– И все?
– Да. Я хочу заняться добычей нефти. Скоро она должна пойти вверх.
– Блажен, кто верует, – в упор посмотрел на меня Джон и решительно выдохнул: – Спрашивайте!
Нет, дядя, так дело не пойдет. Мне нужно тебя немного расслабить.
– Скажите, а почему вы поменяли имя на Джон? Насколько я понимаю русских, вас по-русски зовут Евгений?
– Хм! – рассмеялся он. – Дело в том, что в детстве во дворе Женей звали Джонами. Не знали тогда толком аналогов английских имен. Я только здесь и узнал, что есть имя Юджин. Ну а то, что Джон – эквивалент Ивану, мне известно, поэтому и выбрал. Русские для иностранцев все Иваны, вот и взял его аналог. Русский же я. Как бы ни рядился, а все равно за версту понятно, откуда я. А от акцента не избавлюсь до гробовой доски.
– Вам здесь тяжело?
– Да. Мне здесь очень тяжело. Но, думаю, что в России мне будет тяжелее. Из-за моего уродства.
– Поэтому и мечтаете побыстрее умереть, отравляя себя громадными дозами никотина и алкоголя?
– Наверное, вы правы. Я глушу себя кофеином, никотином, алкоголем. Скорее бы. Сам себе задаю вопрос, отчего я не погиб тогда на пожаре… Потом понимаю, для того чтобы заработать денег, детей поднять. Пути Господни неисповедимы. И Божий промысел нам неведом.
– Вы верующий?
– Да. – Он потрогал православный крест на груди через рубашку.
– Вы мне расскажете правду про участок?
Правило пяти «да». Если человек скажет вам пять раз «да», то и на последующие вопросы будет отвечать честно. На два, по крайней мере.
Он снова посмотрел на меня.
– Я отвечу на ваши вопросы честно. Но я понимаю, кто вы. Вы не интересуетесь землей и нефтью. Вам интересны те люди, что живут на поле.
– Давайте сначала про участок.
– Ну, если вас это интересует…
– Очень интересует.
Если бы ты только знал, как интересует!
– Участок разведан был еще в семидесятых годах. Считалось, что здесь сланцевая нефть, а как начали бурить, оказалось, что нормальная нефть, с неглубоким залеганием. И запасов ее – на тридцать лет хватит.
– Отчего добыча приостановлена?
– Решили, что это будет стратегический запас страны. Она несколько тысячелетий пролежала, еще потерпит. Да и геофизики запаниковали. Сейсмологи приезжали большой делегацией. Здесь, – потопал он по полу, – пролегает Техасский разлом. И неизвестно, как он себя поведет после высвобождения от нефти и заполнения водой. Некоторые говорят, что часть глубоко залегаемой кальдеры от Йеллоустонского вулкана где-то взаимодействует с Техасским разломом. Но точно не знаю. Вот и решили срочно законсервировать. Но персонал оставили. Благо государство компенсирует затраты на поддержание участка в рабочем состоянии. Нефть хороша. Минимум примесей. Серы, парафина мало, на удивление. Зато много попутного газа. Периодически срабатывают предохранительные клапаны по его сбросу. Малейший огонь, и все взлетит на воздух. Радона много, и он высокой концентрации. Значит, урановые руды выходят в нефть. Поэтому местные не особо рвутся на поле. Мне-то уже все равно. Мужчиной в полном понимании уже не стану, а вот остальные очень переживают за свое «хозяйство». Все – опытные нефтяники, им долго объяснять не надо. Я тут пошутил, может, и на самом деле, в Чернобыле выводили радионуклиды водкой, а на советских подводных лодках – сухим красным вином. Так местные чуть ли не всю водку скупили в Остине. И вино все смели. Я еще пошутил, что нужно брать только русские, мол, там особые добавки против радиации. Так поставщики с ног сбились, выискивая российские вина. Вот я и поддержал экономику Родины. Бедолаги так перепугались, что привозили к ним каких-то физиков, которые им растолковывали, что употребление алкоголя ни к чему хорошему не приведет. Но на всякий случай в каждом доме стоит бутылка водки и вина. Некоторым даже понравился вкус напитков из России.
– Скажите, а почему в семидесятых годах при разведке не было установлено, что здесь такое близкое залегание нефти и в таком количестве?
– Методы тогда были иными. Да и в Советском Союзе тоже. В то время считалось, что бурить разведочные скважины нужно на вершинах холмов. Это нефть сдвигает породы, выдавливая их наверх. Может, сами геологи это придумали. Бурить внизу – значит, бурить в болоте. Там и технику можно угробить, и комаров, мошкары много. Вот и тащили технику повыше. Посуше, да и от насекомых подальше. В США, насколько мне известно, тоже так полагали. Ну а потом стали использовать технику разведывательных взрывов. Как на эхолоте. Посылается сигнал, потом идет отраженный, его анализируют и получают картинку залегания пород под землей. Несколько направленных поверхностных взрывов с большим количеством датчиков и показало, что нефть не рассеяна по пескам, а лежит многоуровневыми линзами. Как пирожок на бабушкином блюдце.
– Рядом имеются участки с аналогичными параметрами?
– Хотите прикупить участок, пробурить наклонную скважину на этот? Хитро.
