– Я уже послал весточку, надеюсь, скоро мы получим ответ.
Я подумала о Зедре. Ее дружба всегда казалась… такой искренней. Мы пару раз ссорились, но всегда из-за моей мелочности. Она казалась такой взрослой, и это притягивало меня. Я была бурным морем, а она – островом, спокойным и непоколебимым. Я хотела быть такой, как она, но моя ребячливость не позволяла этого.
– Ты говорил, она старуха, – прошептала я Пашангу. – Но Зедра даже моложе меня.
– Ты права, – вслух ответил Пашанг. – Но маги известны тем, что всегда выглядят молодыми. Может быть, та же магия изменила ее обличье. – Он тяжело вздохнул: – Хуже всего то, что, если мы не вернем Мансура, все это будет напрасно. Без Селука на нашей стороне нас никто не поддержит. Каждый стоящий хотя бы медяка визирь обратится против нас.
Кярс обожал Зедру. Он ползал у ее ног. Если она будет против меня, он никогда не примет наш брак. Может, я правильно поступила, открыв город йотридам. Может, сторона Мансура единственная, с которой у меня есть будущее.
Озар кивнул:
– Мансур и ребенок должны быть в храме вместе с Зедрой. Куда еще она могла отвести их? Когда получим подтверждение, мы вернем их.
– Не обязательно, – сказал Эше. – Ее душу могло выкинуть из тела Мансура где-нибудь в городе еще до того, как они достигли храма.
– Пока не будем знать наверняка, нужно рассматривать все варианты, – заметил каган Пашанг. – А пока все должны отдохнуть. Ночь длилась целую вечность.
Отдохнуть? Как отдохнуть, когда внутри клокочут гнев, замешательство, печаль и обида? Почему Зедра использовала меня для убийства Тамаза? Она планировала это с самого начала? Или это ответ на мой брак с Кярсом? Лучшая подруга ударила меня молотком в лицо, и этот синяк никогда не заживет. Какому злу она служит? И, самое главное, как мне добиться справедливости?
После собрания я попросила Веру показать, где произошло так называемое похищение тела Мансура. Она отвела меня в покои Тамаза, где он спал, только когда его жена или наложница оставались на ночь. Половину комнаты занимала кровать, окруженная золотой решеткой. В углу, рядом с пустой колыбелью, стоял сундук с драгоценностями. Вера зажгла свечи.
– Вот здесь он поцеловал малыша, точно как сделала бы это Зедра. – Вера покачала колыбель с тоской в глазах. – Ой, как грубо с моей стороны! Могу я что-нибудь предложить вам, султанша?
– Вино подойдет.
Вера взяла с полки инкрустированную рубинами чашу и кувшин с вином.
– Себе тоже налей, – я указала на вторую чашу, оставшуюся на полке.
– Я бы лучше не стала… я не очень люблю вино.
– Мне все равно. Налей.
Она повиновалась и встала на противоположной стороне комнаты, словно я тигр, готовящийся к прыжку.
– Султанша, пожалуйста, поймите, я всего лишь исполняла ее приказы.
Я открыла дверцу в решетке и указала на кровать. Когда мы с Верой оказались внутри, я снова закрыла дверцу. Мы опустились на колени напротив друг друга. Вера прикрыла рот своей чашей, инкрустированной изумрудами.
– Ты о чем-то умалчиваешь, – сказала я. – Ты не глупа. Ты знала, что она замышляет недоброе. Она приставила тебя ко мне не просто так, и ты с радостью исполнила свою роль.
– Я… я не знала зачем. – Она отпила вино. – Клянусь!
– Поэтому ты… делала это со мной. Все только в угоду ей. – Я была опечалена не меньше, чем зла. – Ты знала, что я прожила здесь восемь лет и не могла никого назвать подругой, пока не появилась она, всего лишь год назад? Моя единственная подруга… человек, с которым я могла просто быть, просто смеяться, не думая ни о чем… но оказалось, что она – злейший мой враг, как и ты.
Вера шмыгнула носом:
– Я сделаю все что угодно. Прошу, пожалуйста, простите меня.
Я глотнула вина. Спиртное заглушало аромат розы, а горло обожгло персиковым послевкусием.
– Ради кого еще ты готова на все? Кярс? Зедра? Мансур? Кто угодно, кто продержит тебя на поводке хоть день? Ты хуже червивого финика. Как я могу доверять тебе?
А вдруг она сказала Зедре, что я во дворце? А если Зедра придет за мной? Она спрятала кровавые руны повсюду, и это подвергало опасности всех нас, хотя я вспомнила, как Эше говорил шаху Тамазу, что у него есть решение на такой случай. И все равно, не хватало только, чтобы среди нас шнырял шпион Зедры.
– Я… я могла бы промолчать, – расплакалась Вера. – Но я решила рассказать вам.
– То есть ты решила предать Зедру, свою султаншу. Каким образом это делает тебя достойной доверия?
– Нет. Я… я… когда вы вошли во дворец, я вас увидела. Ни тюрбан, ни повязка на глазу не могли скрыть ваше милое лицо. Я подслушала ваш разговор с другом-химьяром. Я могла бы побежать и все рассказать Зедре, но осталась. Ради вас.
Я насмешливо ухмыльнулась:
– Точно, ради меня. – Я взяла шелковую подушку. – Я могла бы задушить тебя прямо сейчас, и никому не будет дела. Нет, неправда. Пашанг и его йотриды, скорее всего, даже обрадуются. Может, мне стоит так и сделать. Это уймет тревогу, умастит мои раны.
Она уронила чашу на кровать, окрасив простыни красным, затем схватилась за волосы и закрыла лицо, дрожа и плача.
