, что в его мыслях нет-нет да возникал образ Ланы, ее нежные ласки, волнующий трепет тела… и глаза, большие голубые глаза, которые так интригующе смотрелись на лице, обрамленном темными длинными волосами… Ему захотелось, чтобы она сейчас оказалась рядом… Рядом? Так, значит, он разлюбил Марину? Да, но и по Марине он сейчас тосковал не меньше, если не больше, так как она была сейчас очень далеко и увидеть ее нет никакой возможности. Выходит, он любит их обеих? Но разве так бывает? Вконец запутавшись, он прилег на диван и задремал, но спать долго ему не дал телефонный звонок, длинный телефонный звонок. Еще не совсем проснувшись, он мгновенно понял, что сейчас услышит голос Марины, и тут же схватил в руки трубку.
— Марина?
— Может быть, — усмехнулась телефонистка. — И9- 83–12?.. Омск вызывает… говорите…
— Вит, это ты? Здравствуй! — Голос был далеким, но очень близким и родным.
— Здравствуй, Мариша! — радостно закричал он в трубку. — Ты меня хорошо слышишь?
— Прекрасно! Не кричи так громко… А тебе хорошо слышно?
— Не очень, говори погромче! Как долетела?
— Долетела хорошо… Вит, где ты был вчера вечером? Я весь день вчера звонила.
— Да знаю, мама говорила. Мы вчера праздновали получение аттестатов… всем классом, — смущенно проговорил он, злясь, что приходится обманывать: он знал, что Марине будет неприятно услышать, что он был в той же самой компании, где они впервые познакомились…
— Зачем ты, Вит? — тихо спросила Марина. — Я Верку вчера случайно встретила… она мне рассказала, что ты пятьсот рублей дал на вечеринку… Была очень удивлена, что меня там не будет…
Виктор прекрасно понял, что последняя фраза ею выдумана, но не это вывело его из себя, а то, что его во второй раз уличили во лжи, а он никогда не врал, и это бесило его больше всего…
— Что же ты спрашиваешь, если сама знаешь? — Его радостное настроение от того, что слышит Марину, мгновенно улетучилось.
— Я от тебя хотела услышать, думала, что она меня обманывает, а выходит, обманываешь — ты…
— Ну и дал, ну и был… Что здесь особенного? Если…
— Ваше время истекло. Разъединяю, — произнес усталый голос телефонистки, и тут же раздались частые гудки…
— Ну и пусть! — Виктор швырнул трубку на аппарат и бросился на диван… На этот раз никаких звонков не раздавалось, и он проспал до самого вечера, пока его не разбудила Татьяна Николаевна.
— Иди покушай. Так и проспал, не обедая?
Видя, что он продолжает находиться в том настроении, в котором она его оставила, уходя на работу, Татьяна Николаевна молча поставила перед ним ужин… Не промолвив ни слова, он закончил ужин и встал из-за стола.
— Витюша, я тебе путевку взяла в Дзинтари, на Рижское взморье… Отдохнешь от трудов праведных… или, может, к дяде Саше махнешь? Отдохнешь, позагораешь… успокоишься, совсем дерганым стал. — Она хотела пригладить его волосы, но он, усмотрев в ее словах какой-то намек, снова вспылил.
— Никуда я не хочу! — выпалил он и пошел на улицу.
Уже темнело, улицы были полны народа, это был так называемый час пик. Виктор шел по вечерней Москве, не замечая никого вокруг и не желая никого видеть… Но природа так создала человека, что на самого себя человек не может долго сердиться, и незаметно для себя он отправился в сквер, где обычно они с ребятами собирались вокруг любимой скамейки… Там уже были знакомые ребята, которые притащили еще одну, поставив скамейки друг против друга, и Валька Ким, очень смелый паренек, играл на гитаре и пел песню про Костю-моряка… Увидев Виктора, он тут же перешел на туш, и ребята подхватили его. Было заметно, что они обрадовались приходу Виктора. Потеснившись, они дали ему место в центре.
— Ты чего такой смурной? — спросил Валька.
— Да так… — протянул он и неожиданно для себя добавил: — На днях на Рижское взморье сматываюсь. Путевку мать достала…
— Везет человеку!.. А он киснет… Никогда не был на Балтике, — загалдели ребята, перебивая друг друга, а Никита мечтательно проговорил:
— Вот бы меня кто-нибудь отправил отдохнуть.
— Годика на два, на три… — перебил его Валька и пропел:
Солнце всхо-о-о-дит и захо-о-о-дит,
А в моей тюрьме темно-о-о…
Все расхохотались, а Никита обиделся:
— Не каркай, нашел чем шутить.
В этот момент к ним подбежал Кешка, шустрый пацан из того дома, где жил Виктор, и, тяжело дыша, прокричал:
— Вить… там наших… бьют!
— Где? — вскочил Виктор на ноги.
