ать конных арбалетчиков, но быстро отказались от этой идеи, они себя показали откровенно плохо, по сравнению с прирождёнными наездниками, которые могли просто засыпать врага стрелами, на полном скаку. Конные арбалетчики так не могли действовать и потому были признаны нами несостоятельными и забыты.
Закончив с документами, мы отправились на первую стройку, где и правда сваи и положенный на них фундамент были закончены и стены вознеслись на десятки метров вверх. Работа, как я и планировал, велась в четыре смены, днём и ночью при свете тысяч факелов и масляных ламп, вызывая всеобщую оторопь такими темпами строительства. Даже сами архитекторы при встрече признались, что не ожидали подобного, так как никогда не работали в подобном темпе. А постоянный приток нужных им материалов не тормозил их ни на день, что вызывало ещё большее изумление. Также они сказали, что нашли двадцать скульпторов и тридцать мастеров по мозаикам, которые уже приступили к предварительным эскизам будущих украшений собора. Мрамора и стекла также имелось в необходимом количестве, поэтому по их осторожным прогнозам, уже к концу этого года стены и купола будут закончены, что не могло меня не порадовать. Поэтому поблагодарив их за работу, и ещё раз повторив, чтобы не стеснялись обращаться к дяде, если что-то понадобиться в работе, чтобы строительство и дальше не стопорилось, я отбыл ко второй своей строке — больнице. Где встретился не только с переехавшим в Венецию Шешетом Бенвенисте, но и ещё тремя новыми врачами, которых он отобрал из тех соискателей, конкурс на которых был объявлен во всеуслышание, отправкой гонцов не только во все страны Европы, но даже Византию и Египет. Условия, которые там значились, были весьма и весьма привлекательными для любой страны или грамотного врача.
Познакомившись с французом и двумя немцами, я вернулся к стройке, которая в отличие от собора подходила к концу, поскольку пусть и большое здание буквой «Ш», но было проще по конструкции, чем купольный собор, так что основной каркас был уже закончен, строители заканчивали облицовку его мрамором.
— И всё же я думаю, это чересчур сеньор Витале, — второй раз говорил мне главврач, показывая рукой на белоснежные стены из каррарского мрамора, там, где они были закончены, — это ведь больница, а не храм Божий.
— Вы видимо или плохо читали мои инструкции сеньор Шешет, или старательно их игнорируете, — прищурился я, — я там чётко написал, что для всех — это будет храм медицины, в лучшем её проявлении. Первое крыло будет для богатых людей, второе будет отдано под стационар, ну и в последнем будут принимать простое сословие и будут это делать одни и те же врачи, которые будут меняться раз в месяц, чтобы не зажраться при работе например только с аристократами. Да представляете, какой престиж это будет для больницы, если даже последний бедняк в городе, но являющийся урождённым венецианцем, будет лечиться у того же врача, который месяц назад лечил самого дожа?
— Тут бесспорно сеньор Витале, — согласился со мной иудей, — я только приветствую такие ваши распоряжения, но как насчёт того, как мы отличим жителя, от не жителя? Ведь многие, увидев подобную выгоду, поедут в Венецию отовсюду! За это я готов ручаться.
— Это уже не ваша забота сеньор Шешет, — улыбнулся я, — с отцом была предварительная договорённость, и как только больница заработает, чтобы создать себе определённый имидж, вы вскоре поймёте, как отличить венецианцев от других людей, которые смогут получать то же лечение, что и мои соотечественники, но только уже за деньги. Давайте обсудим лучше, чего вам не хватает? Инструменты? Люди? Деньги?
— Нет-нет, сеньор Витале, — замахал толстячок руками, — всего вдосталь, сеньоры Джованни и Андреа довольно часто у меня появляются и удовлетворяют все просьбы, что касается материального обеспечения. Если только действительно будет наблюдаться определённая нехватка людей, меньших компетенций чем врачи, но достаточной, чтобы помогать больным.
— Хм, — я понял о чём он, — я действительно не подумал о медсёстрах. Спасибо, что напомнили, я займусь этим.
— Как вы сказали? — удивился он, — медсёстры?
— Медицинские сёстры — которые получат под вашим руководством минимальные знания о медицине, перевязках, уходу за больными, и будут на постоянной основе, как и врачи заниматься этой деятельностью.
Врач с изумлением и большим уважением посмотрел на меня.
— Вы по-прежнему продолжаете меня удивлять сеньор Витале. Не являясь врачом, обладаете таким гибким умом и пониманием процессов, которыми мы занимаемся, что всё схватываете на лету.
Я хмыкнул, но промолчал.
— Если у вас всё сеньор Шешет, то мне нужно в ещё одно место, которое требует моего пристального внимания.
— Спасибо, но правда сеньор Витале, я сам удивлён тем, с каким вниманием относятся ко мне и моим просьбам, — он искренен мне поклонился, — если до переезда сюда у меня ещё оставались какие-то сомнения в том, какую красивую картинку вы тогда передо мной нарисовали, то сейчас, смотря на возводимое прямо перед глазами здание моей будущей больницы, я всё больше убеждаюсь, что вы и впрямь хотите всё сделать так, как никто и никогда не делал ещё ранее.
