– Да, я первый.
Он ступил на первую перекладину. К моей радости, веревка почти не шевелилась под его весом. Он поднялся на несколько перекладин, затем махнул мне.
Я решительно набрала воздуха и последовала за ним. Похоже, я оказалась сильнее, чем думала, и могла держать свой вес. Но как высоко ведет эта лестница?
Что мы вообще делаем? Несомненно, отправиться сюда было одной из худших моих идей и одним из худших решений Эше. Но когда это молитвы вели меня неверным путем?
– Ах да, совет, – сказал Эше, останавливаясь на мгновение. – Не смотри.
– Я знаю! – В детстве я лазила по холмам с матерью, поэтому имела некоторую привычку к высоте. – Не останавливайся.
Светлячки устремились вверх и сели на… небо? Нет, на крышу. Они сформировали круг, будто сверкающий вход. Я жаждала побыстрее оказаться на небе, но должна была соблюдать осторожность. Если упасть сейчас, это точно станет моим концом.
Чик-чирик. Я повернулась налево, мимо правого уха прошелестели крылья. Чирик-чик. Черные перья.
Внизу захихикала маленькая девочка.
Я сглотнула:
– Эше… ты это слышишь?
– Ты тоже? Здесь заблудилась чья-то дочка?
Снова шелест крыльев. Я повертела головой вправо и влево, но видела лишь тени. Тени в форме птиц, кружившие вокруг нас.
– Поторопись! – сказала я, ладони взмокли. Значит, это все-таки была я.
– Быстрее я уже не могу!
Наконец Эше достиг круга на небесах, где сияли светлячки, а я подтянулась прямо к его ногам.
– Толкай, – сказала я. – Должно быть, это люк или что-то в этом роде.
Он толкнул. Глаза обжег ослепительный свет, я зажмурилась, но он проникал сквозь веки.
Эше полез выше, я последовала за ним, моргая от яркого света.
Веревка кончилась, Эше стоял рядом со мной на твердой поверхности. Я оттолкнулась от деревянного пола и встала на ноги.
Как странно, яркий свет исчез. Пространство освещало мерцание светлячков. Повсюду лежали кучи книг. Эше взял одну, пока я осматривалась в поисках двери.
– Это еще что?
Он показал мне корешок.
«Ангельская песнь», написано на парамейском.
– Этосианская священная книга?
Эше кивнул.
– Не видел такие в Башне. Если она на парамейском, это может означать, что мы все еще в Аланье.
– Думаешь, мы до сих пор в Кандбаджаре?
– Этого не узнать, пока не осмотримся здесь.
Мы пошли к двери на дальней стороне комнаты. Доносившаяся сверху мелодия ласкала слух. Песнопения. Мрачные и низкие, как гимны звезд, которых я касалась.
– Этосианские гимны, – сказал Эше. – Тоже на парамейском.
Мы открыли дверь и вышли в каменный коридор. Светлячки летели мимо нас к лестнице. Я схватила Эше
за руку и держалась позади него, пока мы взбирались по ступеням вслед за светлячками. С каждым шагом гимны становились громче.
И ангел сказал,
Мы лишь испытание, так что не будь неверным.
Ты продал душу за жуткую цену
Под светом Авроры – мертвой звезды утра.
Когда мы поднялись наверх, песнопения прекратились. Мы вошли в просторную комнату с рядами резных деревянных скамеек. Они стояли перед помостом, на котором возвышалась статуя Архангела – я видела, как этосиане покупали такие же, только маленькие, на Большом базаре. Но самое странное, что скамьи были пусты. Никакого хора.
За исключением человека на передней скамье. Отец Хисти в плаще с цветочным узором, редкие волосы почти скрывали ледяные глаза.
– Как храбро с вашей стороны последовать за мной сюда, – сказал он, когда мы встали перед ним.
– Куда сюда? – спросил Эше.
Отец Хисти указал на статую Архангела:
– Никогда не был в соборе Базиля? – Он покачал головой и неодобрительно поцокал языком: – Эше, дорогой мой, он дальше по улице, рядом с твоим домом. Ты должен посещать новые места, пробовать новое, иначе зачем вообще жить?
Я проходила мимо собора святого Базиля сотни раз. Замок с четырьмя шпилями и куполом на краю Этосианского квартала, сразу за Стеклянным кварталом.
– Зачем ты заставлял Зедру творить весь этот ужас? – Я сжала кулаки. – Что за игру ты ведешь?
– Игру… О, это вовсе не игра. По крайней мере, для нас. Это не игра, когда ты – брошенный кубик, вытянутая карта, пешка, которую приносят в жертву, – он печально вздохнул. – Я бы хотел, чтобы это было весело. Но правда в том, что, как и вас, нас, Двенадцать, толкают и тянут сверху.
– Двенадцать… ангелов? – произнес Эше. – И который из Двенадцати ты?
Человек скрестил ноги и сцепил руки за спиной.
– Я дал человеку выбор, хорошо зная его натуру. Кровавые руны, звезды, философия, наука. В конце концов, это все опасно, это все знание. – Он развел руки в стороны, между пальцев откуда-то появились карты. – А я – учитель.
– Теперь я понял, – глаза Эше вспыхнули. – Если ты и правда один из Двенадцати, то ты – Марот!
Двенадцать? Марот?
– Ты так и не ответил зачем! – топнула ногой я. Он бросил карты, и они растворились в воздухе.
– Слугам не говорят зачем.