— Там, у входа…
Виктор бросился туда, куда указал Кешка, и, конечно, за ним устремились все ребята… Когда они подбежали ко входу, Костю сбили с ног и пинали ногами… Чужаков было человек десять, а тех, на кого они напали, трое…
— Трое — на одного? — воскликнул Виктор, врезаясь в гущу махающихся парней. Подбегая, он выделил здоровячка, который пинал лежащего Костю ногами, и ринулся именно на него… Увернувшись от его мощных кулаков, Виктор нанес ему сокрушительный удар в лицо, и тот моментально оказался на земле, рухнув, словно подкошенный пучок травы. Неожиданно Виктора ударили чем-то железным в ухо, и ему показалось, что оно оторвалось… Повернувшись, он увидел у одного из чужаков ремень с пряжкой, которой он наносил удары куда придется. — Пряжкой!!! — прорычал Виктор и, совсем потеряв голову, врезался в самую гущу, нанося страшные и безумные удары в разные стороны, стараясь добраться до того парня с пряжкой… И когда, наконец, пробился ближе к нему, то Виктор ничего не видел вокруг, кроме этой противной, так ему казалось, физиономии, которую нужно бить и бить, чтобы эта рожа не смогла нанести кому-нибудь увечья этой пряжкой… В запарке Виктор не слышал, как кто-то прокричал:
— Атас, марьинцы, мусора!
Не обратил внимания и на то, как многие бросились врассыпную… Он продолжал вымещать злобу на всех, кто попадался ему под руку, за тот запрещенный в таких потасовках прием… И когда его подхватили под руки с двух сторон, то, подумав, что это одни из «тех», сначала одного, а потом и другого перекинул через плечо… И тут увидел, что на земле оказались два сотрудника милиции… Это его так поразило, что он сразу же опустил руки и, несмотря на то что мог просто сбежать, не воспользовался этим, а даже помог подняться с земли одному из сотрудников, а потом сам сел в машину…
Их привезли в отделение милиции и ввели в какую-то комнату, в которой было маленькое окошечко с решеткой и было оно под самым потолком.
Минут через двадцать к ним заглянул пожилой капитан с усталыми, грустными глазами. Быстро, но внимательно оглядев всю компанию, кивнул Виктору следовать за ним.
— Ну, постольку поскольку вы самый трезвый из всех задержанных, то начну с вас, — проговорил капитан, когда они вошли в кабинет.
— Между прочим, товарищ капитан, «не самый трезвый», а просто — трезвый, — ощупывая свое опухшее ухо, возразил Виктор.
— Ну, а если трезвый, то объясни мне, пожалуйста, почему дрался и почему оказал сопротивление при задержании? — Капитан не заметил, как перешел на «ты».
— Вы что же думаете, дерутся только пьяные?
— Я так не думаю, но трезвый человек, если он правильный человек, дерется за правое дело, защищая справедливость или обиженных.
— А если вдесятером бьют троих? Это как по-вашему, справедливо? Да еще пряжкой… — вспылил Виктор.
— Ну, допустим, здесь ты прав, я проверю… А зачем сопротивлялся?
— Я не сопротивлялся… Просто под горячую руку попались, да и темно было… Я не знал, что это милиция…
— Надо же, «под горячую руку»… А если бы сломал им что-нибудь?
— Да нет. Я же подстраховывал… — уверенно ответил Виктор.
— Ты что же, самбист?
— Нет… вернее, не совсем, просто у Климова немного занимался: он у нас кружок вел в школе…
— У Руслана Климова? Послушай, а ты случайно не Быстровский? — удивился капитан.
— Быстровский… а как вы догадались?
— Вычислил… Что же ты к нам в секцию отказался пойти? Руслан говорил, что ты можешь далеко пойти, если всерьез займешься самбо!
— Так я же легкоатлет…
— Ну, вот что, легкоатлет, на первый раз ограничусь штрафом, а в следующий раз будут приняты более строгие меры…
Когда Виктор шел домой, то никак не мог придумать, что сказать матери по поводу распухшего уха и небольшого синяка под глазом… Так ничего и не придумав более-менее правдоподобного и нестрашного, он тихонько, стараясь не шуметь, открыл дверь, но эта предосторожность оказалась излишней: Татьяны Николаевны дома еще не было, и обрадованный Виктор не стал ужинать, а быстро улегся в постель. Это оказалось своевременным: послышался стук открываемой двери. Моментально повернувшись так, чтобы не было видно «боевых отметин», закрыл глаза. Заглянув к нему в комнату, Татьяна Николаевна с удовлетворением отметила, что ее сын уже спит, хотя ее это и удивило, так как он никогда так рано не ложился. Она очень хотела с ним поговорить об отдыхе, так как была обеспокоена его нервозностью и раздражительностью, но сейчас решила этот разговор перенести на утро… Кроме того, ей хотелось выяснить его планы на будущее…
Но ей не пришлось начинать разговора об отдыхе, Виктор сам его решил, едва они сели за стол завтракать.
— Мама, ты еще не вернула путевку?
— Нет, я сегодня хотела это сделать, — невозмутимо ответила она.
— Вот и хорошо! — обрадовался Виктор и, забыв осторожность, повернулся к Татьяне Николаевне подбитой стороной. — Я решил поехать…
— Что случилось? — испуганно перебила Татьяна Николаевна. — Подрался, что ли?
— Да нет… на тренировке… случайно, — с трудом нашелся Виктор.
— Кого ты хочешь обмануть? — укоризненно проговорила она, осматривая ухо. — Слава Богу, ушная раковина цела! — Она открыла аптечку, достала вату и свинцовые примочки. — Вот подержи так… Хоть не напрасно пострадал?
— Не зря! — улыбнулся Виктор к благодарно чмокнул ее в щеку. — Ты у меня самая умная и хорошая…
Татьяна Николаевна ушла на работу, а Виктор продолжал отмачивать примочками свой синяк и ухо, хотя и не верил, что это может помочь.