Может, Кярс просто не хотел, чтобы кто-либо знал, где он сейчас и когда прибудет.
– Ты посылал всадников? – спросил худощавый визирь, которого я освободила. – Помимо лучников?
Като кивнул:
– Разумеется. Но ни один не вернулся. Порой я опасаюсь, что мы заперты в этом городе как в клетке… вместе с красным тигром.
Может, это Кярс не разрешает всадникам вернуться?
Все замолчали, погрузившись в размышления.
Тишину снова нарушил Като:
– Насколько я понимаю, учитывая скорость передвижения войск, есть несколько вариантов, когда прибудет шах Кярс. Если бы он поскакал с небольшим эскортом на кашанских лошадях, то был бы здесь еще вчера. Но вместе со всей армией ему потребуется еще шесть дней. А если с артиллерией, то все две недели.
Хизр Хаз вздохнул:
– Шесть дней могут растянуться и на шесть лет, если Мансур захватит власть. Все зависит от нас. Если Кярс вернется в город, который будут удерживать йотриды, все мы окажемся в могиле, а ему придется осадить город.
– Тем больше у нас причин довести дело до конца, – сказала я. – Тем больше причин объединиться, не сворачивать с пути и спасти моего сына. – Все посмотрели на меня. Хадрит с обнадеживающей улыбкой, Като с уверенным взглядом, а Хизр Хаз с легким кивком. Но даже имея в союзниках трех самых могущественных людей в городе, я все равно понимала, что все зависит от меня. – Так каков наш план?
Сегодня вечером Като нападет на Песчаный дворец, и его люди окружат все ворота, преодолеют стены и уничтожат личную охрану Мансура. А его возьмут в плен, и пусть Кярс решает его судьбу. А что буду делать я? Ждать, разумеется. Ждать в сундуке с одеждой, откуда я позабочусь о безопасности сына.
Однако меня не покидали мысли о йотридах. Отец говорил, что Пашанга «скрывает облако», через которое даже он не может «проникнуть», и его намерения и действия «принадлежат не этому миру». Все боялись Пашанга, но я опасалась, что боялись недостаточно. Нам нужно больше людей в караул на стенах, пока гулямы и орден захватывают дворец. Поэтому я послала человека из ордена за Абунайсаросом, Великим магистром Лучников Ока.
Он прибыл прямо на закате с тремя лучниками и рыжей девушкой, которую я заметила ранее. Во всем этом безумии я забыла о ней и ее незнакомом типе крови. Быть может, если я правильно разыграю карты, мне удастся получить два яйца от одной наседки.
Мы сели рядом с Като за низкий деревянный стол в трапезной ордена, с каменным полом и голыми стенами. Из кухни доносились шаги, плеск воды и лязг кастрюль – там люди всегда были при деле. И оттуда растекались приятные ароматы чечевицы и мяты.
Борода Абу доходила ему до пупка, и он был таким высоким, что и сидя напоминал башню. Рядом с ним терялся даже Хадрит.
На кухне ордена не было ни розовой воды, ни шербета, ни спиртного, и нам подали воду. Рыжая девушка, Сафия, отпила из кружки и, нахмурившись, опустила ее.
– Она мне помогает, – сказал Абу. – А взамен я обучаю ее тому, что знают только Великие магистры Лучников Ока.
Я задумалась, как она этого добилась. Она явно не была застенчивой и тихой девушкой, которой казалась. После этой встречи нужно разузнать о ней побольше.
Като держал спину прямо, руки скрещенными и не сводил взгляда с Абу. Интересно, насколько хорошо они знакомы. В любом случае, предубеждения Като наверняка перевесят.
– У меня есть только пять минут, – сказал Като, засопев. – Убедите меня, что лабашцам можно доверить что-либо серьезнее бумаги.
– Кровавая чума разрушила нашу страну, как и твою, брат. Теперь мы оба служим Аланье.
Като фыркнул:
– Верно. И сколько тебе платят?
Абу тоже фыркнул:
– А сколько платят тебе?
Оба что-то проворчали себе под нос.
– Послушайте, – вмешалась я, – мой возлюбленный Кярс полностью доверяет Лучникам. – Он никогда о них не упоминал, но имеет смысл приплести сюда человека, мнением которого оба дорожат. – Он считает их самыми преданными слугами Аланьи, как и его отец, и отец его отца. Абу, ты поможешь защитить городские стены от йотридов?
Он глотнул из кружки, замочив бороду.
– Без колебаний. Ведь ты мать наследника престола, и мы сделаем все, что попросишь. А кроме того, мы с удовольствием воспользуемся возможностью заслужить доверие народа.
Като с отвращением хмыкнул:
– Она может быть хоть матерью самого святого Хисти, но здесь, в Аланье, матери не отдают приказов, по крайней мере пока. Тебе понадобится мое одобрение, а я еще не убежден.
– Теперь приказы отдают рабы?
Когда Абу пожал плечами, они почти коснулись ушей.
– Рабы правили многими землями Селуков, – ответил Като. – Говорят, янычар, Великий визирь Сирма, имеет больше преданных сторонников, чем шах.
– Вот как? – отозвался Абу. – А я слышал, что жена шаха дергает его за ниточки. Свирепая женщина с огненными волосами, которая помогла сокрушить крестейцев.
– Наложница, – прошептала рыжая девушка. – Не жена.
Я ничего о ней не слышала, но какая разница?
