Глядя, как он смакует чай, я осознала, насколько Эше одинок. Так же одинок, как я, изгнанный из родного дома и хватающийся за слабые, мерцающие надежды.
– Я зря тратила свою жизнь, – сказала я. – Нужно было тоже оттачивать мое оружие. Потому что теперь мне приходится сражаться тупым клинком.
Он улыбнулся и покачал головой:
– Ты слишком строга к себе. Твой клинок вовсе не тупой. Кое в чем ты умнее меня. И скачешь на лошади, как истинная хатун.
– Ты льстишь мне, Эше. Но пока ты заучивал редкие книги и охотился на колдунов, я попивала кофе, смотрела танцы и сплетничала с другими тщеславными, измученными женщинами.
– Значит, тебе понятна их игра. Та, что ведут во дворце, где под слоем сахарной пудры скрывают ядовитое слово. Я бы сказал, что это весьма кстати.
Я усмехнулась, уловив горечь на языке:
– Я хотела бы быть чем-то большим. Кем-то. Вот почему я хотела…
Я не решалась заговорить о своем позоре.
– Выйти за Кярса? Или за этот кусок дерьма, Хадрита? Это вполне понятно. Как еще ты могла бы стать кем-то? Мы все ограничены своим рождением. Я химьяр, и люди считали бы меня рабом, если бы я не носил шелка, не жил в Стеклянном квартале и не говорил надменно.
У него и правда был надменный выговор, как и у меня, и поэтому я этого не замечала.
– Ты страшно далек от раба. На самом деле, возможно, ты самый сложный человек, что я встречала за всю жизнь.
Эше рассмеялся, едва не захлебнувшись чаем.
– Такой комплимент я бы ни за что не придумал.
– Не уверена, что это комплимент.
– Я знаю.
Мы оба рассмеялись. Как приятно почувствовать товарищество после столь долгого перерыва.
Я сказала:
– В детстве у нас ничего не было, но мы были свободны. Когда я выросла, у меня было все, кроме свободы. – Я усмехнулась таившейся в этих словах печали. – А теперь у меня ничего нет, и я не свободна. Но ты, Эше… у тебя есть все, и ты свободен. Почему бы тебе не найти хорошую жену и не наслаждаться жизнью?
– Я не приспособлен к этому. – Он развел руками, повернув ладони вверх: – Этот дом, золото, все это зря тратилось на меня. Я был счастлив, когда спал на песке, будучи Апостолом, потому что меня вела цель. И сейчас… сейчас я начинаю ощущать это снова.
– Значит, мои проблемы делают тебя счастливым? – усмехнулась я.
– Похоже на то.
Во время разговора я уснула. Без снов, благодарение Лат. В самый глухой час ночи я проснулась, задыхаясь. Нос заложило, и, наверное, я плохо дышала, лежа на боку. Кожу покрывал пот, от груди и лба исходил жар.
Эше мирно сопел, лежа на животе. Лучше не будить его.
Мне хотелось пить, поэтому я встала и, несмотря на тяжесть, направилась на кухню. Проходя мимо зеркала, в лунном свете, проникавшем в открытые окна, я увидела себя, мокрую повязку на правом глазу. Но жалости к себе больше не было, надежда на лучшее укрепила мой дух. Я больше не одна в этой борьбе. Я не одинока.
Что-то зажужжало возле уха. Я хлопнула, но промахнулась. Насекомое приземлилось на зеркало: светлячок, мерцающий зеленым. Какой блестящий.
Он полетел к потолку. Я следила за ним, и на веках горели звезды. Бесконечное множество, они вращались вокруг друг друга без всякой закономерности, мерцали и гасли, взрывались, росли, уменьшались, плакали и пели.
В голове зазвучали слова Пашанга: «Она чувствовала твои страдания, будто собственные».
Я не могла прятаться от самой себя. Больше не могла.
Я сняла повязку и посмотрела в зеркало. Посмотрела в свой правый глаз, черный и без зрачка. Закрывая его, я видела только мир, а закрывая левый глаз, видела только звезды.
«И из сочувствия она дала тебе кое-что».
Ничего себе «кое-что».
16. Зедра
Продолжая притворяться, будто не могу ходить, я добилась, чтобы Селене позволили помогать мне. Утром мы получили разрешение посетить купальню. И Селена покатила меня туда.
– В гавани появилось несколько новых кораблей! – сказала Селена, когда мы проезжали по залитому солнцем коридору, где в открытые окна струился прохладный утренний воздух. – Я заметила их с балкона. У них эмблема Принципуса на парусах, а значит, это саргосские корабли! Саргоса – вассал Крестеса. Возможно… возможно, они смогут забрать меня домой.
Я тоже заметила их. Отвратительная эмблема, напоминавшая медузу с единственным выпученным глазом.
– Не слишком надейся, милая. Они приплыли с востока, от саргосских форпостов на островах к югу от Кашана. Они еще дальше от твоего дома, чем Кандбаджар. – Я узнала это, следя в обличье дронго за Озаром. Он покупал пряности у саргосцев и часто пользовался их кораблями.
Селена разочарованно вздохнула:
– Что ж… я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, как и все мои надежды.
В купальне я попросила ее присоединиться ко мне в горячем бассейне. Евнухи подожгли мускатные палочки в курильницах – пряный, сладкий, всепроникающий аромат. Вода казалась слишком пенистой. Когда забил фонтан, я прошептала Селене на ухо свой план:
– Мы уходим. Прямо сейчас. Если хочешь попасть домой, делай все, как я говорю, поняла?