– Ты принимала в этом участие. – Я взбила подушку. – Я добилась всего, чего хотела, стала султаншей султанш, а ты помогла ей все разрушить.
– Я… я… я не знала!
Ее всхлипывания напоминали блеяние козы.
– Не знала? С каких это пор незнание кого-то оправдывает? У меня нет особого выбора. Оставлять тебя опасно и отпустить тебя тоже опасно. Убить тебя – единственный путь. Почему только я это вижу? Неужели другие так очарованы тобой, что не чувствуют яд? Неужели именно я должна принять это ужасное решение?
– Я не хочу умирать. Пожалуйста, султанша.
– Я не хочу убивать тебя.
Я придвинулась ближе, отложила подушку и обняла плачущую Веру, ощущая одновременно отвращение и тепло. Вероломная девчонка, которую я хотела и поцеловать, и забить камнями.
– Я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня. Это намного улучшит положение.
Я погладила ее по волосам.
– Все что угодно, – выдавила она между всхлипами. Ее волосы пахли чем-то сладким и влажным.
– Ты обманула меня, обманула Зедру, обманула Мансура. Но сможешь ли ты обмануть кагана Пашанга?
Она содрогнулась:
– Нет. Он не такой, как все вы. У него ледяные глаза. Он пугает меня.
Я прошептала в ее дрожащее ухо:
– Это я должна тебя пугать.
Она затряслась еще сильнее.
– Чего вы от меня хотите?
– Узнай его намерения. На собрании он оплакивал отсутствие Мансура, но я подозреваю, что он не так уж сильно переживает. В конце концов, трон сейчас пуст… И Пашанг может сесть на него.
Меня беспокоило лишь то, не лжет ли об этом Пашанг. Зачем скрывать свои намерения от меня, с которой, по его словам, он был честен?
– И как я могу это сделать? – спросила Вера, положив голову мне на плечо.
Я поцеловала ее в лоб, взяла ее руку и положила себе на бедро, переместила к самой горячей точке.
– Так же как делала это со мной.
Я проснулась через два часа от боли в животе. Вчера я почти ничего не ела, и внутренности как будто сжимали воздух. Меня вырвало в драгоценную вазу с орнаментом из тюльпанов, стоявшую на собственном маленьком коврике.
После этого я сидела у стены и смотрела, как обнаженная Вера ритмично сопит, лежа на боку.
Правда ли я собиралась убить ее? Держа в руках подушку, я не шутила. Меня потрясло, как холодно и отстраненно я решала ее судьбу. Неужели именно это сейчас нужно?
В Пустоши я видела, как мужчины убивают по самым ничтожным поводам: за оскорбление, нанесенное лошади, за косой взгляд, а один даже огрел дубинкой другого за то, что тот носил желтую одежду. Здесь, в Аланье, убивали по более весомым соображениям, ради правосудия или морали. Но убийства все равно не прекращались.
Когда я соединила звезды и призвала саранчу, это привело к смертям. Десятки гулямов и йотридов погибли, сражаясь на стенах. И все из-за меня. Я вернулась в этот город очистить свое имя, но утопила его в крови. И, что еще хуже, я стала кем-то таким же темным, как та колдунья, с которой я боролась. Так кто же я?
Могу ли я повернуть назад, могу ли найти истинный путь, как наставлял Хизр Хаз? Но путь к чему-либо стоящему не бывает прямым. Он змеится сквозь горы, леса и джунгли, и по дороге человека преследуют колдуны, джинны и сам Ахрийя. Отныне любой путь будет вымощен костями и выкрашен желчью.
Так почему же я ее не задушила?
Я поспала еще и проснулась после рассвета. Веры рядом не было, наверное, ушла заискивать перед Пашангом. Слабая причина оставлять ее в живых, но она давала мне время отдышаться и решить, кем я хочу стать.
Я пошла в комнату Эше, но его там не было. После недолгих поисков я обнаружила его в помещении для стражи. Он спал на тюфяке, с книгой на груди. Когда я села рядом, он всхрапнул и проснулся.
– Ну как, ты готов? – спросила я.
Он потер глаза и огляделся, сбитый с толку спросонья.
– Можно сначала позавтракать, прежде чем я узнаю, к чему должен быть готов?
Он положил книгу на пол. На обложке было написано «Сад тлеющих углей».
– Что это?
Он потянулся и зевнул.
– Она о человеке, который обнаружил подземное царство джиннов, пока искал свою мертвую жену. Страшная сказка… даже не знаю, как автор смог выдумать такие ужасы.
– Я хочу знать, что с тобой сделали, Эше. Ты сказал, что видел яйцо. Что это значит?
В Пустоши я любила есть яйца толстой птицы с длинной шеей, которая называлась дрофа. Бронзовые яйца едва помещались в ладони – и это было единственное яйцо, которое я хотела бы увидеть.
Эше подергал себя за кудри.
– Тот человек в плаще с цветочным узором хотел узнать о книге, которую мой отец спас из Золотого царства после кровавой чумы. Книге, которую я заучил наизусть. – Он почесал голову. – Самое странное, что эта книга… она о цветах. – Эше начал декламировать:
– «Красные тюльпаны – один из семисот видов тюльпанов. Они эндемичны для районов к северу и югу от Сир-Дарьи, на запад до Юнаньского моря и на восток до Мервы. Местные легенды утверждают, что лепестки стали красными от кровопролития во времена, когда сыновья Селука боролись за титул падишаха всего Востока, но это вымысел. Однако по удивительному совпадению тюльпаны красного цвета появились во время той войны, продлившейся целое столетие и по сей день остающейся самым страшным бедствием, когда-либо постигшим царства Селуков».