Кровь в моих жилах — страница 54 из 62

В дом к письмоводителю Ерофею Степановичу Светлана заглянула уже специально — вывались из кромежа сразу на втором этаже уцелевшего доходного дома, где он проживал, и ворвалась в его квартирку с перекошенной дверью. Он тоже был мертв. Только его смерть была иной. Медвежьи когти вырвали ему горло, почти отрывая голову от тела.

Не думать. Не страдать, что это её ошибка. Она могла его спасти, арестовав, но… Он сам выбрал свою смерть, когда пошел на сделку с Волковыми.

И снова кромеж, где тень все ближе и ближе, а потому бежать, не задумываясь, пока не поймали. Опять проверки — уже за пределами городка. Её служба не заканчивается в Суходольске.

Все это высасывало силы Светланы, как голодная бездна. Она действовала на автомате. Проверить, сообщить, что здание надежно, охране, главному врачу, какой-то перепуганной женщине в одной тонкой ночной сорочке, первому попавшемуся дьякону…

А время идет. Время не останавливается ни на миг. И даже в кромеже — Григорий Кошка чуть не схватил Светлану за руку. И голоса в Нави тоже ближе.

Как заведенная игрушка, Светлана прыгала туда-сюда: мир-кромеж-снова мир. Покой кромежа и крики Яви.

И снова проверки.

Главное, не думать, что в её списке спасаемых закралась ошибка. Она точно знает, что ошиблась. Потом Бог спросит. И она не знает, что ему сказать. Впрочем, о чем это она? Она окажется в Нави.

Круговерть боли завертела её с головой. Ей бы чуть-чуть отдохнуть. Чуть-чуть посоветоваться хоть с кем-то. Просто убедиться, что она поступает правильно. Убедиться, что с Сашкой все в порядке. Найти Мишку и проверить его. Он не из тех, кто глупо помирает, но всегда случается что-то невероятное. Убедиться, что с Ларисой и Герасимом все в порядке. Найти Матвея…

Мир кружился, а в животе была неприятная слабость. Она потратила слишком много сил.

Она заставила себя собраться. Кромеж выкинул её около разрушившегося кирпичного дома, по которому, как муравьи, ходили в суходольском привычном осеннем сумраке мужики, пытаясь найти выживших — надо помочь с поисками, указывая, где искать живых, а потом…

Потом ограбить лавку — Светлана понимала, что это неправильно, но от слабости её чуть ли не шатало.

Сидя на крыльце под каплями начавшегося нудного дождя и жуя безвкусную булку, Светлана старалась ни о чем не думать. Инструкция мага в чрезвычайных ситуациях была четкая и простая: перейти под командование губернатора и выполнять его приказы. Она же поступила иначе. Правильно или нет, покажет только будущее. Будущее, которого почти нет.

Светлана быстро вымокла — сейчас она не могла себе позволить расходовать эфир на себя, а зонта не было. На тротуаре пузырились под тугими струями дождя лужи, откуда-то неслись рыжие от крови ручейки. Кровью началось, кровью держится, кровью умоется. Суходольск уже умывался кровью.

Мимо неслись напуганные люди. Наверное, кто-то кричал, кто-то молился, кто-то плакал — умом Светлана это понимала. Только не слышала ничего. Сознание милосердно отключило чувства, давая ей передышку в творящемся кошмаре. Она смотрела черно-белый фильм. Без звука и музыки старика-тапера. Мир вокруг неё снова сошел с ума. Так будет каждые десять лет, пока духи не смирятся, что договор окончательно расторгнут. Ночью придет пламя, и все, что сейчас делала Светлана, абсолютно лишено смысла. Завтра будет жарко, и погибнут те, кто выжил сегодня. Может, сдаться и не делать ничего? Ведь все лишено смысла. Пусть умоется кровью.

Сашка почему-то именно этот путь и выбрал. Почему? Это совсем не по-громовски. Хотя что она о нем знает? Он все же кромешник до глубины своей проклятой души. У него, как и у других кромешников, было десять лет, чтобы смириться с надвигающимся. Неужели они не понимали, что ждет мир? Неужели им было все равно? Сашка говорил, что он нечисть, что они думают иначе и смиряются со многим. Он смирился с таким вот будущим? Он смог смириться, что завтра придет пламя⁈ Почему? Десять лет опричнина не думала, что мир рухнет. Не готовилась к этому. Смирилась, решив, что миру проще переболеть. Сейчас страшно было представить, что еще вечером ей дом с Сашкой казался мечтой. Быть рядом с таким чело… Нечистью невыносимо.

Даже слез не было — она их выплакала десять лет назад. Он просил верить ему. Верить уже не получалось. Она не умела этого, а то, что было, та маленькая капелька веры, оставшаяся от прежней жизни, растаяла в сердце, как прошлогодний снег. Ему важнее было защитить её, а не умирающий мир. Значит… Надо все же шагнуть в Навь и расспросить отца о ритуале. Она вернется. Она на лбу себе напишет: надо вернуться! На руках и на ногах напишет: вернись и спаси! Она выйдет из Нави, потому что Сашка все же предал — страну, людей, он предал землю, которую обещал защищать. Хотя, о чем это она? Он прежде всего кромешник, они клянутся охранять царскую кровь. Тут он действовал верно, не отступив от своей клятвы.

Решено. Она соберется, чуть закончит со своими делами тут и шагнет в Навь. Кто-то же должен спасти этот неправильный мир. Пока есть время, надо заняться разрушенными домами. Хотя самые страшные она вроде помогла исследовать, когда ныряла по проложенному ею маршруту полиция-больницы-приюты и так далее по всей губернии.

