— Куда дальше? — спросил я.
— Подождем здесь пока совсем стемнеет, — прошептал Рассул. — Идти сейчас опасно.
Мы плюхнулись в траву. Где-то тревожно стрекотали сверчки. Тишина постепенно накрывала засыпающий город. До дома кузнеца Афата шагов сто. Он хорошо просматривается, хозяин так и не вернулся.
Спустя час за домом показались крадущиеся тени.
— Тихо, — прошептал я. — Там кто-то есть.
Мы вжались в землю. Несколько десятков фигур окружали дом. Даже при свете луны уже явственно различались длинные черные балахоны, стянутые кожанными пластинами узорчатых лат — пустынные странники. Вовремя мы ушли!
— Раздери меня львица! — прошипел Нур. — Как они узнали?!
Странники ворвались в дом, но через минуту вышли оттуда ни с чем. Откуда-то из проулка выволокли человека в кузнечном фартуке и поставили его на колени перед домом. Один из воинов занес над его головой ятаган.
— Умоляю! Не надо! — закричал Афат. — Они правда были здесь! Может еще вернутся! Вы обещали награду!
Хрясь! Клинок сверкнул в воздухе и отсек Афату голову. Голова покатилась по утоптанной дороге, а тело еще мгновение стояло на коленях, пуская фонтанчики крови, затем брякнулось в дорожную пыль.
— Ах ты, дерьмо шакалье! — прошипел Нур. — Предал нас! Я ему жизнь спас! Сучье отродье! Блуждать тебе вечно в преисподней, чтоб дух твой выше выгребной ямы демонов никогда не поднимался. Чтоб на кости твои мочились хворые гиены.
— Все не так плохо, — прервал я проклятия. — Нас не продавали — нас выдали даром.
— Хорошие у тебя друзья, — капнул яда Рассул.
— У меня нет друзей, — зыркнул на него Нур. — У меня должники…
— Не ищи добра от должника и раба, — не унимался Рассул.
— Если нас предашь — будешь следующим! Но быстрой смерти я тебе не обещаю…
Еще час мы просидели в зарослях. Рассул прятался за моей спиной, а Нур пытался дать ему тумака. Разбойник хотел выпустить злость, и тюремщик казался ему подходящей кандидатурой для этого.
Уже далеко заполночь мы затерялись в темных улочках Гафаса, пробираясь словно мыши, за силуэтом Рассула. Тот вел лишь ему известным путем. Может в западню или на смерть? Не думаю… не может трус так рисковать, особенно собой.
Спустя несколько минут мы вышли к кожевенной мастерской, укрывшейся среди множества простеньких домишек ремесленников.
— Пришли, — выдохнул Рассул и вкрадчиво постучал в дощатую дверь.
