— А ты чего сидишь? Раздевайся. Холод он такой. Коварный. Только кажется, что согрелся, а он опять тебя одолевает. Слыхала поди, что ведьмы хороводы-то нагими водят? Из-за мертвомира. Он прилипчив.
Светлана не сдержала смешка, представив голого Громова, уходящего в Навь:
— А кромешники тоже так ходят в мертвомир?
— Пфе! Эти-то? Они защитой обвешиваются и идут. Потом, если захочешь, я и тебе защиту сплету. А то Громов не поймет, еще и волноваться будет.
Светлана еле расстегнула замерзшими, почти нечувствительными пальцами все застежки на юбке и блузке, а потом замерла, стесняясь снимать белье. Агриппина вздохнула и накинула на неё рубашку:
— Под ней сымай, я отвернусь — не буду подглядывать, хотя чего я там не видела… И не бойся — рубашка хорошая, обереги я для племянницы вышивала — защитят от мертвомира.
— Простите, что…
Агриппина махнула рукой:
— Не глупи: пожалела бы рубашки — не дала б тебе.
Из зала доносились голоса — невнятное бормотание, которое перекрыл уже привычный Матвейкин крик: «Кровью умоется! Кровью умоется! И вздрогнет земля, и пойдет пламя, и воздух взбунтует, а вода уйдет!»
Агриппина Сергеевна вздохнула:
— Бедный мальчонка… За что его так…
Стоя на ледяном полу босыми ногами и стаскивая с себя белье, Светлана спросила:
— Вы его х-х-хорошо з-з-знаете? — от холода у неё снова зуб на зуб не попадал. Светлана, раздевшись и поправив на себе рубашку чуть ниже колена, с ногами забралась на диван и быстро закуталась в плед. Дыхание было ледяным. Даже согреть себя не удавалось. Чтоб она еще раз сунулась в Навь…
— Да кто ж его знает-то… — Агриппина Сергеевна так и стояла спиной к Светлане. — Он год как пришел в город. Говорил: мир смотрит и себя ему показывает — мол, зарок у него такой. Сперва тихий был, а потом как понесло его с откровениями. Чего он только не пророчил…
Светлана снова боролась с черной водой. В этот раз было легче — обереги все же действовали, не давали сну и воде утянуть на самое дно.
— Про Дмитрия он пророчил?
— Про Дмитрия-то? А что именно-то?
— Лапшина говорила…
Агриппина Сергеевна рассмеялась: у неё был глубокий, красивый смех:
— Это вы про «Ясна сокола» для Верочки Лапшиной? Это я по глупости ляпнула. И ты там разоблачилась, мышка?
— Да, — Светлана еле выдавила из себя: от озноба зуб на зуб не попадал.
Агриппина Сергеевна развернулась, при всей своей дородности легко присела на пол перед Светланой и принялась натирать резко пахнущей травами мазью её стопы. Та их отдернула в сторону, смущаясь, а ведьма хохотнула:
— Что, не мужские руки, да? Ниче, терпи… Не подумала я, что Лапшина все серьезно воспримет. Дашке бы разок взамуж сходить и понять, что ничего особенного в этом взамуж нету. А она все с Верочкой носится. Та носик свой воротит: этот рябой, этот косой, тот дед в тридцать лет, тот бедняк, тот невоспитан, тот краснеет, другой бледнеет, и все дарят вечно не то… И душу Верочки оценить не в силах — все в таком духе. Я и сказала как-то в ответ на вопрос старшей Лапшиной: «Где жениха Верочке брать?», — что ждет Верочку не иначе сам Дмитрий Ясный сокол с таким подходом к мужикам. Вот она и поверила.
Из зала продолжали раздаваться крики Матвея: «Наталье было семь! Марии пять! Дмитрию восемь! Мелких вообще туда не водили. Только Елизавете тринадцать! Окно возможностей скоро закроется!»
Светлана поморщилась, пытаясь понять, что в этот раз вещал Матвей. Агриппина Сергеевна, растерев ноги, принялась за руки Светланы:
— Ты не слушай Матвейку… — Руки у Агриппины были жесткие, сильные — растирала она больно. Светлане казалось, что вместе с мазью и кожа слезает. — Он сам не знает, что вещает. Про Дмитрия ты спрашивала… Его Лапшина как-то приперла к стенке с вопросом о Дмитрии Ясне соколе. Матвейка почти замертво упал, бьясь в корчах и крича: «Мертв! Мертв! Мертв!» Всю голову тогда себе разбил о брусчатку — я его потом у себя держала, болезного. Лечила, как могла. Покормить-попоить вечно проблема была — отбивался с криком: «Нельзя мне!» Эх, кто бы из магов его посмотрел…
Светлана вспомнила Мишины клятвы в дороге:
— Его княжич посмотрит — он обещал.
— Эт хорошо. Эт просто замечательно. Матвейка парень хоть куда, только больной чутка… Впрочем, а кто сейчас из мужиков здоров?
Светлана осторожно уточнила:
— Громов?
— Сашка-то? Его земля не держит. Его Навь тащит. Держала бы ты его крепенько, все было бы легче. — Агриппина с правой руки перешла на грудь, крепко растирая ключицы. Светлана морщилась: мазь начала действовать и жгла неимоверно. — Что, жалеешь, что Сашка сбежал, отказываясь греть? Он гордый. Магию растерял, а гордость свою никак забыть не может — вечно прет куда не просят.
Светлана замолчала — как-то расспрашивать о личной жизни Громова нехорошо.
