– Колдунья? Женщина?
Не хотелось рассказывать Эше о видении Пашанга. О том, что мы входили во Дворец костей. Я боялась, что он будет видеть в нас зло, за которым охотится. – Колдун или колдунья, не важно. Она или он отобрали то единственное, что мне было нужно.
Я услышала плеск воды – Эше плыл на спине. Я почти готова была взглянуть.
– Сира, я не знаю, каково это – быть тобой. Мы совсем не похожи. Но в конце концов все хотят одного. Быть счастливыми.
Я хмыкнула:
– Счастливыми? Это наименее мудрое из всего, что ты мне говорил. Живя в Песчаном дворце, я целыми днями наблюдала, как визири, наложницы и даже евнухи соревнуются не за счастье, а за то, чтобы иметь больше.
– Просто они думают, что это сделает их счастливыми. Но знаешь что? Мне известно, что это не так… потому что счастливее всего я был в свою бытность Апостолом, когда жил в пещере, на ложе из песка и камня.
– Значит, ты был счастлив, когда у тебя была цель. Тогда не такие уж мы и разные. Я не хочу больше тратить свою жизнь в гареме или замерзать в Пустоши. Как султанша султанш я могла бы делать то, что важно для этой страны. Может, даже определять ее судьбу.
Всплеск воды промочил мне спину. Вскрикнув, я невольно обернулась к Эше, он стоял в бассейне и хохотал. Зачерпнул ладонью воды и обрушил на меня новый поток, намочив мой кафтан спереди.
Вздрогнув, я взглянула на его наготу. Не могу отрицать, мне понравилось то, что я видела.
Он нырнул обратно в бассейн, скрыв то, на что я смотрела.
– Извини, я просто не смог сдержаться. Мама всегда говорила, что во мне есть частичка Ахрийи.
Я дрожала и злилась на эту дрожь. Холод напоминал о холодных и голодных днях в Пустоши, когда я молила о бегстве куда угодно. И молитва в конце концов привела сюда, в эту купальню, к этому мужчине.
Недолго думая, я шагнула в бассейн, погрузилась в струящуюся теплую воду. Это облегчило дрожь.
– Ты что, собралась купаться в одежде? – спросил Эше.
Я бросила на него гневный взгляд, хотя не была так рассержена, как притворялась.
– Значит… это был способ раздеть меня? Ну, тогда извини, что разочаровала.
Он ухмыльнулся. Он так бесстыден?
– Клянусь, я не имел никакого злого умысла.
– Раньше ты говорил, что больше не пытаешься быть хорошим. Ну а я пока еще… не совсем…
– Замечательно. Честно говоря, хотя я отказался от попыток быть хорошим, но еще пытаюсь поступать правильно… если это имеет смысл.
Да, в каком-то смысле имеет. То, какой ты внутри, и твои поступки могут быть совсем разными.
– И, по-твоему, было правильно затащить меня в бассейн?
– Ты сама залезла. Я тебя только забрызгал. – Он почесал бороду. – Брызгать было неправильно, да, но теперь, когда ты уже здесь, я ни о чем не жалею.
Я улыбнулась. И, кажется, покраснела.
– И я тоже не жалею.
Раздался стук в дверь.
Прежде чем я успела выбраться из воды, вошел тот, кто и должен был, – каган Пашанг, все еще в заляпанной кровью кольчуге и с бесстыдной улыбкой над ухоженной каштановой бородой.
Он был явно рад, что застал нас в неловкой ситуации. И улыбка сделалась шире, когда он остановился у края бассейна.
– Сира, Эше, вот уж не ожидал, – сказал он. – Но я не из тех, кто любит прерывать наслаждение. Просто произошло нечто неожиданное и серьезное.
Мне хотелось ответить, что между нами ничего не было, но я лишь подавила стыд. И вообще, Пашанг, кажется, не из ревнивых.
– Что случилось?
– Вообще-то даже две вещи. – Пашанг поднял два затянутых в перчатку пальца: – Первое – кое-кто утверждает, что знает оборотня. И второе… Ох, вы просто не поверите…
20. Зедра
Я ушла в сундук, оставив Селену на страже. Непонятным образом йотриды вступили в город, значит, пришло время использовать мою самую заветную руну. Я берегла ее на случай подобной критической ситуации, когда тонкие методы не сработают и потребуются прямые, пусть и более опасные действия. Мысленно я прикоснулась к руне, надеясь, что она исполнит то, что мне нужно.
Я стояла во главе молитвенного ряда, воздев руки и качая головой слева направо, снова и снова. Эти последователи святых и молились неправильно – голова должна начинать движение справа, а не слева, и не следует поднимать руки.
И я опустила руки, сложила их и хрипло сказала:
– Мне нехорошо. Уходите все.
Визири в рядах за моей спиной недоуменно переглянулись, и я закричала:
– Вон!
После этого они бросились прочь из зала. Я рассматривала кольца на пальцах – изумруд, обрамленный золотом, топаз, внутри которого была какая-то мерцающая жидкость, и плоский золотой диск с изображением симурга с раскинутыми огромными крыльями.
Мне не требовалось иных подтверждений. Кровавая руна, которую я начертала под столом Тамаза в тот вечер, когда мы с ним ужинали, теперь сработала. Чтобы сделать эту руну, я использовала немного крови сеятеля (Кярса), которую получила, когда так неловко оставила иголку в его постели, вместо моей собственной крови искателя, полагая, что его отец обладает тем же типом крови. Но нет, его отец такой кровью не обладал, она оказалась у его дяди. Теперь я была Селуком. Я вселилась в Мансура.
Я старалась вспомнить, где малыш Селук. Мансур отдал его… служанке… где-то… недалеко. Я не могла точно сказать, кому и где, потому придется искать. У меня был единственный шанс, и хватит ли получаса?
В коридоре предо мной склонил голову седоусый мужчина в кольчуге поверх парчи:
– Ваше высочество. В последний раз кагана Пашанга видели в Башне мудрости.
Башня мудрости? Что ему там делать?
– Почему?
– Мы не знаем. Часть его орды уже прибыла к воротам дворца. Мы надежно защищены от вероломного ордена. Хизр Хаз заплатит за это предательство.
Предательство? Хизр Хаз с самого начала на их стороне?
– Где сын Кярса? – спросила я.
Усатый вздрогнул:
– Там же, где и всегда. Со служанкой-рутенкой.
С Верой? Но Мансур же заключил ее в тюрьму, даже вынудил дать ложные показания.
– Тогда я иду в гарем, – сказала я.
– В гарем? Но та девушка и ребенок не там.
– Тогда где они?
Он почесал в затылке. Впредь мне нужно постараться не слишком выставлять напоказ свое невежество, а то у них появятся подозрения.
– Там же, где и всегда. В вашей спальне.
Значит… Вера оказалась хитрее, чем я ожидала. Ей всегда удавалось заставить малыша Селука успокоиться и не плакать. Она пела и качала его колыбель, помогая уснуть. Кажется, ее умение обращаться с детьми распространяется и на немолодых мужчин. Вот молодец.
Вскоре я вошла в спальню шаха. Вера полировала окружавшую кровать золотую решетку. Такая же была в покоях Кярса – когда мы занимались любовью, я чувствовала себя зверем в клетке.
Вера поправила свой розовый шарф и склонила голову:
– Мой шах.
Она уже так его называет? Как вульгарно.
В колыбели спал младенец Селук. Когда я его увидела, на глазах навернулись слезы, а одна скатилась по щеке в бороду. Я взяла его на руки, поцеловала в лоб, обняла и крепко прижала к себе меж плечом и шеей.
Обернувшись, я увидела изумленную Веру с ямочками возле мягких клубничных губ.
– Вы к нему привязались, – сказала она. – Что за облегчение. Он всегда был хорошим мальчиком.
– А ты была хорошей девочкой, Вера?
Я уверена, что Мансуру нравилась эта игривая улыбка.
– Я на это надеюсь, мой шах, – ответила Вера. – Я ведь не отказывала вам ни в каких прихотях.
Я погладила ее напудренную щеку. Омерзительно сладкая девушка, как незрелый финик, залитый патокой.
– И сейчас ты кое-что для меня сделаешь.
Она встала на цыпочки и поцеловала мою щеку, касаясь ее языком.
– Что угодно, мой шах.
Я передала ей младенца Селука. Вера прижала его к плечу.
– Следуй за мной.
Стражники в зерцальных доспехах, охранявшие каждую комнату в коридоре, склоняли головы, когда я проходила мимо. Как и слуги, хотя я мало кого узнавала – Мансур, похоже, привел своих. Спустя несколько минут – я так остро ощущала, как пустеют водяные часы, – мы дошли до арки, ведущей наружу.
Проклятое невезение! Там, как будто подстерегая, стоял Озар, надушенный и полный энергии. Он согнул шею в поклоне.
– У меня нет времени на тебя, – бросила я. – Найди меня позже.
– Ваше величество, – окликнул он, когда я уже прошла мимо. – Я переговорил сами знаете с кем в храме.
Будь прокляты святые! У него там шпион? Ради пользы дела мне нужно выяснить, кто это.
Обернувшись к Озару, я спросила:
– Что он сказал?
Озар указал взглядом на Веру:
– Может, лучше обсудить это в ваших покоях? Никогда не знаешь, кто услышит разговор в таком огромном зале.
Нет, у меня не было времени.
– Скажи здесь. Сейчас же. Я тороплюсь.
Он покачал головой:
– Это может подвергнуть опасности сами знаете кого. А я не хочу причинять урон союзнику.
Это Хадрит? Наверняка он – эти двое, как известно, объединились после такой долгой вражды.
– Ну, тогда найди меня позже.
Вода из моих часов утекала с каждой секундой. Малыша Селука нужно доставить в безопасное место за двадцать минут, а путь туда длинный.
Вера следовала за мной – сквозь арку, мимо статуи симурга, через сад к открытым дворцовым воротам. В них входили бесконечным потоком конные йотриды, заполняя вонью пространство вокруг дворца. И они не единственная напасть, саранча неслась над их головами, трепет крыльев напоминал шепот Ахрийи. Саранча уже пожирала цветы и деревья, и прекрасный сад начал походить на поле битвы, изрешеченное пулями.
– Ненавижу, ненавижу я этих тварей, – сказала Вера, прикрывая лицо Селука от насекомых ладонью. – А куда мы идем?
Я приложила палец к ее губам, заглушив вопрос.
– Дай его мне.
Она протянула младенца. Я прижала его к груди, ощущая легкое дыхание у своего стучащего сердца.