– Я этого не говорил, это ваши фантазии. Но ход ваших мыслей мне определенно нравится.
– Это написано у вас на лице. Нет, рядом таких участков нет. Есть в тридцати милях на юг, но там сланцевая нефть, по нынешним меркам, дорогая.
– Скажите, а люди, которые тренируются на поле, они не представляют угрозы для подрыва участка?
– Они тренируются в отдалении на учебных скважинах. Их близко никто не подпускает к законсервированным. Понимают, что малейшая ошибка приведет к непоправимому ущербу. Поэтому люди Гейтса контролируют поле. В основном днем. Ночью хватает сигнализации. Но ее часто выключают. Животные бегают, ложные срабатывания.
– Отчего их не разместили на другом поле?
– Наверное, потому, что это сложно легендировать. Здесь, понятное дело, поле, городок нефтяников. Случайные люди не появляются. Если кто и будет, так сразу Рональд и его люди берут его в оборот.
– Инструктируют арабов ваши люди?
– Редко. Часто меня приглашают. Показываю, где слабые места у буровых и «качалок», что нефть выкачивают. Это кажется, что, заложи взрывчатку под опору буровой, и… взрыв, и все загорится. Не так это. Все зависит, какие цели поставлены. Если просто подорвать установку без пожара, чтобы выгнать оттуда людей, а потом в кратчайшие сроки ее восстановить и самим заниматься добычей и контрабандой нефти, – это одна задача. Если нужен подрыв с максимальным ущербом, чтобы с фонтаном огня, – другая.
– Вы сами пострадали на пожаре. Других людей вам не жалко?
– Там арабы и из России. Они будут подрывать на Ближнем Востоке и в России. Мне не жалко ни тех, ни других. Из-за них я перестал быть полноценным мужчиной! Жаль, что в Израиле не добывают нефть! Вот там бы я сам устроил грандиозное огненное шоу!
– Понятно. Я спросил это для поддержания разговора. Расскажите мне еще про этот участок и соседний, а также о законсервированных скважинах. Толщина бетонной «заглушки», какие датчики расположены на «дне пробки».
И он начал рассказывать. Потом открыл ноутбук, показал служебные документы. Я смотрел широко раскрытыми глазами на экран и запоминал. Карта местности, где расположены законсервированные скважины. Характеристики каждой скважины. Граница участка. Обзор по каждому прилегающему участку. Характеристика по разведочному бурению. А вот и карты по взрывному исследованию. Полный пакет документов. Их так много, что я не могу уже усвоить, переварить и запомнить. Надо сделать паузу.
– Может, по чашке кофе? – предложил я. – Смотрю, у вас прекрасная кофе-машина.
– И по стопочке водочки, – добавил Евгений.
– Только по одной. Мне, если можно, со льдом и с соком или с содовой.
– Нет! Вы мне передали весточку от родных, поэтому будем пить по-русски!
– Боюсь, что не смогу.
– По единой.
– Это как?
– Просто по одной стопке. И хватит.
– Ну, если по одной… – неуверенно протянул я.
– Чего вы боитесь? Когда я перебрался в Штаты, меня поразило, что люди пьют виски без закуски. Наливают виски и пьют, не закусывая!
– Но они же не пьют, как русские! Русские, я сам видел, был как-то с ними в ресторане, могут выпить огромное количество водки и не пьянеть! – разыграл я удивление.
– Никакого секрета в употреблении водки нет. Для русских главное не выпивка, а общение в ходе нее. Вот вы о чем говорите на ваших сейшенах?
– О работе.
– О чем вы тогда говорили с русскими?
– Обо всем. Я удивился, что они прекрасно ориентируются в географии, в политике, в экономике, в геополитике. Наверное, нет вопроса, о котором они бы не имели представление. Мы сосредоточены только на работе, а русские готовы говорить много обо всем – и мало о делах. Это удивляет.
– Вот и ключ к восприятию и различию двух культур. А то, что мало говорят за столом о делах, так оно и понятно. Работа и на работе надоела. Ты пришел расслабиться в кругу друзей, а не дела решать. Такого натворишь, что потом за всю жизнь не рассчитаешься. Идет взаимное понимание собеседника – близок ли ты по духу или нет, можно ли тебе доверять. Русские мало читают документы. Если верят, значит, доверяют партнеру.
– Это я заметил. Они почти не читают контракты. Даже если включить там пункт, что в случае высадки марсиан сумма контракта удваивается, они подмахнут не глядя. Так на Западе дела не делают.
– Ментальность, друг мой, ментальность. Для вас главное – деньги, для России – люди, отношения, потом уже деньги. Пока мода на договоры не пришла с Запада, то сделки никто не подписывал, просто ударяли по рукам, и все. Были такие слова, как «честь» и «бесчестие». Сейчас даже в России эти слова по телевизору не употребляют. «Всюду деньги, деньги, деньги. Всюду деньги, господа! А без денег жизнь плохая, не годится никуда!» – вдруг пропел Евгений. Хорошо пропел, душевно.
Я удивленно поднял брови. Он понял мою реакцию и пояснил:
– Это слова из русской песни. Аналог вашему «Мани, мани» АББА.
– Понятно.
Я внимательно посмотрел на него, и он как-то поежился под моим взглядом.