юдская масса, которая отнюдь не желала работать. Немногочисленных караванов, следовавших из Алиссии к гномам Северного Всхолмья, едва-едва хватало, чтобы прокормить эту ораву, да и торговцы отнюдь не желали терять деньги, предпочитая пускаться через куда более долгий, но безопасный путь вдоль земель Великого Королевства. Мощь Алиссии начала падать. Окончательно власть Торгового Конклава прекратил всё тот же Эрик Вырви Глаз, которому ввиду денежных трудностей ничего не оставалось, как предпринять уже открытую атаку на город. Выбора у атамана не было, в противном случае его армия сожрала бы саму себя. Жадность подвела торговцев Алиссии, в довершение всех бед они изрядно сократили число стражников на своих землях под предлогом, что набеги орков городу больше не угрожают. Поход Эрика увенчался полным успехом. Несмотря на все укрепления, обескровленная стража не смогла одолеть воровскую армию, и была разбита. Алиссия и все окрестные земли подверглись нещадному разграблению. Все представители Торгового Конклава были убиты, а имущество их изъято. Сбежать никто из богатеев не успел. Многие простые жители были обращены в рабов. Им была уготована участь трудиться на равнинах Вороножья, выращивая разбойникам пищу. Очевидно, что подобное нападение не могло остаться незамеченным. Вскоре на земли Алиссии вступила армия Великого Королевства. Эрик сбежал и укрылся в Вороножье. Король Тир Третий, понимая, что угрозу нужно выжечь на корню, продолжил свой поход, двинув войска на север. Вскоре королевская конница настигла Эрика, разбойник был убит, а голову его вручили в качестве подарка жителям Алиссии, уже успевшим принести торжественную присягу Великому Королевству. Однако по Вороножью всё ещё бродило немало разбойничьих банд. Земли эти в ту пору были мало кому известны. Долина таила в себе множество надежных укрытий. Тир Третий понимал, что рано или поздно набеги бандитов повторятся вновь. Тогда король принял идеальное, на его взгляд, решение, выделив наиболее отличившегося во время компании безземельного рыцаря, монарх назначил его князем Вороножья, повелев ценою жизни охранять границы государства. Этим рыцарем оказался дед благородного Герхарда. Король помог молодому князю воздвигнуть заставу, а затем и форт, который при отце Герхарда был перестроен в крепость. В Вороножье потянулись искавшие лучшей доли переселенцы. Также положение и влияние княжества сильно возросло, когда по никому неизвестным причинам Орден Белого Орла выбрал Вороножье, как место возведения своего монастыря. Из его стен, в конце концов, вышли и я с Тимофом. К несчастью, с течением времени название новой провинции всё меньше и меньше нравилось нашим князьям, так как оно служило объектом всевозможных шуток. Как-то отец лорда Герхарда несказанно оскорбился, когда при дворе кто-то назвал его «князем воровских ног». Наказав в поединке обидчика, тогдашний хозяин Вороножья приказал переименовать провинцию, повелев называть свою землю «Вороновье». В качестве своего герба князь избрал черного ворона. Алая лента в клюве птицы должна была свидетельствовать о военной доблести рода и памяти о том, при каких обстоятельствах Вороновским достались эти земли. Видимо, правитель рассчитывал, что подобной игрой слов он быстрее отучит двор и простолюдинов от устаревших определений. С тех самых пор на название «Вороножье» был наложен строжайший запрет, но у многих, особенно у пожилых людей, случались частые оговорки. Бран, видимо, был как раз из таких.
Рассказ я закончил вовремя. Как раз поспел приготовленный Тимофом обед. Надо признать, выглядело всё достаточно аппетитно. Оставив этих двоих переваривать моё длинное историческое повествование, я, взяв у Романха солидный поднос и серебряные столовые приборы, двинулся к карете.
— Входи! — последовал приказ принцессы, как только я постучал в дверь.
Обстановка внутри экипажа была ближе к описанию королевских покоев. Карета оказалась больше, чем это могло показаться снаружи. Стены и широкие мягкие сиденья были обиты красным бархатом. Потолок кареты был настолько высок, что, даже вытянувшись в полный рост, я едва-едва доставал до него макушкой. Кругом были разбросаны вещи Её Высочества: коробочки с разнообразной пудрой, флаконы то ли с духами, то ли с маслами, и много ещё всякого, о чём я, как истинный мужлан, не имел ни малейшего понятия и не был даже способен описать. Напротив роскошного сиденья располагался изящный столик из красного дерева, над которым висело зеркало в солидной позолоченной раме, прибитой прямо к стене. На самих сиденьях располагались большие, и, по всей видимости, очень мягкие подушки, обшитые золотыми и серебряными нитями. Принцесса Люция возлежала на одной из них, подобрав по себя ноги.
— Ваше Высочество, — поклонился я.
— Поставь на стол! — объявила она.
Я выполнил приказание, расположив поднос между рядами зеленых флакончиков.
— Ну и дрянь! — заметила Люция, — в ваших краях явно не знают толк в яствах.
Я смущенно улыбнулся, сделав в голове пометку при встрече, пусть в шутку, но дать Тимофу в глаз. Конечно, он, может, ни в чем и не виноват, но почему я один должен был оставаться крайним?