Агриппина закончила растирать спину, поправила рубашку на Светлане и принялась её закутывать в плед:
— Спи, девонька. Спи, сил набирайся. Что-то будет злое. Домовые все из Суходольска ушли. И банные, и овинные — вообще вся нечисть. Тебя-то еще не гонит прочь?
Светлана опустила голову на подлокотник дивана и сделала вид, что засыпает. Жесткая, пропахшая травами рука осторожно прошлась по её голове, гладя.
— Спи. Спи…
Глава тринадцатаяСветлана находит учителя и тут же теряет его
Дробно стучал за окном дождь. Вода шумела, убаюкивая, только заснуть, когда все тело как пламенем объято из-за ведьминской мази, нереально. Светлана чувствовала себя безумно больной, и уже не была уверена, а так ли опасен холод — он хотя бы, причиняя сперва боль, потом нес покой. По лицу Светланы струился пот, разъедая веки, но вытереть его руками она боялась — согревающая ведьмина мазь явно не предназначалась для глаз. Оставалось только лежать и терпеть. Даже думать не удавалось, горя и не сгорая. Мирок сузился до шороха дождя и горящей кожи.
Скрипнула дверь.
Буркнул Демьян: «Обождите, вашбродь, видите же, что я петли смазываю!» Светлана не сдержала смешок — Демьян с масленкой в руках, стоя в дверном проеме, тут же ожил:
— Видите, вашбродь! Не спит Светлана Лексевна!
У Громова, выговаривающего из зала Демьяну, был усталый, немного обреченный голос:
— Во-первых, Синица, к княжичам обращаются «Ваше сиятельство!», а не «вашбродь», во-вторых, Алексеевна.
Демьяна было не исправить — Светлана чуть приподнялась на диване, замечая его растерянный вид:
— А я как сказал?
Михаил обогнул удивленного помощника пристава и подошел к Светлане, присев на самый край дивана и осторожно поправляя плед на её плече:
— Светлана, свет моей души, как ты себя чувствуешь?
Она заставила себя улыбнуться:
— В лесу было лучше.
Громов сухо заметил, держа в руках полотенце — Светлана сейчас за него душу отдала бы, лишь бы вытереть пот:
— Лекарство всегда хуже болезни, Светлана Алексеевна. Я договорился с Агриппиной Сергеевной — она проведет чистку ваших вещей и вечером доставит их куда попросите: или сюда, или к вам домой. Ваш адрес я ей дал, как и номер вашего кристальника, извините за самоуправство.
Михаил тут же вмешался, опережая Светлану — он всегда действует из лучших побуждений, но никогда не думает о последствиях:
— Конечно, домой. Я сейчас…
Перебивать было трудно, но необходимо — Светлана старательно твердо сказала:
— Миша… Прости, но я сейчас никуда не поеду — не в таком виде. Сплетен потом не оберешься. И, раз вещи мне Агриппина Сергеевна почистит, то и покупать новые мне не нужно. Как только мои вещи вернут — я поеду домой. Сама. Миша, не спорь — ты сейчас единственный маг, ты нужнее городу.
Громов, укладывающий Светлане на лоб сухое с ярким ароматом лаванды полотенце, предложил:
— Светлана Алексеевна, если вам неудобно находиться тут, то я могу послать к вам домой Демьяна. Он привезет вам все, что нужно из одежды, а потом и отвезет вас домой. Я мог бы предложить свою квартиру, но опять же — слухов будет много. Местные любят судачить.
Михаил откровенно скривился, но необычное дело — промолчал.
Светлана кивнула, благодаря Александра Еремеевича:
— Спасибо. Это, пожалуй, наилучший способ — не хочу вас стеснять. — Она перевела взгляд на Михаила: — У меня к тебе единственная просьба: Миша, пожалуйста, продай ожерелье и возмести мне стоимость тринадцати жемчужин — я расплачусь с Агриппиной Сергеевной.
Пальцы Громова, осторожно промакивающие полотенцем пот на висках Светланы, чуть дрогнули:
— Простите? Жемчужины? Но, позвольте, вы говорили, что опознали ожерелье на убитой в Сосновском…
Светлана смутилась:
— Тут какая история получилась… Миша, расскажи, пожалуйста.
Михаил, медленно примиряющийся с тем, что подарки от него она опять не примет, вздохнул:
— Да, Светлана… Как скажешь. Александр Еремеевич, я знал об ожерелье Светланы. Мне хотелось сделать ей сюрприз и дособрать его. Я показал ожерелье Аристарху Эдуардовичу Болину…
Светлана прикрыла глаза: то, что Мишка ожерелье перед этим украл, он промолчал — княжичи не крадут, они только заимствуют, а кто думает иначе — тот ошибается.
Громов тут же перебил:
— Когда?
— С год назад.
— Точную дату можете сказать? И подождите, я сяду за стол, чтобы делать записи, если вы, конечно, не против.
Кажется, Михаил чуть вмешался магией, потому что Светлану несмотря на жар потянуло в сон. Или это травы чудесного сбитня начали действовать? В любом случае половину рассказа под скрип перьевой ручки Громова она продремала. Очнулась только, когда Михаил перешел с рассказа про ожерелье на более подробное описание поисков Ивашки.
— Баюн, — напомнила она Михаилу, и тот кивнул:
— Да, Баюшенька, оказывается, не дикая по словам лешего. Она кому-то служит.
Громов тихо сказал:
— Императорской семье. Кому же еще. Я предполагал такую возможность.
Светлана нахмурилась — только она, оказывается, поверила словам Китти: