– Странно, что вы об этом упомянули. Мать мальчика сказала мне, что видела сон – святой Хисти шел по улице и нес ей ребенка. Оказывается, на самом деле то был Мансур.
Судя по тону, Хизр Хаз искренне недоумевал.
Люди ордена, которым я вручила маленького Селука, видимо, были продажными, они отдали Мансура и моего сына тому, кто больше заплатил. Но Хадрит ясно дал понять, что это не Озар. Тогда кто?
– Если мы найдем Мансура и наследника, то победим, – произнес Като. – Это очень просто. Можно было бы прочесать город, но йотриды сами этим займутся, а их в десять раз больше, чем нас.
Хадрит устало вздохнул:
– У меня есть одна идея. Большинство из вас не поверили мне и усомнились, что Тамаза убил оборотень. Я думаю, он вселился в тело Мансура, схватил наследника и увел обоих к себе.
Послышался ропот, шум голосов. Как ни странно, Хадрит докопался до истины. Из-за моей неудачи это начало приоткрывать мою тайну.
– Лично я считаю такое возможным, – сказал Хизр Хаз. – Почему еще Мансур мог просто так исчезнуть в ночь своей очевидной победы? Но если это правда, тогда все может быть еще страшнее. Если оборотень не на стороне Мансура и йотридов, выходит, он сражается за кого-то другого.
Гомон усилился. Визири не одобряли таких сложностей. Как и я. Ведь я надеялась, что, находясь рядом с ними, сама подведу их к правде, к своей, а не к настоящей!
– Сражается за кого-то другого? – Като испустил долгий язвительный вздох. – Во имя Лат, разве недостаточно Мансура и йотридов?
– Кому больше всех выгодно продолжение смуты в Аланье? – спросил Хизр Хаз. – И кто больше всех выиграл от смерти шаха Тамаза?
– Ты говоришь, как звучит ситар с вырванными струнами, – сказал Като. – Понятия не имею, к чему ты клонишь.
Я тоже не понимала.
– Подумай сам, – ответил Хизр Хаз. – Кто враг и нам, и Мансуру, всем? Путь потомков.
Окно под моими когтями задрожало от шума и гомона. Итак, детали собраны в целое, но увидят ли за трещинами мой образ?
Хадрит взревел громче всех:
– У Пути потомков нет лица. Нет главы. Их последователи рассеяны и скрываются. Очень сомневаюсь, что это они.
Что же привело Хизра Хаза к такому проницательному заключению? Я надеялась, что не наш недавний разговор. Или он догадался, что это я? Не поэтому ли не позволил мне присутствовать на собрании?
– У меня есть другая теория.
Легкий, нежный девичий голос. И неуловимый абядийский акцент. Но я не видела в зале ни единой девушки.
– Да, Рухи, – сказал Хизр. – Лично я доволен, что Апостолы проявляют интерес к этому делу. Скажи нам, что ты думаешь.
Она из Апостолов Хисти? Я считала, что они останутся в стороне от конфликта из-за престолонаследия.
– Большинство из вас не знают меня, – сказала она, – но я хорошо знакома с самыми разными колдунами.
Раздался шорох ткани. Все в зале заохали. Что там произошло?
– Пишущий кровью покрыл меня этими рунами, – сказала она. – Ни одна часть тела не осталась без шрамов. Эти руны… если бы вы лишь испробовали страданий, сквозь которые ежедневно прохожу я, вы молили бы о десятке смертей. Вот это у меня на лбу называется «Тысячным адом».
Тысячный ад – кровавая руна, предназначенная для пыток и наказаний. Она выявляла самые глубинные страхи, правда, я сама никогда не чертила и не испытывала ее.
– Если коротко – все именно так скверно, как кажется. Если бы не фанаа, я бы корчилась в агонии даже сейчас.
В комнате стояла тишина, если не считать ее голоса. Она заворожила их.
– Кроме пишущего кровью, который меня пытал, я когда-то водила дружбу с другой колдуньей. Ее звали Ашери, и она соединяла звезды.
Снова аханье.
– С магом, принесшим бедствие Сирму? – спросил какой-то визирь.
– Да, с ней, – ответила Рухи. – Но до этого она заходила в мою чайную. Она выглядела… порядочной, хоть и меланхоличной. А однажды я увидела ее стоящей на вершине холма. Я увидела, как она… рисовала в воздухе фигуры… руками. Тогда я ничего не знала об этом. Только позже я поняла, что она соединяла звезды. И тем самым призывала одну особую звезду – Кровавую.
Всякое колдовство – порождение одной из двух звезд: Утренней, которая произвела на свет все живое, и Кровавой, из которой все живое переродится в Великом ужасе. Разумеется, Ашери призывала ее во зло.
– Я вам это говорю потому. – Рухи сглотнула, – потому что прошлой ночью, спрятавшись в кустах, видела, как некто чертил эти фигуры в воздухе. А потом я увидела, как сам воздух превратился в саранчу, и эта саранча полетела к стене таким густым роем, что стоящие на страже гулямы не увидели набег йотридов.
– Говорил же я, это из-за той саранчи, – сказал Като. – Мои гулямы не трусы. Продолжай, девушка, скажи нам, кто это был. Тот ублюдок Пашанг?
– Нет, не Пашанг. Он держал ее за руку, но это сделал не он. Это та, кого все вы знаете как убийцу шаха Тамаза. Это Сира.
