– Кто он?
Дедушка улыбнулся и сказал:
– Это новый защитник нашего племени. Каган Пашанг.
Быть не может. Это Пашанг? Я слыхала, что он был великим воином и геройски сражался против племени силгизов, наших врагов. Он добился даже расположения аланийцев и поэтому обладал большей властью, чем любой каган по обе стороны Вограсских гор. Но он выглядел тоньше и казался менее грозным, чем я себе представляла. Аккуратная каштановая бородка покрывала его щеки и подбородок, ярко-карие глаза смотрели так мягко.
Дедушка подтолкнул меня в спину:
– Чуть-чуть выдвинься из толпы. Этот человек не женат. Может, он заметит тебя.
Когда он приближался, другие девушки выступали вперед, опустив глаза и сложив на животе руки. Всадники подъезжали, сбавляли шаг, и толпа забрасывала их цветами. Пашанг и Хамет поскакали к нам, и я тоже вышла вперед.
Каган Пашанг остановился передо мной. Я взглянула в его глаза, а он посмотрел в мои. Может, мне сегодня стоило лучше подготовиться. Я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и поскакал дальше.
– Значит… мы теперь из их племени? – спросила я дедушку.
– То есть йотриды? В некотором смысле – да. Только так мы сохраним наши земли, ведь еретики- силгизы подбираются с каждым годом все ближе.
Больше всех на свете мы ненавидели силгизов. Они захватили так много наших пастбищ и охотничьих угодий, что мы оказались прижаты к горам и лесам вместо того, чтобы жить на просторе равнин. Хотя я обожала леса и горы, их зверей – например, краснорогих коз, взбирающихся по горным склонам.
Настал мой любимый момент свадьбы – открывание лица! Поднимая и разворачивая вуали Ширин, я наконец выбросила книгу из головы. Мы сняли двадцать слоев покровов. Двадцать! Каждый был голубого оттенка, начиная с синего неба и кончая чистой рекой. Я боялась, что Ширин могла задохнуться под ними, но она все время смеялась, и мы вместе с ней.
Пришло время танцев, и мои сестры так славно выступили! Мужчины легко гарцевали на цыпочках вокруг женщин, даже бились на мечах друг с другом во время вращения. Женщины покачивались, медленно и ритмично. Кто-то играл на кашанской флейте, которой я никогда прежде не слышала, но, во имя Лат, то была совершенная музыка счастья!
Я жалела, что не танцую, горевала о том, что Ширин выходит за Хамета, отстраняет меня от того, кого я люблю. Никогда я не перестану об этом жалеть.
Наконец аланийский шейх с завораживающей рыжей бородой провел церемонию бракосочетания.
Хамет и Ширин подписали какой-то пергамент, хотя ни читать, ни писать не умели, а я сглотнула горький ком в горле. По пути домой я поняла, что мир огромен, а Хамет, несмотря на свой идеальный нос, всего лишь скучный мальчик из племени.
В эту ночь я лежала без сна меж двумя своими храпящими сестрами. Дедушка тоже храпел на своей койке на другом конце юрты. Но не храп мешал мне уснуть. Я уже грезила о тех местах, где растут все эти цветы.
Совсем близко отсюда, в Аланье, из песка пустыни торчат красные тюльпаны. Говорят, они вскормлены кровью войны, бушевавшей пятьсот лет назад. В джунглях Кашана есть еще один красный цветок, называется он сантан и напоминает вертушку на палочке. Его можно есть целиком, разжевать, и сладкий сок потечет в горло. А в стране Талитос, что лежит за туманными морем, говорят, есть росянки – безумные цветы, которые больше всего напоминают змей с сотнями слизистых щупалец, и они пожирают черных птиц, называемых дронго!
Это только то, что я прочла за одно утро, – в книге было много больше интересного! Я не могла дождаться восхода солнца, чтобы читать. Но солнце никогда не взойдет. Ни для меня, ни для кого-либо из нас.
Началось все с криков и запаха гари. Я разбудила сестер, потом пробежала через юрту и разбудила дедушку. Он схватил ятаган, кинжал, аркебузу, и мы все выскочили наружу.
Огонь был повсюду! Даже лес со всеми его цветами превратился в громадный костер. Я забыла книгу, но когда попыталась сбегать и взять ее, дедушка ухватил меня за руку.
– Мы должны выбираться отсюда! – сказал он. – Нора, Дийна, Диша, возьмитесь за руки и идите за мной!
Я взяла его за руку, потом Дийна взяла мою, а Диша – ее. От горящих юрт позади нас доносился топот конских копыт. Было трудно что-то увидеть посреди огня и теней. Вдалеке сталь звенела о сталь под барабанный бой ударов и выстрелов.
Дедушка потянул нас туда, где когда-то текла река с Вограса, но потом свернула по другому пути, оставив после себя лишь сухое потрескавшееся русло. Это недалеко от подъема на гору, так что, может быть, нам удастся там спрятаться.
– Кто все это делает? – дрожащим голосом спросила я.
– Каган Пашанг нам поможет. Он поможет, надо только продержаться, пока не придут йотриды. Оставаться в безопасности на горе.
Мы брели по грязной траве на краю иссохшего речного русла, уходили от горящего леса к склону горы. Здесь обычно паслись краснорогие козы, но в этот темный час они, наверное, спали. Месяц в небе и далекое пламя давали достаточно света, чтобы избегать валунов, которых здесь было много, хотя я жалела, что мы не захватили факел.