Дверь никто не открыл. Рассул постучал громче. Где-то в ночи затявкала собака.— Тише, — прошептал я. — Весь квартал разбудишь…Сквозь покоробленные от солнца ставни пробивался тусклый свет. Внутри кто-то есть. Сзади послышался шорох, лишь слух Люпуса уловил слабый звук. Я резко обернулся и выхватил кинжал.Сзади стоял силуэт в темной накидке с капюшоном. Он молча смотрел на нас невидимым взглядом. Незнакомец встал так, чтобы луна оказалась за спиной и тень скрывала его лицо.— Что вам нужно? — негромко спросил он, что-то пряча под балахоном.— Соломон, это я, — Рассул скинул тряпицу с лица и шагнул к незнакомцу.— Кто с тобой? — холодно спросил Соломон.— Мои друзья, их преследует Мансур.Соломон приблизился и постучал в дверь костяшками кулака особым ритмом — три коротких два длинных стука. За дверью кто-то стоял, засов тутже лязгнул и дверь открылась. На пороге нас встретил подросток в длинной оборванной рубахе. Завидев Соломона, он тутже скрылся в темноте помещения.— Прошу внутрь, — Соломон сделал широкий жест рукой, а из-под накидки выглянули метательные кинжалы, заткнутые за пояс.— После тебя, — прохрипел Нур, положив руку на рукоять ятагана.Помещение мастерской еле освещалось одиночными свечами. Запах скипидара и касторового масла ударили в нос. Словно диковинные статуи, из темноты торчали примитивные ручные станки для обработки кожи. На полу разбросаны разнокалиберные лоскуты и кожевенная обрезь.Нас провели вглубь мастерской. Огромная львиная шкура закрывала проход дальше. Соломон откинул “портьеру”, и мы оказались в просторной комнате. В центре — столик на изогнутых низких ножках, вдоль стен — циновки и подушки. На столе кальян и кувшины, наверное с вином.— Садитесь, — натянуто улыбнулся Соломон. — Враги Мансура — мои друзья.Я наконец разглядел его. Среднего роста поджарый араб с острыми въедливыми черными глазками. На вид лет тридцать… а может сорок, хрен разберешь этих мавров.Нур бесцеремонно схватил волосатой лапой один из кувшинов и отхлебнул из узкого горлышка:— Хорошее вино, а бабы у тебя здесь нет?— Для гостей лучшее, — напрягся Соломон. — Но женщинам сюда нельзя.— Без баб и вина жизнь даром не нужна! — гоготнул Нур.Подросток принес лепешек и какую-то восточную стряпню, похожую на хачапури.— Угощайтесь, — улыбнулся Соломон, разливая вино по глиняным кружкам. — Чем могу вам помочь?— Нам нужно выбраться из города, — я с наслаждением хлебнул терпкий напиток, который уже успел полюбить за время пребывания здесь.— Зачем?— Мансур объявил на нас охоту…— Мансур самозванец, провозгласивший себя эмиром! — сверкнул глазами Соломон. — Он и его прихвостни предали народ и потомственного эмира Ахиба.— Это не наша война, — отрыгнул Нур. — Сами решайте, кто тут у вас пастух, а кто бараны. А нам просто свалить надо. И подальше…— Куда? — всплеснул руками Соломон. — Кругом пустыня и кочевники, до соседних княжеств много дней пути. Без снаряженного и вооруженного каравана не добраться. А если доберетесь, то не думайте что вас там встретят радушно. Примут за разбойников и казнят. На купцов вы никак не похожи…— А если захватить корабль? — спросил я.— Флот был верен Ахибу, и все корабли Мансур сжег. Единственный корабль, который остался целым, это судно Ахиба, на котором он ушел в плавание в новые земли.— Что ты предлагаешь? — спросил я.— Вам не выбраться из Гафаса и оставаться здесь смертельно опасно. Значит... Нужно устранить опасность и вернуть княжество Ахибу.— Копье тебе в зад, — плюнул Нур. — По мне что Ахиб, что Мансур! И тот и этот мечтают срубить мою светлую головушку.— Ты можешь искупить вину перед властью Ахиба, если поможешь нам вернуть ему Гафас.— А тебе что за выгода, ты что жена его?— Мой отец и брат служили стражниками у Ахиба. Мансур убил их… Я сделаю все, чтобы этот пес сдох… С вами или без вас…— Мы поможем тебе, — сказал я, а про себя подумал: “И не в таких переворотах участвовал, со средневековьем поди совладаю. Тем более выхода другого нет — бежать некуда, домой без корабля не вернуться... Как говорится: лучше калымить на Гондурасе, чем гондурасить на Колыме”. — А ты меня спросил, иноземец? — фыркнул Нур. — Мое согласие не в счет?— А что тебя спрашивать, тебя интересует лишь золото. А золота у Ахиба, думаю, хватит, чтобы отблагодарить тебя сполна. А если поможешь мне вернуться домой, получишь вознаграждение еще и от королевства. Сможешь жировать в роскоши и богатстве до конца дней своих. Купишь себе столько вина и баб, что не одному смертному не снилось.Упоминание вина и женщин подействовали на головореза магически. Он как-то сразу притих и задумался. Потом вскочил на ноги, вздернув вверх кружку с хмельным напитком:— Сто змей мне в печень! — я согласен.