Она уставилась на меня с порозовевшими щеками:
– Что? В каком смысле уходим? Куда мы пойдем?
Нас разделяло облако пара, поднимающееся от угольной жаровни. Я подошла к Селене спереди, чтобы она хорошо меня видела и не сомневалась в серьезности.
– Обещаю, если сделаешь, все, что я скажу, я отправлю тебя домой. Ты согласна, Селена?
Я протянула ей мокрую ладонь.
Ее безумный взгляд сказал все.
– Я же говорила, как я могу быть уверена?
– А как ты уверена, что в небе какой-то ангел слышит твои отчаянные молитвы?
– Я его видела.
– Прежде чем ты его увидела, ты просто верила, разве не так?
Она насмешливо улыбнулась и покачала головой:
– И ты сравниваешь себя с моим богом? Я должна верить твоим словам, как верю Ангельской песне?
Как ее убедить, что я заслуживаю доверия? Что тоже совершаю чудеса?
– Пойдем со мной.
Я вылезла из бассейна.
Селена, открыв рот, смотрела, как я иду на собственных ногах.
– Как давно ты всех обманываешь?
– Дольше, чем ты дышишь. – Я взяла ее за руку и помогла выбраться из бассейна. – Хочу показать тебе кое-что.
Она пошла за мной в парную. Я глубоко вдохнула и толкнула жаровню с углем, сдвигая с места. Усилие обожгло мои слабые грудные мышцы. За жаровней показались кровавая руна и отпечаток моей ладони.
Я опустилась на колени и провела по руне пальцами. Три глаза вокруг звезды. Как я мучилась, когда делала ее, всего через день после того, как меня привезли сюда. В новое место, к новым людям, в новое время.
– Что это? – спросила Селена.
– Там, где я жила раньше… когда я жила раньше… не было ничего похожего на эту парную. Я была одновременно поражена, измучена и одинока. Не зная даже, как удерживать равновесие в таком месте, я поскользнулась и ударилась головой. Я думала, что истеку кровью до смерти. И поэтому начертила эту кровавую руну… для одного последнего, радостного воспоминания.
– Кровавую руну? – ахнула Селена. – Ты что, какая-то.
Доверие требует доверия, поэтому я надеялась заслужить его правдивым ответом.
– Да. Далеко в Пустоши, в месте, называемом Красным за цвет его неба, лежит Море богов. Меня окунули в него, когда мне было шесть. Я до сих пор помню вкус воды… как будто я набрала полный рот монет. Мои предки узнали об этом и о том, как делать руны, от племени джиннов, а те утверждали, что их научил бог.
– Не бог, ангел. Ангел Марот. – Селена сглотнула. – Марот явился испытать человечество. Те, кто научился у него магии, будут брошены в огонь, а их род проклят навеки, поэтому магия запрещена моей верой. А значит, я не могу в этом участвовать!
Я снова взяла ее за руку, но она вырвалась и повернулась спиной.
– Ты хотя бы выслушаешь мою историю? – спросила я.
Она не закрыла уши и не вышла из парной.
– Когда я начертала эту руну, я была такая же, как ты, мечтала оказаться в другом месте. Я надеялась, что это облегчит мою тоску. Руна способна совершить нечто замечательное, хотя и написана моей собственной, простой кровью.
– В тебе нет ничего простого, – прошептала Селена, не оборачиваясь.
– Я заставлю ее светиться, потом возьму тебя за руку, и ты до нее дотронешься.
Я прошептала заклинание Утренней звезды, и руна коротко вспыхнула.
Селена повернулась и завороженно смотрела.
– Это грех. Ты и твои предки не прошли испытания Марота. Ты проклята, я не буду иметь с тобой дел!
Я взяла ее за руку:
– Ты хочешь вернуться домой?
Она кивнула:
– Конечно. Это все, чего я хочу. Но я не могу дотронуться до нее!
– В тот момент, когда мы вошли во дворец, наши правила перестали иметь значение. Наши желания перестали иметь значение. Кярс быстро заставил меня это понять. А теперь я сделаю то же самое для тебя.
Я взяла ее другую руку. Она попыталась вырваться. Я успокаивающе посмотрела в ее перепуганные глаза, как делала множество раз со своими дочерями.
Ее руки обмякли, будто она лишилась сил.
– Марот, прости меня. Двенадцать, простите меня. Архангел, прости меня.
Она будет чувствовать себя менее виноватой, если я ее заставлю. Поэтому я обхватила ее за шею, а затем подтолкнула ее дрожащую руку к кровавой руне.
Я очнулась в другой купальне, совершенно непохожей на ту, из которой вышла. На каменной стене висели водяные часы, на стекле которых были написаны цифры для каждого часа дня. Кап-кап-кап.
В дальнем углу к потолку тянулись трубы органа. На нем никто не играл, но он ревел. Клавиши… нажимались сами собой! Может, это джинн, задумавший что-то недоброе? Я подошла ближе и осмотрела его. Никакого волшебства: когда вода из стеклянной трубы на стене проходила через него, какой-то хитроумный механизм толкал клавиши. У Философов в Башне были подобные механизмы, вспомнила я. А какая музыка звучала: громоподобная, как будто вот-вот начнется последняя битва перед концом света. Со стен лилась вода, подобно водопадам на моей родине. Но я сейчас находилась дальше от родных мест, чем когда-либо.