Но Эл был уже большой, и картины, проносившиеся в его мозгу, были, как и обычно, яркие и сочные. Успокоившись, Бюркхалтер счел свои обязанности воспитателя выполненными и позволил сыну продолжать свое занятие.
Однако он не мог не ощущать некоторой жалости к этому беззащитному ребенку, который еще совершенно не был готов к встрече с жизнью. Войны исчезли сами собой, но конфликты и соперничество оставались. Само приспособление к окружающему миру было постоянным конфликтом, и даже чем-то вроде дуэли. Для Эла трудность заключалась еще и в общении с другими. Лысоголовому это было яснее ясного, ведь барьера непонимания у них не существовало.
Приглаживая на ходу парик своими сухими пальцами, Бюркхалтер мечтательно улыбался. Пластиковый тротуар вел его к центру. Посторонние часто смущались, когда узнавали, что он — Лысоголовый, телепат, и смотрели на него с удивлением. Они были слишком вежливы, чтобы спрашивать, а как же чувствует себя человек, которого все считают чудовищем, но в то же время было заметно, что они сгорали от любопытства. Бюркхалтер дипломатично приходил им на помощь:
— Моя семья жила около Чикаго во время Большого Взрыва. Все из-за этого…
— Да…
Испытующий взгляд, а затем:
— Да, говорят, что именно поэтому и столько…
Неловкое молчание.
— Чудовищ или мутантов. Есть и те, и другие, и я даже не знаю, к какой категории меня следует отнести, — отвечал он с обезоруживающей откровенностью.
— Но вы же не чудовище! — горячо протестовал собеседник.
— Ну да! В радиоактивной зоне на свет появилось много любопытных существ. Но большинство из них исчезло, так как они были неспособны размножаться. В спецклиниках еще живут некоторые из этих созданий, с двумя головами, например, вы же знаете.
Но их все-таки что-то мучило.
— Значит вы можете читать мои мысли? В любое время?
— Я мог бы это делать, но я этим не занимаюсь. Это очень трудно. Проще читать мысли другого телепата. Мы Лысоголовые, мы этого не делаем… вот и все.
Человеку со сверхразвитой мускулатурой не следует убивать других, если только он не хочет подвергнуться линчеванию. Да, Лысоголовые постоянно помнили об этой опасности. Наиболее рассудительные из них даже скрывали, что они обладают удивительными способностями. Они просто допускали, что отличаются от других.
И еще один вопрос, от которого нельзя было уйти, даже если его и не задавали открыто:
— Если бы я был телепатом, я бы… Скажите, сколько вы зарабатываете в год?
Ответ их удивлял. Всем казалось, что телепату легко сколотить себе состояние. Почему Эд Бюркхалтер оставался экспертом-семантиком в издательстве в Модоке, в то время как одно-единственное посещение любого из научных городов позволило бы ему выведать секреты, стоящие целого состояния.
Это объяснялось довольно просто: чувством самосохранения Кстати, именно поэтому Бюркхалтер, как и многие другие телепаты, носил парик. Но некоторые Лысоголовые обходились без париков, даже демонстративно отвергали их.
Модок был городом-близнецом Пуэбло в штате Колорадо, к югу от пустынной зоны, где некогда находился Денвер. В Пуэбло работали типографии, оснащенные фотолинотипами и другими машинами, превращавшими в книги рукописи, поступавшие из Модока.
В Пуэбло базировался отряд вертолетов, используемых для перевозки книг.
Вот уже неделю, как Олдфилд, директор издательства, требовал во что бы то ни стало рукопись «Психоистория» труд одного профессора из Нью-Эйла, пытавшегося беспомощно разрешить устаревшие эмоциональные проблемы, что к тому же не способствовало ясности стиля. В действительности же автор относился с недоверием к Бюркхалтеру, а последний, не являясь ни священником, ни психологом, должен был стать и тем и другим без ведома автора и «довести до кондиции» «Психоисторию».
Многоэтажные здания, в которых размещалось издательство, более походили на лечебный центр, чем на коммерческое предприятие. На это были свои причины. Авторы — люди без комплексов, и часто их надо было уговаривать пройти лечебный курс, чтобы впоследствии они могли вернуться к работе над своими книгами в обществе экспертов-семантиков. Ничто и никто им не угрожал, но они этою не понимали и находились в постоянном беспричинном напряжении. Джема Куэйла, автора «Психоистории», нельзя было отнести к этой категории, но часто ход его рассуждений был неясен и сумбурен. Он постоянно смешивал свои собственные эмоции и события прошлого, и это тормозило его работу над рукописью.
