арманов, снять ремень и вытащить шнурки из ботинок. Затем сложил его вещи, переписал и дал расписаться Виктору на этом перечне.
— К чему все это? — спросил наконец Виктор, который молча выполнил все требования офицера.
— Разве вы еще не поняли? — удивился тот. — До суда вы будете содержаться под стражей…
— Как? В тюрьме? — вскрикнул Виктор.
— Так решил прокурор…
— Под стражей… — Он стиснул зубы так сильно, что потемнело в глазах. Как ни готовил он себя к этому моменту, все настолько показалось диким и нереальным, что даже ущипнул себя, проверяя, не снится ли ему все это. Словно робот, безучастный ко всему, Виктор прошел в коцнатку, на дверях которой было небольшое отверстие, а у стен прибиты широкие скамейки, служащие, вероятно, кроватями.
«Вот я и в камере!» — с ужасом подумал Виктор, и сразу пришли мысли об университете, о том, что меньше месяца осталось до начала занятий. На него нашли отупение и апатия. Высоко под потолком тускло мерцала лампочка, усиливая безысходную тоску. Стены были исписаны надписями, которые не только несли некую информацию, но и просто откровенный мат — в прозе и стихах.
— Марина!
Он кинулся к дверям и начал громко стучать.
— Чего тебе? — грубо спросил молодой сержант.
— Мне необходимо поговорить с капитаном! — проговорил Виктор, стараясь быть убедительным.
— Хорошо, доложу! — Дверь захлопнулась.
Несколько минут тишины, показавшиеся вечностью…
Но вот дверь распахнулась, и перед ним предстал тот самый дежурный капитан.
— Слушаю вас!
— Товарищ капитан, очень вас прошу: сообщите жене, что я здесь, а то она… в положении и будет волноваться! Очень вас прошу! И пусть поесть захватит, ведь у вас, наверное, не кормят?
— Такой молодой и уже ребеночка ждете? — удивился капитан, потом немного подумал, и, вероятно, симпатия к этому молодому парню взяла верх: — Хорошо, говори телефон…
Не прошло и часа, как Марина примчалась в отделение и Виктор услышал ее звонкий голосочек.
— Я к своему мужу! Быстровский его фамилия!
— Маришенька, я здесь! — не вытерпел Виктор. Потом он слышал ее голос, но ничего невозможно было разобрать, так как она зашла к капитану за перегородку и в чем-то убеждала его, а он громко отвечал сакраментальное: «Не положено!» Потом ненадолго все стихло, и снова дверь распахнулась, и Виктор увидел капитана, а за ним еле виднелась милая Марина с каким-то узелком в руках. Ее глаза были полны слез и неотрывно смотрели на Виктора. Капитан внимательно проверил все продукты, которые принесла Марина, и сказал:
— У вас есть пятнадцать минут. Хоть и нарушаю, ну да ладно, пронесет! — Он махнул рукой и отошел в сторону Марина бросилась к Виктору на шею.
— Что случилось, Вит? Почему тебя арестовали? — говорила она сквозь слезы.
— Я и сам толком не знаю… Дело отправили на доследование, а новый прокурор взял меня под стражу до суда.
— О деле не говорить, — устало сказал капитан.
— Извините, не будем, — пообещал Виктор. — Не плачь, милая, тебе вредно! Прошу тебя! Мы же были готовы к этому, — тихо говорил Виктор, успокаивая Марину.
— Я все время надеялась, что мое предвидение ошиблось! Ну почему так, почему так несправедливо! Боже мой, Витюша! Любимый мой! — Ее руки старались обхватить его тело, словно защищая от беды.
— Ну не надо, милая, не надо! — говорил Виктор скорее машинально, так как сам держался из последних сил. — Возьми себя в руки, крепись, прошу тебя! Я люблю тебя! Люблю!..
Вскоре заглянул капитан, поморщился от жалости, глядя на их страстное желание остаться вместе, но потом проговорил виновато и глядя в сторону:
— Извините меня, но больше не могу!
Марина крепко поцеловала Виктора в губы и неожиданно, прекратив всхлипывать, твердо сказала:
— Ты, Виктор, держись, вот увидишь: все будет хорошо! Верь мне! Я знаю это точно… А вообще, что бы ни случилось, у тебя есть Я! Я — твоя жена! — Она вновь прижалась к нему, обхватила его голову руками и несколько секунд смотрела ему в глаза не мигая, словно фотографируя, словно вглядываясь и запоминая каждую его черточку… Затем быстро поцеловала в губы и, бросив капитану «спасибо», вышла из камеры, не оборачиваясь…
Захлопнулась дверь за Мариной. Виктор стоял, смотрел не мигая, будто ожидая, что дверь сейчас распахнется и прекратится эта страшная и непонятная шутка. Все казалось ему трагически нелепым сном, который превратился неожиданно в реальность. Он никак не мог поверить, что все происходит именно с ним и это испытание ему придется пройти до конца. Только что Марина была здесь, и он мог спокойно обнять, притронуться к ней, а сейчас? Сейчас он был один в маленькой, неуютной камере и ничего не мог поделать, чтобы что-то изменить. Час простоял Виктор перед дверью и не заметил… Неожиданно он почувствовал нестерпимый запах камеры, в которой перемешалось все, что могло исторгать человеческое тело, давно не ощущавшее на себе воду и мыло. Виктор машинально поднес к лицу свои руки, понюхал: они все еще сохраняли аромат духов Марины, ее нежность и тепло…
Вскоре послышался шум открываемой двери.
— Руки за спину! Выходи.
