И снова кромеж. Она, уже все понимая и зная, все равно хотела увидеть Сашку. Последний раз. Она понимала, что он такое же чудовище, как Дмитрий. Он нашел свое меньшее зло и решил держаться его. Его меньшее зло — дать миру переболеть, не считаясь с жертвами. Она сама ничем не лучше его — она выбрала Навь и капище, когда тут погибают люди, нуждающиеся в её помощи. Её собственное кладбище из тех, кого она могла спасти, но не спасла, будет огромным. Она понимала это, но тайна ритуала сейчас важнее — смертей на ней будет чуть меньше, чем могло бы.
Она такое же чудовище, как Сашка. Она тоже выбрала свое меньшее зло.
Найти Сашку не удавалось. Зато её вынесло на Матвея. Сейчас он выглядел непривычно: надел и штаны, и рубаху вместо своего рубища. Только был все так же грязен и неопрятен, несясь куда-то по своим делам. Наверное, следует своим видениям и тоже спасает людей… Ему в чем-то легче — он видит нужное. Светлана же копошится в темноте, совершая ошибки за ошибками. Она вылетела на него из кромежа и закричала в спину Матвея совсем не то, что хотела — она хотела подсказок для себя, а закричала про Сашку:
— Матвей! Спаси Сашку! — Ей все же было важно его спасти, хотя она понимала: спасать там нечего.
Он оглянулся:
— Не нужно.
— Матвей!
Он поджал губы.
— Не нужно. Но спасу. — Он посмотрел на неё, уже исчезающую в кромеже и внезапно заорал: — не дури! Ты не одна!!!
Это она и так знала — сейчас в кромеже было не протолкнуться из-за опричников, так что она тут же вылетела в Явь. Вот точно не одна!
Её притянула Уземонка. Самый нехороший её кусок. Тут от домов мало что осталось — завалы разбирали мужики, редкие пожарные, еще более редкие городовые, которых почти было не узнать из-за кирпичного крошева, с головы до ног усыпавшего их. И военные, прибывшие в город. Теперь станет легче. Теперь появилась надежда. Она попыталась уйти кромеж — ей еще с лешим договариваться, но заметила Матвея и… Сашку. Саша, усталый, грязный, предавший мир, но при этом все еще до боли родной, устроил прямо на площади импровизированный штаб, который выдавал только вытащенный откуда-то стол с потрепанной картой с непонятными отметками. Он отдавал околоточным и каким-то простым мужикам приказы. Заметив идущего к нему Матвея, он, как сокол, рванул к нему:
— Стоять, холер-р-ра! Только не пророчь!
Матвея выгнуло дугой, он заорал в небеса, падая навзничь:
— Если он выгорел, то переболеет, сгорит в благости и… И⁈
Светлана вздрогнула, узнавая голос Кошки. И… Свой голос. Ничьим иным он быть не мог.
Сашка упал на колени перед Матвеем, подставляя руку под его бьющуюся в припадке голову. Юродивый орал в небеса, выдавая секреты кромешников:
— И кем, по-твоему, может стать тот, в ком сгорело все нечистое? Сашка идиотина! Он станет человеком!
Ноги Светланы обмякли — такое ей даже в голову не приходило. Сашка станет человеком… Болью полоснуло сердце — сможет ли он тогда смириться с собственным выбором? Сможет он пережить меньшее зло, которое выбрали кромешники?
Сашка побелел. Он затряс Матвея, снова удивляя Светлану тем, как по-разному у них устроены головы. Она думала о пламени и его будущей совести, он думал о ней самой.
— Она вернется из Нави⁈ Отвечай! Она вернется из Нави⁈
— Отпусти… — пробормотал Матвей, еле садясь.
Сашка не отставал от него:
— Она вернется из Нави?
— Она в неё не войдет. Кошка не позволит.
Матвей внезапно обнял сгорбившегося Сашку за плечи и хлопнул по спине:
— Все будет хорошо. Слово чести. Верь.
— Матвей…
Тот скривился:
— Но крови она нам попортит много.
— Портят нервы, — упрямо поправил Сашка. — Кровь пьют.
— Значит, все будет еще хуже. Кстати, почему ты ей не сказал, что все еще находишься под обетами кромешников?
— Ни к чему это, — отрезал Сашка.
Матвей снова хлопнул его по спине, заставляя кривиться от боли:
— Идиотина ты. Она тебя чудовищем из-за этого посчитала. Она же все думает, что одна. Она все еще верит, что вы чудовища, которые за десять лет не разработали план, как остановить пламя, ветер и воду.
— Я под обетами! Я не могу об этом говорить! Тебе ли не знать⁈
Светлана рассмеялась легко и просто. Обеты! Как она сама не догадалась? Он же во время беседы с ней ни разу не назвал себя кромешником. Он говорил уклончиво, так что понять можно, но только зная, что он кромешник. Он… У них! У опричников, у кромешников есть план, как остановить пламя. И ветер. И воду. И, значит, что она может быть спокойна, она может отсидеться под их защитой… Но все же с её планом будет надежнее. Главное, что с Сашкой все будет хорошо. Это же надо… Он станет человеком. Теперь все предстоящее ей самой было нестрашно. Главное она знала — после Рождества будет потрясающий Новый год. Первый год настоящей жизни Александра Еремеевича Громова. Самое забавное, что никто и не заметит, что он стал человеком, потому что он им был всегда. Он не изменится, даже когда у него появится душа.