Хотя нет. Дома разберут люди. Она же должна спасти свою страну. Она должна остановить пламя. Её ждет Навь.

Она шмыгнула домой — проверить Ларису и Демьяна, и заодно захватить вещи — после Нави ей нужно будет переодеться. Собрав на скорую руку вещи, она замерла посреди своей комнаты. Странное дело. Она тут жила три года, а захватить с собой на память нечего. Не розы же брать с увядающими бутонами — воду цветам никто не подливал. И долги на ней к тому же висят. Она целковый Демьяну должна. Простит он этот рубль или нет? Теперь о таком поздно думать. Оставить записку Мишке? Впрочем, неважно. На ней грехов и так полно, одним больше, одним меньше — не имеет значения.

Она вышла из дома, держа сверток с одеждой в руке. На глаза через Каменку попались два разрушенных дома. Она, отодвигая все планы, забывая о кромеже рванула по мосту на помощь пожарным, разбирающим завалы. Время еще есть.

День шел стремительно — казалось, еще недавно светало, а уже колокола звонят шесть вечера. Отвлекаться больше нельзя — она должна отрешиться от городских проблем, занимаясь только тем, что зависит от неё.

Кристальник звякнул, оживая и даря надежду. Светлана достала его из кармана чужой шинели и набрала номер Михаила, проваливаясь в кромеж.

Сигнал на удивление прервался всего на миг — пока она притягивала к себе Ольгинск и перепачканного в кирпичной крошке Мишку.

— Надворный советник Волков, — звучало устало и немного надломлено. Впрочем, Светлана видела, что он удерживал стены разрушенного дома, откуда споро выносили тела людей.

— Это Светлана, — еле выдавила она. Мишка расплылся в улыбке, словно она его могла видеть:

— Свет моей души! — Мимо него пролетели железные перила с куском балкона — он увернулся в последний момент. — Как ты?

— Мишка… Я тебя люблю. — Пусть не так, как он ждет, но она его любила — он же её кузен-племянник-внук-дядя или даже дедушка. — Ты говорил, что веришь мне.

— Верю. Как самому себе.

Кто-то прокричал, что все, последнего вынесли, и Мишка тяжело осел на грязный тротуар, отпуская эфиром дом. Тот беззвучно сложился, как карточный домик — Светлана грустно улыбнулась: даже сейчас он думал о ней и наложил полог тишины, чтобы она не волновалась понапрасну.

— Свет моей души, чем я могу тебе помочь?

— Миша… Мишенька, телефонируй своей семье. Скажи всем, что Богомилова не выдержала случившегося и уезжает прочь, заграницу. Она не хочет жить тут. Сегодня вечером я уеду из Суходольска навсегда. Скажи, хорошо? Всем скажи.

Он ударил кулаком по куску балкона, который чуть не убил его. Он снова и снова бил, пока костяшки пальцев не окрасились кровью. Только голос его был все таким же отрешенным:

— Да, свет моей души. Я все сделаю. Только помни: ты обещала жить.

— Я буду жить, Мишка. Честно. Я пришлю тебе открытку от бабушки. Она давно звала меня к себе, так что…

— Светлана… Я могу еще чем-то тебе помочь?

— Миша, все хорошо. Только последняя просьба: Громову ни слова! — Она прервала звонок, продолжая наблюдать на Мишкой. Тот мотнул головой, стряхивая с себя пыль, потом зло улыбнулся и набрал номер на кристальнике:

— Добрый день, отец… Светлана уезжает… Сегодня вечером, сейчас, если хочешь… На машине, естественно! Поезда не ходят. И мне плевать на твое «жаль»! Ваши с матерью интриги меня достали…

Он прикусил губу, потом упрямо набрал следующий номер:

— Мама… Она уезжает… Да. Сегодня. Да. Я помню. Ты говорила, что она мне не пара. Я помню это. Хоть на миг вспомни себя, когда тебя выпнули из спальни, дворца и сердца!!! Почему ты помнишь о своей боли, но не понимаешь мою? Мама… Мне плевать, что у тебя великая материнская цель и когда-нибудь я буду тебе благодарен! Не буду! Никогда.

Он набрал следующий номер — вот же… Светлана поняла про княжну только сегодня, точнее вчера, а он… Он, получается, подозревал её и раньше.

— Настасья, вали в ад! Она бросила меня, она уезжает — и все из-за тебя!

Светлана чуть не сделала шаг к Мишке, чтобы обнять его напоследок и утешить — Демьян рванул к нему с криком:

— Вашбродь! То есть сиятельство… Че со Светланой Лексевной случилось?

— Ни-че-го.

— Об этом «ничего» Лександр Еремеич должен знать?

— Нет. Не должен.

Она позволила кромежу притянуть себя. Кошка ждал ей невдалеке.

— Подожди, — сказала она ему. — Мне не до тебя!

— Я могу помочь, Вета.

— Вали в ад! То есть Навь… Мне нужен отец, настоящий отец, а не ты!

Она шагнула прочь — в дом Платоновых. Она хотела знать напоследок, что происходит там. Лучше бы не знала. В доме была бойня. Все в крови: деревянный пол, дорогие ковры, стены в шелковых обоях. Везде лежали трупы. Женские и мужские, детских не было. К счастью. Кем же ты стал, мальчишка, запускающий воздушных змеев?