баюше сказывалась даже на нем, — и напомнил:
— Завтрак, Светлана Алексеевна? Правда, яичницу придется для вас жарить по новой.
— Не стоит.
Она прошла на кухню. Громов воспитанно выдвинул для неё стул и помог сесть за стол. Манеры ему, наверное, прививала мама. Для купца они у него слишком изысканные.
Он принялся споро накрывать на стол. Перед Светланой появилась тарелка с пирожками, кружка с кофе — огромная, просто умопомрачительных размеров. Сам пристав встал к плите, деля яичницу с побелевшими от жара желтками на две части. Может, он в армии денщиком был? Или даже адъютантом? Откуда-то же у него есть эти навыки.
Громов поставил тарелку с яичницей перед Светланой, сел сам напротив неё и, поймав жалобный взгляд баюши, растаял перед ней — взял к себе на колени, придерживая её левой рукой. Баюша довольно мурлыкнула и снова подмигнула Светлане.
Громов опустил глаза вниз и беззвучно прочитал молитву. Светлана последовала его примеру, снова гадая, кто же он на самом деле? Точнее, кем он был до того, как появился в Суходольске? Слишком длинна была его молитва. От отца досталась набожность или… От службы у кромешников? Нельзя упускать из виду тот маленький, призрачный шанс, что он мог быть перегоревшим магом.
Она, нарезая яичницу ножом, первой разбила тишину, возникшую после молитвы:
— Александр Еремеевич, могу я поинтересоваться ходом расследования?
Он поднял на неё глаза и серьезно сказал:
— Если это вам не испортит аппетит.
Светлана не сдержала смешка, вспоминая, как выживала первый год после «Катькиной истерики» и как быстро потеряла розовые очки, узнавая настоящую жизнь.
— Я родилась и росла в Санкт-Петербурге, и на момент «Катькиной истерики» была в городе. Мне аппетит ничем не перебить.
Громов прищурился, что-то явно прикидывая в голове. Светлана подсказала:
— Мне было тринадцать, как и княжне Елизавете, если вы пытаетесь высчитать мой возраст. Так вам удалось узнать что-то новое? Сутки прошли…
— К сожалению, тело княжны пришлось отправить в Москву без вскрытия. Его запретили — императорская же особа… Карл Модестович только и успел сделать заключение об орудии убийства — короткий обоюдоострый нож или кинжал. Больше ничего узнать не удалось. Синица не вылезает из Сосновского — ищет там следы берендея, Петров и я тут обходим всех, кого можно подозревать в оворотничестве. Пока особых результатов нет. Кстати, спасибо за список с магами и возможными берендеями.
— Внесите в него Ивана Сидорова — он служит у нас в управе.
— Уже внес, Светлана Алексеевна. Сегодня планирую с ним поговорить.
Про княжича он ничего не сказал — уткнулся взглядом в тарелку и принялся мрачно есть яичницу. О Волкове она сама завела разговор:
— Михаил Константинович тоже похож на берендея.
— Похож, — согласился пристав. — В его случае придется поверить на слово, что он находился в своем имении.
— А ведь оттуда легко добраться до Сосновского, Александр Еремеевич.
Он поднял на неё глаза:
— В любом случае, я его допросить не могу — он княжич. Я же мелкая сошка. Потребуется разрешение из столицы, чтобы его допросить, да и не мне это делать. Кромешники сами решат.
Светлана решилась, внезапно поняв его разочарование и оценив тактичность — он не стал настаивать на ненавистной поездке:
— Хотите, я все же съезжу в Волчанск и сама все разузнаю?
— Хочу, — честно признался Громов, — но не имею права уговаривать вас.
— Я очень люблю золотую осень, так что… Переживу ради неё и княжича, и княгиню.
Громов, отодвинув в сторону пустую тарелку — ел он жадно и быстро, — подался вперед, забывая о баюше на коленях:
— Вы видели князя Волкова?
Баюша напомнила о себе яростным мяуканьем — Громов тут же послушно выпрямился, еще и почесал её за ухом.
— Видела. Он точно не может быть нашим преступником — он десять лет прикован к инвалидному креслу.
— Значит, одним подозреваемым меньше.
Светлана не удержалась:
— Можно вопрос?
— Конечно, — разрешил Громов, принимаясь за кофе. Его он пил медленно, смакуя каждый глоток.
— Все же почему вы решили, что убитая — великая княжна? Она не слишком походила на портреты императорской семьи. — Она признала то, что заметил даже Синица: — Скорее, она похожа на меня.
Громов кивнул:
— Это меня очень тревожит, если честно.
— Поверьте, я много раз проходила проверку на истинное имя. Я Светлана. Быть великой княжной я не могу — княжны с таким именем не существовало. И на императорские портреты я совсем не похожа. Все же… Почему Елизавета?
Он задумчиво отставил кружку с кофе. Баюша провокационно муркнула — вот кому пора допрос устраивать! — и Громов решился:
— Дело в жемчужном ожерелье на убитой. Оно точно подтверждает, что это Елизавета.
Светлана не сдержала удивления:
— Жемчужное ожерелье? Из-за этого вы решили, что это Елизавета?
— Да. Есть еще один убедительный довод за это, но это не мой секрет — о нем я вам пока поведать не могу. — Смотрел при этом пристав на баюшу. Он же не подозревает её в том, что она баюн? Она же молчала при нем. Точно молчала.
— С ожерельем, Александр Еремеевич, какая штука… — Светлана замерла, подбирая слова — сейчас о своем ожерелье, точнее о его краже, проболтаться нельзя. Да и не её ожерелье у убитой — у неё только тринадцать жемчужин было, когда как у предполагаемой княжны не меньше двадцати шести Громов должен был начитать. Этот обычай пришел из Великобритании и немного трансформировался на русской земле. Прижимистая королева Виктория дарила своей племяннице по одной жемчужине на день рождения, российские императоры же были куда как богаче: своим дочерям они дарили по жемчужине на день рождения и на именины.
— Слушаю вас, Светлана Алексеевна, — чуть подтолкнул её Громов.
Светлана сухо сказала:
— О бриттском обычае многие знали. Одно время было очень популярно дарить своим дочерям жемчуга, а кто попроще — полудрагоценные камни, — на дни рождения, как княжнам. Даже мой отец, который всегда ласково меня называл «моя царевна», так поступал. Он был инженером на заводе «Руссо-Балта» и покупать каждый год жемчужины, как императрица, не мог — мама разобрала свое ожерелье для этого. Каждый день рождения я получала жемчужину, как великая княжна. Потом эта мода пошла на спад — когда в газетах разразился скандал: кто-то из репортеров узнал настоящие траты «экономной» Катьки на жемчуга. Оказалось, что покупать каждый год жемчужины, подбирая их по размеру, цвету и блеску куда как дороже, чем сразу купить готовое. Мнимая экономия императрицы тогда сильно ударила по её репутации. Мода на подарки, как у княжон, сразу пошла на спад. Но я все же получала каждый год свою жемчужину, до самой «Катькиной истерики». Поверьте, таких недособранных ожерелий в России много. Это не гарантия того, что обнаруженная убитая — Елизавета.