— Ладно, — произнесла принцесса, — подай мне яблоко!
Я несколько удивился, ожидая, что Люция будет кушать одна. Моё долгое присутствие в карете могло быть двусмысленно истолковано окрестным людом. С другой стороны, не получив разрешения удалиться, уходить мне было нельзя. Ничего не оставалось, как подать принцессе пищу. Что я и сделал, надо признать, не без удовольствия. Она приняла плод из моих рук, слегка дотронувшись своими мягкими пальчиками до моей ладони. Я покраснел. Принцесса, казалось, этого не заметила.
— Могу ли я ещё что-либо для вас сделать, Ваше Высочество?
Принцесса пожала своими нежными плечиками. При этом её грудь несколько прошла вперед и…. Она почувствовала, куда направлен мой взгляд, и улыбнулась.
— Я бы хотела послушать что-нибудь о воздержании и целомудрии! — произнесла она и улыбнулась, обнажив свои маленькие, ровные и играющие белизной зубки.
Уши мои стали пунцовыми, видеть я их, конечно, не видел, но зато прекрасно чувствовал.
— Здесь жарко, не правда ли? — произнесла она, слегка проведя ладошкой по своей груди.
Я издал какое-то мычание, которое лишь с большой натяжкой можно было считать утвердительным ответом.
— Может, поможешь мне снять платье? — предложила она, мягко откусив кусочек яблока.
— Ммээээээ… — протянул я.
Она улыбнулась ещё шире и принялась оценивающе рассматривать меня своим томным взглядом. Я не знал, как положено вести себя принцессе, но как-то определенно не так.
— Ну же? — вызывающе произнесла она, выставив вперед свою грудь.
Я замер. Она была настолько близко, что мне казалось, будто я чувствую исходящее от неё тепло. Моё тело забила волна желания. Разум уже начинала окутывать мысль: «Да гори оно всё огнем», с большим трудом, но я с собой справился.
— Я отказываюсь верить, что Ваше Высочество хочет моей смерти!
— Смерти? — произнесла она.
— Ваши крики, Ваше Высочество, — объяснил я, — которые прозвучат, когда бедный светлый брат подойдет ещё хоть на ладонь ближе. Думаю, князь не станет разбираться, а просто вздернет меня на первом же дубе, сразу после того, как дружина вломится сюда и увидит, что я покусился на Вашу честь.
Люция чуть наклонила голову и посмотрела на меня уже новым взглядом. Теперь в её глазах не читались презрение и насмешка, скорее, это было любопытство, вроде даже смешанное с частичками уважения.
— А ты не глуп! — заметила она, — не попался на столь простой трюк.
— Зачем же Вашему Высочеству всё это нужно? И что Ваше Высочество хочет?
Лицо Люции приняло грустное выражение.
— Ты первый, кто спрашивает меня, что я хочу, — объявила она, — до тех пор я болталась, как кукла на веревочках, в игре моего отца, бабки и братьев. По-твоему, я заслужила эту ссылку?
Я склонил голову.
— Я не знаю, Ваше Высочество, и не хочу даже говорить, будто могу понять, что Вы чувствуете, так как сам подобного не испытывал, но зачем срывать свою обиду на тех, кто совершенно невинен?
— Ты, конечно, прав, — произнесла она, — но мне не с кем посоветоваться, не с кем всё обсудить. Меня удалили ото всех, кому я могла довериться…
Я увидел, как легкая слезинка прошла по её щеке. Игра? НЕТ, не может быть. Она и вправду была сейчас такой расстроенной и такой грустной. А, главное, такой беззащитной. Здесь, в этой карете, её бросили на произвол судьбы, заботясь о каком-то государственном благе.
— Я готов помочь Вашему Высочеству всем, чем могу.
— Ты согласен служить мне? — спросила она, — а как же твоя клятва князю?
Вопрос был, конечно, щекотливый, древнее дворянское правило гласило: «Слуга моего слуги — не мой слуга!». Принцесса и даже король не могли распоряжаться напрямую людьми князя.
— Всё же в первую очередь моя служба посвящена Светлому Владыке, — произнес я, — а, значит, невзирая на клятвы, я обязан помогать всем, кто нуждается.
Принцесса улыбнулась.
— Ты слуга Бога? — спросила она.
— Разумеется, — ответил я, не понимая, зачем она задала мне столь бессмысленный вопрос.
— А что, если Бог не такой, каким ты его себе представлял? — спросила она.
— Боюсь, что я не понимаю, Ваше Высочество! — произнес я.
Люция протянула руку к складке своего платья и извлекла откуда-то небольшой значок. Он был похож на миниатюрный черный щит, с изображенным посередине желтым месяцем. Некоторое время принцесса молча смотрела на значок, а потом протянула его мне. Я почувствовал какое-то отвращение, что-то внутри меня потребовало немедленно выбросить странную вещь, однако, преодолев брезгливость, я протянул руку и взял её. Почти сразу моя рука почувствовала холод. Я взглянул на предмет. Щит буквально бил меня по глазам своей жуткой, сверкающей изнутри чернотой.
— Зло! — произнес я.
— Ты же хочешь мне служить?
— Вашему Высочеству, но не…
— Тогда держи его при себе, — перебила она, — если ты мне понадобишься, я призову тебя.