21. Сира
Вера и Озар сидели на подушках у деревянного чайного столика в слабо освещенной гостиной. Сначала они не узнали меня в тусклом свете свечей из-за повязки и оранжевого тюрбана. Но когда мы с Эше плюхнулись на расшитые блестками подушки напротив, Вера схватилась за грудь и воскликнула:
– Сира!
Пашанг, сидевший слева от меня, поднял палец, велев ей замолчать. Озар поставил локти на стол и подался ближе.
– Султанша, – прошептал он. – Это правда ты, благодарение Лат!
Смотреть на них было все равно что подглядывать в прошлую жизнь, которой я жила давным-давно. Однако я видела их всего несколько дней назад. Полагаю, некоторые дни длятся дольше, чем года.
Я развязала оранжевый тюрбан, и завитки волос упали мне на плечи. Что я могла им сказать? Счастлива ли я видеть Озара и Веру? Не совсем. Хотя я ценила уважение Озара и привязанность Веры, я скучала вовсе не по ним. Если бы за столом сидели Тамаз и мой брат, возможно, мне не пришлось бы силой выдавливать улыбку.
– Видеть вас обоих здоровыми – отрада моей души, – сказала я.
Озар указал на Эше, сидевшего справа от меня и до сих пор источавшего запах щелока и воды из бассейна.
– Химьяр, я так хотел послушать твои стихи. Какое счастье, что время еще есть.
– А есть ли оно? – скрестил руки на груди Эше. – Учитывая все, что происходит?
– О, конечно, Поэты-воины слагали стихи, взбираясь на крепостные стены, переводя боевых коней вброд через реки и даже в рукопашной схватке, держа одной рукой клинок, другой перо. «Трепещущие сердца рождают красоту» – стих самого Таки.
Пашанг усмехнулся:
– Тогда я стану повитухой красоты. – Он указал подбородком на Веру: – Расскажи нам, девочка. Расскажи всем, что рассказала мне.
Щеки Веры порозовели от смущения. Невыносимо очаровательна.
– Не знаю, с чего начать. Наверное, начну с Мансура. Видите ли, я несколько раз видела, как он держит ребенка. Малыша Селука. Он всегда держал его перед собой, будто большой камень, даже не плоть. Но несколько часов назад он забрал малыша. И на этот раз он так держал его, я никогда этого не забуду…
По дороге сюда Пашанг сообщил, что Мансур покинул дворец, взяв ребенка, и исчез. Но, во имя Лат, какое имеет отношение к разоблачению колдуньи то, как он держал малыша?
Вера продолжила:
– Прежде чем исчезнуть в ночи, Мансур поцеловал ребенка в макушку, затем примостил его головку у себя на плече. Очень по-матерински, вам не кажется?
И знаете, кто обычно держал так малыша Селука? – Она глубоко и напряженно вдохнула: – Зедра, его мать!
Я рассмеялась. Что за бред!
– И это все ваши улики? У Мансура есть дети. Уверена, он знает, как обращаться с малышом. А Зедра… она проводила время, наблюдая за танцами и вздыхая по стихам на площади Смеха.
Как только слова сорвались с языка, я вдруг осознала: разве такое явное тщеславие не стало бы прекрасным прикрытием для колдуньи?
– Вы были хорошими подругами, – сказала Вера. – Знаю, трудно слышать такое. Но Озар рассказал, как вы все заподозрили, что кто-то… завладевает телами других людей. Что ж, в Рутении мать рассказывала мне о таком. Бог по имени Нярлот сошел к людям и научил, как это делать, и другой магии тоже. Когда-то существовали целые племена, которые могли украсть тело, но только на несколько минут.
Я нахмурилась. Озар кивал, Пашанг поглаживал свою подстриженную каштановую бороду, задумчиво глядя в потолок. Эше тоже поглаживал бороду и щурился.
Вера тяжело сглотнула:
– Сира. Мне так жаль… пожалуйста, простите меня.
Она отвернулась и всхлипнула.
– За что простить?
– Зедра просила меня приносить ей вашу кровь. Каждый раз, когда с вами что-то случалось… я вытирала кровь и приносила ей. Она сказала, что это ради вашей дружбы. Но теперь я понимаю, что она… занималась колдовством.
Эше стукнул кулаком по столу:
– Это все подтверждает. Кровавые руны, которые я видел, были написаны кровью завоевателя. У тебя такая кровь, Сира.
Значит, меня предала не только Зедра, но и Вера. Те, с кем я сблизилась сильнее всего. Горло сдавила печаль. Как я всегда была одинока! Когда казалось, что другие добры ко мне, это всегда была злая шутка.
Вера снова всхлипнула, у нее потекли слезы. Я взяла ее руку и погладила.
– Вера, ты не могла знать. Никто не мог. Спасибо, что рассказала нам.
Я убрала руки и сжала под столом дрожащие кулаки. В душе кипел гнев, но я не хотела показывать его.
Если Вера сказала правду – а похоже, она не лгала, – значит, почти наверняка оборотнем была Зедра. Но «почти» недостаточно.
Озар кашлянул:
– У меня есть человек в храме Джамшида, где сейчас находится Зедра вместе с Като и остальными. Я могу попросить его подтвердить это, если вам нужно еще подтверждение. Каган, что скажешь ты?
Все взгляды устремились к Пашангу, который смотрел на свои колени, будто затерявшись в собственных мыслях.
– Хм, – произнес он и потер щеку. – Твой человек говорил что-нибудь о том, куда Мансур отнес ребенка?