Соломон разместил нас в кожевенной мастерской, временно приостановив там работы и распустив подмастерий.Рассул остался с нами, возвращаться домой ему было опасно. Он постоянно скулил и просил Соломона привести сюда его семью.— Я не могу без них, — ныл Рассул. — Хочу чтобы они всегда были рядом.— Нет, — возражал Соломон. — Сюда вхожи только враги Мансура… Женщинам и детям здесь не место. Да и там они в большей безопасности…Не каждый мужик будет так убиваться по семье, находясь в разлуке. Я даже немного стал сочувствовать трусишке-тюремщику. Вспомнил Эверана и Герта. Второй тоже, как сын уже… Где он сейчас? Надеюсь жив…Каждый вечер Соломон приводил все новых и новых сподвижников. Его “агентурная сеть” работала, не покладая рук, и находила в городе сторонников Ахиба или просто недовольных и ущемленных Мансуром.Я предложил Соломону свой план по созданию подпольного сопротивления. Любой переворот питает недовольство, которое нужно разжечь. Каждого вновь прибывшего я инструктировал лично и проверял его боевые навыки. Если “соратник” оказывался хорошим воином, я его назначал старшим звена. Заставлял его заучивать наизусть места жительства своих подчиненных. Основной обязанностью старшего воина было собрать отряд к условленной точке сбора, когда наступит час “Х”. Связь со старшими звеньев я держал через посыльных, те каждый вечер оповещали их об изменениях и дальнейших планах.Спустя неделю в нашем распоряжении было уже более сотни сподвижников. Настоящих воинов среди них немного, но на “гражданских” у меня был припасен особый план.Когда численность “мятежного войска” перевалила за две сотни я предложил Соломону действовать.— Нас еще слишком мало, — возразил он.— Дальше держать втайне наше сообщество опасно — велика вероятность напороться на болтуна или предателя. Если тайну знают несколько человек, то о ней вскоре узнают все. Конфиденциальность — самый надежный способ разглашения.— Завтра Мансур собирает званный обед для купцов и знати. Приглашены все высокородные жители Гафаса.— Никто не отказал ему, неужели все так быстро забыли Ахиба?— Ахиба любит простой народ, а толстосумы трясутся лишь за свое золото. Придет другой правитель, и они кинутся лизать зад ему, лишь бы сохранить свое положение и деньги.Да-а, в который раз убеждаюсь, что люди везде одинаковы. Миры разные, а нравы одни.— Отправь посыльных, — сказал я. — Пусть оповестят старших о готовности на завтра. Ударим, когда высокоблагородная шелуха будет в замке, а патрули странников шерстят улицы. Не думаю, что в самом замке много воинов. Убьем лже-эмира, и все кончится…
Вечером в мастерскую постучали. Стук не наш — ритм другой. Я схватился за молот, а Нур за ятаган.— Спокойно, — Соломон посмотрел в щель между ставен. — Это сюрприз для Рассула, я послал за его семьей. Воин перед битвой должен быть спокоен и уверен, что с его близкими все хорошо.— Да из него воин, как из дерьма сабля! — плюнул Нур, убирая клинок в ножны.Рассул выскочил из темного угла мастерской, куда уже успел спрятаться, и кинулся к двери. Лязгнул засов и внутрь впорхнули две статные девицы, замотанные в длинные одежды. Завидя Рассула, они скинули капюшоны и повисли у него на шее. Тот еле устоял на тонких кривеньких ножках. Счастливые девицы, тихо поскуливая, жались к Рассулу.— Родные мои, как же я по вам скучал! — лепетал тю