Но почему это случилось? Почему мы бежим? Почему огонь жжет лес и цветы? Не прошло и дня с тех пор, как мы были счастливы. Чем же мы заслужили такое?
Мы и не заметили трех всадников, спрятавшихся на темном пути к горе. Они ждали, склонившись вперед на своих кобылах, наблюдая за нами. Их одежда… медвежьи шкуры на плечах и шапки с перьями. Жесткая кожа нагрудников тоже была коричневая. Силгизские воины.
Едва их заметив, я дернула дедушку за руку, он прищурился и тоже увидел. Я сжала руку сестры, и мы повернули назад.
– Стойте, – приказал один из всадников на вограсском, хотя слово он произнес неправильно. – Стойте, или я затопчу всех четверых.
Дедушка остановился, и мы тоже.
– Пожалуйста, отпустите нас, – сказал он. – Это мои дети.
Он дрожал. Никогда я не видела его таким испуганным, страх разлился по моим венам. Я обняла сестер, чтобы унять их слезы, но мне тоже хотелось расплакаться. Вместо этого я забормотала молитву о спасении из Писания Хисти.
«О Лат, защити нас от того, что впереди, от того, что над нами, справа, слева и сверху».
Всадники галопом подъехали к нам. Первый поднял фонарь.
– Ох, забудьте о пряностях. – Я едва различала его лицо, но голос звучал возбужденно. – Сколько выручим за этих троих, как думаете?
Потом он пробормотал что-то на чужом языке, наверное, на силгизском.
Второй всадник сказал:
– Джихан велел всех здесь убить. Так что…
Он вытащил аркебузу и взвел курок. Грохнул выстрел. Я пригнулась, зажала уши. Дедушка упал, зажимая рваную рану на животе, и завыл.
– Нет! – завопила Дийна.
Я могла лишь смотреть, застыв, как замерзшее дерево.
– Помогите! – судорожно выдыхая, крикнула Диша.
– А давайте их трахнем, – сказал третий. – Я возьму фигуристую. Знаю, вы, яйцелизы, любите слегка недозрелых.
– Нет-нет-нет. У меня жена выпрашивает новые аланийские ковры на стены. Одна мелкая по меньшей мере пять тюков стоит.
Он указал на Дийну, самую младшую.
– Пусть бедняжки просто умрут, – возразил второй всадник. – У нас мало времени. И Джихан сказал, что расправа должна быть быстрой. Туда и обратно.
– Я могу туда и обратно со всеми тремя, и быстро! – засмеялся третий.
Лишь тогда я поняла, что они говорят на силгизском, он всегда звучал резко и странно. Тогда как же я их понимала? Кстати, я ведь не знала, на каком языке была написана та книга, но понимала и ее. Я застыла от страха и полностью растерялась.
– Слушайте, – сказал третий, – вот как надо. Нас тут трое, и у каждого свой вариант, что делать. А их как раз трое. Мы одну убьем, одну трахнем, а одну продадим. Справедливо?
Мне хотелось схватить сестер и бежать, но лед лился в мои вены и сковывал волю. Мне хотелось помочь дедушке, но руки не шевелились. Мне хотелось убить этих ужасных людей, но я не имела ни малейшего представления о том, как это делают.
Диша все продолжала кричать «Помогите!», а Дийна держала голову дедушки, кровь пузырилась у него на губах.
– Значит, продаем самую молодую, за нее дадут самую высокую цену.
– Тогда трахнем старшую. У нее грудь размером с Вограс. Когда я с ней закончу, она будет сухой, как эта река.
– Значит, скажем «прощай» средней девчонке? – Щелкнул курок. Бум! Крики Диши прекратились, ее тело упало в траву. – Во имя Лат, славно вышло!
– Будь прокляты вонючие святые! Чтобы мне никогда не встретиться с вами! – Всадник откашлялся: – Так, для ясности, когда трахнем старшую… просто бросим ее здесь?
– Почему бы нет? Будет хоть один свидетель этой жалкой истории, пусть у людей трепещут сердца, когда услышат о силгизах. Кроме того, может, кто из нас заделает ей ребенка, и она сможет возродить свое племя!
Они слезли с лошадей, хохоча. Один поднял фонарь над моей головой. Наконец я увидела их лица.
– Тебе повезло, девушка, – сказал третий всадник, стягивая штаны. – Твой цветок сорву я, человек достойный, а не эта пара ублюдков.
Трое подняли взгляды, словно вдруг увидели кого-то за моей спиной. Их глаза наполнились страхом, а потом взмыли в воздух вместе с головами, над фонтанами крови, вырвавшимися из шей.
Головы приземлились у моих ног. Я не закричала. Только замерла как добыча. Даже лошади заржали и бросились прочь.
Дийна обняла меня трясущимися руками. Обернувшись, я увидела идущего к нам человека.
То был он, незнакомец из леса. Он не торопился, словно наслаждаясь прогулкой в свете луны. А потом склонился надо мной, держа в руке книгу.
– Они сожгли ее вместе с вашей юртой, – сказал он. – Книгу цветов. Какая жалость.
Но какое это имело значение? Дедушка… уже затих, а я даже не заметила. Диша умерла сразу, на месте щеки у нее была обожженная окровавленная дыра.
– Итак, каган Пашанг на смог защитить вас. Ай- ай-ай. Вероятно, он и есть причина того, что ваше племя погибло. Боюсь, вы поставили не на ту лошадь. Каган Джихан оказался куда умнее. Бой был хорош, хотя победитель с самого начала был очевиден.