Его вывели из отделения и впихнули в крытую машину, прозванную в народе «черным вороном». Тусклый свет маленькой лампочки с трудом освещал «салон» этого автомобиля. Виктор пригляделся, и ему удалось рассмотреть несколько человек, которые угрюмо молчали и никак не реагировали на то, что Виктор решительно протиснулся и сел между ними… Ехали недолго, и вскоре, когда машина остановилась, назвали фамилию Виктора. Его ввели в здание, оказавшееся, как выяснилось позднее, просто отделением милиции. После формальных вопросов, касающихся личности, Виктора вновь обыскали и втолкнули в камеру, которая отличалась от предыдущей тем, что была еще меньше, а половина пространства была приподнята, образовывая своеобразный деревянный лежак, напоминающий сцену. Сцену, на которой уже валялось девять человек. Судя по виду, а также поведению, некоторые были старожилами этой камеры и находились в ней несколько дней. На приветствие Виктора никто не ответил, кроме одного пожилого мужчины, который сразу же спросил Виктора о куреве, но, узнав, что тот не курит, тут же потерял к Виктору всякий интерес и начал курить «сигаретку» из газеты с махоркой. Воздух в камере был тяжелый и спертый от пота немытых тел и дешевой махорки, и Виктор подумал о предыдущей камере с симпатией. Появление нового человека привлекло внимание: посыпались различные вопросы, на которые Виктор с трудом успевал отвечать… Кто, что, откуда, почему, статья? Затем пришли к единодушному решению, что у Виктора «все нормально» и более «трешки» он не получит… Виктора это весьма встревожило, но он понял, что это мало кого волнует, и постарался скрыть свои эмоции. Правда, один авторитетный сокамерник высказался, что можно схлопотать и выше, если «распустить губы» и не позаботиться о хорошем адвокате… Виктор приуныл и отвечал односложно. Вскоре, исчерпав любопытство, новые соседи потеряли к Виктору всякий интерес и оставили его в покое. И только пожилой мужчина, ответивший на приветствие Виктора (назвав свое имя — Жора), продолжал беседу:
— Вижу, ты по первой ходке?
— В каком смысле? — не понял Виктор.
— Впервые взяли?
— Впервые…
— Так вот, браток, придешь в тюремную камеру — ни на что не «подписывайся»… — И тут же пояснил, увидев непонимающий взгляд Виктора: — Короче, станут тебя «прописывать» в камере: предлагать играть во что-нибудь, пугать и так далее, а ты не поддавайся, а то мигом заклюют, и у параши спать будешь, понял? Это последнее дело… Да, я вижу, ты парень вроде со смыслом и не из слабаков, хоть и интеллигент! В общем, больше смотри, слушай и помалкивай.
Послышался лязг открываемой двери.
— Ну вот, сейчас тебя «на машинке печатать» заставят, — проговорил Жора, но не успел объяснить, что это означает, так как Виктора действительно вызвали из камеры.
— Руки назад! Вперед! — скомандовал сержант и повел Виктора в небольшую комнатку, где какой-то молодой парень, одетый в черный халат, смазал Виктору пальцы и ладонь правой руки и приложил их на специальный бланк. После этого Виктору предложили вымыть руки и вернули назад в камеру. Теперь он понял, что такое «печатать на машинке»… Новая обстановка настолько отвлекла Виктора, что он забыл про голод и про узелок, который принесла ему Марина. Ближе к ночи, когда Виктор успел уже изрядно помять свои бока о деревянные нары, его и еще троих вызвали из камеры. Жора также оказался среди них.
— Ну вот, дошла наконец и до нас очередь, — проговорил тощий парень, который все время молчал в камере, и Виктор впервые услышал его голос. — В Бутырку или в Матросскую тишину повезут… — сказал он, когда их посадили в «воронок».
— В Бутырку, — уточнил Жора уверенно. — Из этого отделения увозят только в Бутырку…
Виктор знал и читал об этой исторической тюрьме, которая была расположена недалеко от дома, где жила Марина с бабушкой. На душе у него стало неспокойно и тревожно: почему-то вспомнилось о том, что в этой тюрьме сидели Дзержинский, Бауман… А последнему удалось даже убежать оттуда. Виктор криво усмехнулся, и, как ни странно, эти экскурсы в историческое прошлое Бутырки подействовали на него успокаивающе… Вскоре машина остановилась, и их стали вызывать по одному на тюремный двор.
— Узнаю тебя, Бутырка, уж целый месяц не видал! — паясничая, пропел один молодой парень с коротко подстриженными волосами. На ярком свету прожекторов искрами блеснули золотые фиксы. Проверив по списку, всех провели в большую камеру, в которой вместо деревянных нар стояли отдельные — железные, со странным названием «шконки». На окне, кроме решеток, снаружи были приделаны железные жалюзи, но просветами вверх, видно было только небо — «намордники». Виктор был удивлен, что почти всему, что их окружало, присваивали новые имена и прозвища, зачастую непонятно почему возникавшие: например, окошечко в двери называлось «кормушкой», позднее Виктор понял, что это название возникло оттого, что через него передают пищу в камеру, не открывая двери, то есть кормят! А контролер-надзиратель имел прозвище — «вертухай», и так далее. Выбрав пустую «шконку», Виктор улегся на нее, подложив свой узелок под голову, и попытался уснуть, но железные полосы, приваренные вдоль нар, настолько врезались в тело, что к ним необходимо было привыкнуть. Неожиданно Виктор почувствовал голод и вспомнил, что в узелке есть кое-какая пища, принес