Она шагнула кромеж и тут же вывалилась на опушке леса.
— Дедушка! Выйди, пожалуйста! — она буквально рухнула в мокрую после дождя траву — ноги не держали, а на лице все так и бродила глупая улыбка. Она так нелепо сомневалась в Сашке. Все из-за её привычного недоверия. Все из-за её привычки жить одной. Она не одна. За ней сотня кромешников, готовых прийти на помощь.
— Дедушка!!!
— Да не кричи ты так, свиристелка. Чего хотела?
Леший опустился на траву рядом с ней.
— Мне помощь нужна, дедушка. Только отплатить мне нечем, — честно призналась Светлана.
— Нужна мне твоя оплата… Глупая ты, свиристелка. Так тебе помогу. Нечисть издалека видит другую нечисть. И помогает. Если нам не держаться вместе, то и не выжить.
Светлана снова улыбнулась: вот и причина, почему Баюша так ластилась к Сашке, и почему волковский домовой пришел на помощь и ответил на все вопросы.
— Свиристелка, ты чего лыбишься? Влюбилась, что ль?
Она посмотрела в серые от туч небеса и честно сказала:
— Не знаю, дедушка.
— Не знает она… Че хотела-то?
— Вдовий мыс знаешь?
— А то ж.
— Мне надо, чтобы к полуночи туда вышел один проклятый или зачарованный медведь. Ой, бер.
— И где я тебе его возьму?
— Он сам найдется. Мне нужно, чтобы ты проложил для него путь от моего дома и до Вдовьего мыса. — Она протянула ему свою перчатку: — это для запаха.
Леший вздохнул, беря её:
— Сделаю, но чет мне подсказывает, что глупая ты, свиристелка.
— Уж какая есть, дедушка.
Глава пятнадцатаяСветлане предстоит стать убийцей
Каждое пророчество — сделка со временем. Никто не знает, когда оно рождается: когда произносится или когда воплощается, и что будет, если получивший пророчество, сбежит. С одной стороны, у всех на слуху «Песнь о вещем Олеге», с другой — сколько неизвестных Олегов все же избежали воплощения пророчества? Никто не знает. Пророчество — змея, кусающая себя за хвост, временная петля, которая может разрушиться, если связь произнесенного и воплощенного нарушится, и что произойдет в результате — тоже никто не знает. Избежавшие пророчества о таком не докладывали в магические управы. По кому ударит невоплощенный хвост пророчества? По прошлому или по будущему? Светлана не собиралась рисковать Сашиной судьбой. Она пришла в кромеж — она поговорит с Кошкой, даже если времени будет не хватать. Только сперва все же — отец или мать. Разговор с ними важнее.
Кошка её уже ждал — мгновенно оказался рядом, суровой статуей возмездия замирая перед Светланой:
— Ты не войдешь в Навь. Не сейчас, когда так ослаблена.
Одна его половина растворялась в тьме, вторая плавилась в свете. Наверное, это больно. Впрочем, неважно. Все кромешники — застывшие между мирами. Некрещенные дети, вытравленные, умершие в родах, погибшие, часто еще и вине родителей, откровенно убитые, похороненные под порогом или на проклятом перекрестке. Пару веков назад на Соборе все же решили, что такие дети попадают сразу в рай. Пару веков назад. А до этого? И кто решил? Люди. Что происходит на самом деле с такими детьми, никто точно не знает. А они замирают между мирами. Ни живые, ни мертвые. Они возвращаются игошами, когда в них побеждает тьма. Они возвращаются кромешниками, когда в них побеждает свет.
Светлана твердо сказала:
— Я войду в Навь, чего бы это мне ни стоило. Заодно обещаю — я вернусь оттуда, и мы с тобой поговорим.
Она не успела написать себе на руках: «Вернись!», зато Сашина душа — хороший стимул, чтобы вернуться. Змея пророчества должна укусить себя за хвост.
Кошка вновь повторил:
— Ты не войдешь, Вета. Я не пущу.
Она предложила очевидное — время подумать над словами Матвея у неё было:
— Тогда идем со мной. Будешь моим учителем. Будешь тем, кто выведет меня обратно.
— Необычно.
Светлана пожала плечами, понимая от кого мог подцепить это слово Саша:
— Один хороший человек сказал, что вы именно так учите детей.
Кошка сурово посмотрел на неё — этот взгляд ей был знаком по прежней, запретной жизни:
— Не обольщайся. Мы не люди.
Она устала. Ноги её не держали, а Кошка, кажется, решил стоять до последнего. Светлана зачерпнула тьму и превратила её в кресло, надеясь, что это не сильно богохульно.
— Извини, я присяду — сил стоять нет. И… — Она вздохнула: — на днях моего хорошего друга ранил медведь. Он попал на операционный стол.
Кошка саркастично приподнял бровь.
Светлана отмахнула:
— Ты же понял, кто попал на стол к хирургам. Друг, а не медведь. Ему… Другу, а не медведю, провели полостную операцию. И никто не заподозрил, что они оперируют не человека.
— Веточка, душа нематериальна. Её не рассмотреть на операции.
— Тогда с чего вы решили, что вы не люди? С чего вы решили, что у вас нет души… Убийца тоже теряет душу, совершая тяжкий грех, но его видовая принадлежность не меняется. Он, став зверем, остается человеком.