– Рабыня, наложница, – сказала я. – Совсем как я. Но я никого не дергаю за ниточки и не отдаю приказы. Это лишь предложение, которое пойдет на пользу всем, я уверена. – Я повернулась к Като: – Силы кагана Пашанга превосходят наши в десять раз. Если оставить хоть один участок стены без присмотра, он захватит всю. Если ты сейчас решишь отказаться от помощи Лучников, все дальнейшее будет на твоей совести. А я позабочусь, чтобы Кярс об этом узнал.
Като вздохнул.
– А если эти этосиане нас предадут? – он мотнул головой в сторону Абу. – Мне придется это расхлебывать?
Я покачала головой:
– Обещаю, если вдруг такое произойдет, я скажу Кярсу, что это моя вина, а не твоя.
– Влюбленные не видят изъянов, – насупился Като. – Все равно обвинят меня, и ты это знаешь. Порой я жалею, что продал себя во дворец. – Он посмотрел на меня: – От вас, Селуков, больше бед, чем прибыли.
Меня впервые назвали Селуком. Я постаралась принять это как должное.
– Ты продал себя? Как человек может добровольно стать рабом?
Я сделала то же самое ради своей миссии.
Като никогда не рассказывал о себе, поэтому сейчас заколебался, почесывая бороду.
– Какое-то время я был воином на службе у султана Химьяра… на том жалком клочке, которым он правил, после того как кровавая чума отравила большую часть нашей земли. У нас было слишком мало урожая и слишком много голодных ртов, и султан ежедневно посылал нас сгонять, обращать в рабство и продавать целые племена – мужчин, женщин и детей. – Он усмехнулся в сторону Абу: – Все это время мы отбивали нападения твоего народа на то немногое, что осталось. Я убил больше лабашцев, чем зубов у меня во рту.
Так вот почему у него до сих пор остался химьярский акцент. Его не поработили в нежном возрасте, как большинство гулямов.
– Я… устал от этого. Оказалось, что настоящий ужас – вовсе не кровавая чума. То, как мы поступали друг с другом после нее, было гораздо хуже. Я хотел большего, а не просто быть частью бесконечного цикла кровопролития и порабощения. Поэтому однажды, устав от всего, я присоединился к каравану тех, кого поработил. – Он заложил руки за голову и откинулся назад. – И представьте – теперь я сижу здесь, самый могущественный человек в величайшем городе мира.
– Мы мало чем отличаемся, – сказал Абу, кивая. Рассказ Като явно произвел на него впечатление. – Лучники тоже хотели большего. Когда-то Аланья была нашим кровным врагом, но кто будет отрицать ее притягательность? Скажи, ты скучаешь по Химьяру?
Като покачал головой и хмыкнул:
– Никогда. Я не оглядываюсь назад. Скучать по ушедшему – значит впустую растрачивать возможности.
Абу улыбнулся:
– Но по кое-чему ты наверняка скучаешь. По терпкому и сладкому сиропу ореха саппа. По знойному воздуху моря Ям-Сап. По только что обжаренным кофейным зернам из еще горячего помета желторогих горных козлов.
Последнее… звучало довольно мерзко. Но Като закрыл глаза и глубоко вдохнул, как будто нюхая кофе. Затем улыбнулся и покачал головой:
– Ай-ай-ай, теперь ты дергаешь меня за ниточки. – Като погрозил Абу пальцем: – Я же сказал, что не оглядываюсь назад. Так давай смотреть вперед – если йотриды войдут в город, мы все умрем.
Абу хрустнул пальцами.
– Лучники Ока позаботятся о том, чтобы не вошли. Мы самые лучшие в мире защитники стен. И наши стрелы, и слова надежны и попадают в цель быстрее, чем любая пуля.
– Пусть твои стрелы будут точнее слов, – хохотнул Като и глотнул воды. – Клянусь Лат, пусть они будут намного точнее.
– Значит, договорились? – спросила я Като.
Он стукнул кружкой по столу.
– Время затягивает свою петлю. Мне пришлось довериться Хадриту, а теперь приходится доверять лабашцу. Но я чувствую, как веревка трется о мою кожу. Я мертвец в тысяче вариантов развития событий и выживу только в одном. Так пусть он и осуществится.
Он протянул руку.
Абу пожал ее и скрепил договор радостной улыбкой:
– Ты об этом не пожалеешь, мой химьярский друг.
После встречи я последовала за Сафией в пустой храм, который закрыли для простого люда. Она не воздела руки в молитве, а просто уставилась на усыпальницу, словно погрузившись в раздумья.
Я встала неподалеку, и мое присутствие вырвало ее из транса. Она выдавила слабую, почти боязливую улыбку и отвела взгляд.
Я попыталась вспомнить несколько кармазийских фраз, которые знала, а потом сообразила, что могу говорить по-кармазийски. Каким образом? А откуда я знаю крестейский? Или химьярский?
– Как дела?
Надеюсь, у меня правильный выговор.
Девушка ответила по-кармазийски «хорошо», хотя и с нервным трепетом, причем прибегла к неофициальной форме, так не говорят с членом правящей семьи. Откуда я так много знаю об их малоизвестном языке?
– Прости, – сказала я по-парамейски, – я плохо понимаю ваш язык.
Точнее, не должна понимать. Очередная загадка среди прочих.
– Тебе и незачем. Мы все говорим по-парамейски.