Его смех отдавался эхом по пустому залу, будто кто- то дергал за порванные струны.
– Мы тебе не слуги!
Марот покачал головой:
– Какая глупость. Я говорю не о вас, а о себе. Они не говорят мне зачем. По правде говоря, я никогда и не спрашивал. Я нахожу это довольно бодрящим. Когда долго живешь в бесформенной пустоте, как я, приятно, если тебе находят применение. Уверен, ты можешь это понять, а, Сира?
– Что ты находишь бодрящим, разрушение моей жизни? – Мне хотелось воткнуть кинжал Мароту в сердце… если бы только он у меня был. – А Зедра? Почему она? Зачем?
– Зачем, зачем, зачем, – передразнил он меня и изобразил, будто плачет. – Лучше бы спросить «что». – Он снова рассмеялся. – Что будет дальше, а? Выйдите из тех дверей, и возможно, вы узнаете, на что способна кровь ангела из целой девушки.
Бессмыслица. У него должна быть причина получше.
– Если ты Марот, то почему ты с Философами? – спросил Эше.
Он вздохнул с отвращением и покачал головой:
– Вам двоим нужно научиться слушать. Философы ищут знания, и я даю их. Благодаря мне вы можете добывать огонь, вырезать колесо, выдувать стекло. Я научил вас, как ковать меч и что с ним делать. Я заставил вас жаждать золота, хотя это всего лишь камни. Как писать кровью и соединять звезды – я искушал вас этими дарами, и вы поддались. В конце концов, знание едино, будь оно тайное или явное, – усмехнулся он. – В чем дело, дорогой Эше? Неужели ты думал, что человечество само до всего додумалось? Без нашего руководства вы всего лишь безволосые обезьяны.
– Тогда это подразумевает какую-то цель, – сказала я. – Такое не творят вслепую.
От его улыбки я содрогнулась, будто от ползущего по плечам червяка.
– Напротив, хаос слеп. Хотя мне не пришлось много трудиться, чтобы натравить вас друг на друга. Вы уже были предрасположены к ненависти. – Он указал на мою повязку и рассмеялся: – Думаешь, я руководил только Зедрой? – Он снова неодобрительно поцокал языком: – Кто, по-твоему, привел тебя во Дворец костей?
Он встал. Его суставы отвратительно хрустнули… и удлинились. Мы с Эше попятились, онемев от ужаса, когда шея Марота изогнулась и вытянулась так же, как руки и ноги, в которых для человека теперь имелось слишком много суставов.
– Узнала меня теперь?
Его голос доносился отовсюду.
– Ты был там. – Ужас сжал горло, когда я вспомнила снежную бурю в пустыне, которая привела меня к чудовищному человеку, предупредившему нас о Дворце костей. Я не могла не спросить: – Зачем?
– Я же сказал, это неправильный вопрос. Что сделает она и что сделаешь ты? А?
– Кто такая Нора? – крикнул Эше, пока суставы существа спутывались, как ветки дерева. – Что это за кровавые руны?
– Нора-Нора-Нора. – Снова мрачный нестройный смех. – Прекрасное имя, словно прогулка для языка.
Тварь продолжала расти, пока ее глаза не вывалились из глазниц, а голова не пробила потолок. Конечности, словно корни, протянулись по скамьям и каменному полу.
Эше схватил меня за руку. Мы побежали к двойным дверям, сквозь которые просачивался солнечный свет.
Снаружи по глазам ударил жаркий день. Пустая улица сразу за Стеклянным кварталом казалась почти мирной… если бы не стрелы, гильзы от пуль и угли, усеивающие землю.
Мы пробирались по улицам, спеша оказаться как можно дальше от чудовища в соборе, но помня и о гулямах.
Пашанг атаковал Стеклянный квартал, когда мы узнали, что там прячется Зедра. Но победил ли он или гулямы устояли?
– Мой дом в пяти минутах отсюда, – сказал Эше. – Думаешь, нам нужно уходить? Или попробовать вернуться к йотридам?
– Я хочу поговорить с Зедрой. Как она могла быть такой тупой? Как могла попасться на удочку этого чудовища?
– Обманутые или нет, вы все еще на разных сторонах, и она скорее убьет тебя. В любом случае, ничейная земля – не место для обдумывания произошедшего. Давай попробуем добраться до моего дома.
Эше обнажил кинжал и показал мне:
– Тебе нужна моя кровь?
– Может, придется заморозить пару гулямов ради нашей безопасности.
Я вздохнула, протянула ему палец и закрыла глаза. Уколов меня острием, Эше поймал капли крови плоской стороной кинжала и начертил на нем руну, что-то пробормотал, и она засветилась.
– Интересно, что ты говоришь каждый раз, когда пишешь руны?
– Это заклинание Утренней звезды.
– То есть… это вроде молитвы?
Он покачал головой:
– Вовсе нет. Это заклинание. Молиться звезде, даже могущественной, это хуже ереси. Ашери молилась чему-то другому вместо Лат.
Если бы он только знал, кому молилась я.
– Пойдем.
Я взяла его за руку.
Мы крались по улице к разноцветным аркам, украшавшим вход в Стеклянный квартал.
Спрятавшись в близлежащем переулке, мы наблюдали: арку охраняла колонна гулямов, они перегородили ее мешками с песком. На улице лежали изрешеченные пулями йотриды и лошади, ветерок доносил до нас тошнотворный запах смерти.