— Всё правильно сеньор Шешет, — поклонился я, — только замените в своём лексиконе слово «мою» на «нашу» и всё точно будет так, как вы говорите.
Он смутился, стал извиняться, но я улыбнулся, сказав, что пошутил, и попрощался с ним.
Глава 10
Когда мы плыли в Арсенал по каналам, молчавший до этого Людовик, стал внезапно спрашивать меня, что за больница, зачем я её делаю и прочее, если сам живу в такой простой комнате, что слуги во дворце и то живут более комфортно. К нашему разговору, тут же стали прислушиваться сопровождающие его французские дворяне.
— Понимаешь Людовик, — я почесал затылок, — в могилу я не смогу забрать всё то богатство и золото, что накоплю за всю жизнь, а вот остаться в памяти людей, на века, я вполне могу, к этому собственно говоря и стремлюсь.
Мои слова ввели его в очень глубокую задумчивость, которая прошла только тогда, когда мы прибыли в Арсенал и он увидел собирающийся корпус «Повелителя морей». Восторгов мальчугана просто не было конца, и мне пришлось его немного расстроить тем, что он возможно не увидит конца стройки, поскольку по приказу его отца я вынужден буду отправить его во Францию, причём ближайшее время. Это сильно его расстроило, но он взял с меня слово, что когда он станет старше и сможет отпроситься у отца, я устрою ему морское путешествие на этом гиганте. Я легко согласился, чем хоть немного успокоил принца.
Вот так, наполненные впечатлениями и обсуждая увиденное мы и вернулись обратно во дворец. Первое, что бросилось мне в глаза, из непривычного — это спокойно разговаривающих отца и сеньора Франческо, одетого словно с иголочки. Поздоровавшись со взрослыми, я вернул Людовика Агнесс, у которой мимоходом поинтересовался, не составит ли она мне компанию на вечернюю молитву в церкви. Она тут же с радостью согласилась, хотя на вечернюю мессу уже ходила с матушкой, но в моей просьбе отказать не могла. Дав время ей на переодевание с фрейлинами, я вернулся в зал.
— Сеньор Франческо, — обратился я к компаньону, сделав серьёзное лицо, — не составите мне компанию в вечерней прогулке? Хотелось бы помолиться в церкви за успех нашего дела.
Глава дома Бадоэр, зная моё лёгкое отношение к религии, изумлённо вытаращился на эту просьбу.
— Эм-м-м, ты уверен Витале? — уточнил он.
— Абсолютно, — самым серьёзным тоном сообщил я, давая понять, что это не обсуждается.
— Тогда конечно, перед сном совершить молитву, будучи ближе к богу, — он пожал плечами, и повернулся к моему отцу, — прошу простить меня сеньор Энрико.
Тот склонил голову.
— Я уже давно перестал вставать между вами двумя, — хмыкнул он, — поняв, что это бесполезно.
Когда он стал уходить, я догнал отца и поймав его за рукав, тихо сказал.
— Освободи пожалуйста время завтра с утра, для меня, мы отправимся на морскую прогулку. Без твоих советников.
Он удивлённо на меня посмотрел, внезапно его лицо приобрело понятливое выражение.
— Да, по тому самому вопросу, — подтвердил я.
— После завтрака буду в полном твоём распоряжении, — кивнул он, — предупрежу всех, что занят.
— Спасибо, — отпустил я его, возвращаясь к сеньору Франческо.
— Я конечно понимаю Витале, тебе нужно поддерживать репутацию архиепископа, но при чём тут я? — тихо спросил он меня.
— Через полчаса вы будете ещё радоваться, умоляя меня молиться чаще, — хмыкнул я.
— Да? Я явно чего-то не знаю? Снова ты меня втягиваешь в какие-то свои непонятные интриги?
— Я думал, вы ради этого к нам и пришли, — удивился я, — после нашего недавнего разговора.
Он с укором на меня посмотрел.
— Витале, это не делается так быстро. Я пришёл пригласить твоего отца с матушкой к себе на бал, который организую через неделю, вместе с вашими гостями из далёкой Франции.
— А-а-а, — протянул я, и тут же отмахнулся, — ну ладно, лишним это тоже не будет.
— Тоже? — осторожно переспросил он.
— Ага, — я показал рукой на лестницу, где в сопровождении двух фрейлин к нам спускалась герцогиня Агнесс де Мерани. В красивом, пышном платье, с уложенными волосами, она предстала даже передо мной в новом образе, поскольку я её обычно видел только плачущей.
— Я попросил её светлость тоже составить мне компанию в вечерней молитве, — тихо сказал я ему.
— Витале! Ты что вторишь! — прошипел он, но было уже поздно, женщина подошла к нам ближе.
— Агнесс, вы просто обворожительны! — я бросился к ней, приняв протянутую руку, подведя ближе к Франческо, — ну что за красота! Как можно прятать такое сокровище в стенах нашего дворца! Давайте я развлеку вас? Сходим на несколько балов? В гости к друзьям родителей?
— Ах, сеньор Витале, — немножко смутилась она от моего напора, — спасибо за приятные слова, но мою печаль это не развеет.