Доктор Мун, член административного совета, сидел у южного входа в центральное здание и ел яблоко, которое он предварительно очистил ножом с серебряной ручкой. Мун был маленького роста, полный до бесформенности и почти лысый. Но телепатом он не был. У телепатов вообще нет волос. Мун быстро проглотил кусок яблока и подозвал Бюркхалтера.
— Эд!.. Мне нужно с вами поговорить.
Бюркхалтер остановился и присел рядом с Муном. Лысоголовые никогда не стоят рядом с обычным человеком, который сидит. Теперь их глаза были на одном уровне.
— В чем дело?
— Вчера в магазин завезли яблоки из Шаста. Вы бы сказали Этель, чтобы она купила, пока их не разобрали. Держите.
Эд откусил от яблока, и Мун с удовлетворением посмотрел на него.
— Превосходные. Непременно скажу ей. Но вертолет сломался. Этель нажала не ту кнопку.
— А они еще уверяют, что их продукция не ломается! Гурон выпустил прекрасные модели, но я заказал в Мичигане. Послушайте, мне звонили сегодня утром из Пуэбло по поводу книги Куэйла.
— Олдфилд?
— Он самый. Он хотел бы посмотреть хотя бы несколько глав.
Бюркхалтер покачал головой.
— Невозможно. Много непонятного с самого начала, а Куэйл…
Он замялся.
— Что?
Бюркхалтер подумал о комплексе Эдипа, который он обнаружил у Куэйла. Этот комплекс и мешал автору дать совершенно логичную интерпретацию Дария.
— Он запутался в материале. Нужно все просмотреть еще раз. Я дал прочитать рукопись трем разным людям, и у каждого различная реакция. Его «Психоистория» — это нечто вроде испанского постоялого двора: каждый находит там то, что хочет. У нас не будет покоя от критиков, если мы издадим ее в таком виде, как она есть. Вы не можете успокоить Олдфилда еще на некоторое время?
— Попробую. Я пошлю ему один любовный роман, который готов: налет эротики, весьма легкой, да с точки зрения семантики все в порядке. Хорошо бы поручить кому-нибудь другому сделать иллюстрации, но я их заказал Данмену. Итак, я отправлю рукопись в Пуэбло, а он тем временем сделает клише. Да, ничего себе жизнь!
— Действительно, все это довольно забавно.
Бюркхалтер поднялся и пошел разыскивать Куэйла.
Куэйл сидел на одной из террас, освещенных солнцем.
Его высокий рост, худоба бросались в глаза. Из-за постоянно озабоченного и отрешенного вида профессор казался столь же непроницаемым, как и черепаха. Куэйл сидел, вытянувшись в кресле из плексигласа, позволяя солнцу ласкать себя. Бюркхалтер снял рубашку и сел рядом. Профессор не без отвращения посмотрел на его безволосое тело. «Лысоголовый… ничего общего… Какое его дело… И еще фальшивые ресницы, настоящий…» — думал он.
Все это было скверно. Бюркхалтер осторожно нажал на одну из кнопок, и страница «Психоистории» появилась на экране, висящем перед ними. Куэйл пробежал ее глазами. Бюркхалтер узнал пометки на полях; это были различные мнения людей о том, что должно было быть выражено с предельной точностью. Если три человека по-разному поняли этот параграф, то что же хотел сказать автор? Бюркхалтер проник в тайны мозга своего собеседника. Ни один обыкновенный человек не может помешать Лысоголовому постичь его тайны. Только взрослые телепаты способны этому противостоять.
Итак. Не очень ясно. Дарий: ни характера, ни внешнего образа. Скорее его жизнеописание, но очень фрагментарное. Запахи, звуки, бессилие. Черный смерч, сопровождаемый запахом сосны, опустошает карту Европы и Азии. Сосновый запах усиливается, к нему примешивается воспоминание о боли и ужасном унижении… глаза…
— Выходите!
Бюркхалтер посмотрел на Куэйла сквозь черные очки.
— Я вышел, как только вы мне сказали…
Куэйл задыхался.
— Спасибо… И простите меня. Почему бы вам не вызвать меня на дуэль…
— Я не хочу драться с вами на дуэли. Мой кинжал еще ни разу не был обагрен кровью. И я понимаю ваше положение. Не забывайте, что это мое ремесло, мистер Куэйл. Я узнал — и забыл — вот и все.
— Мне кажется, что это проникновение в чужие мысли невыносимо.
— Мы будем пробовать различные способы до тех пор, пока не найдем такой, который бы не слишком затрагивал вашу личную жизнь, — разъяснил Бюркхалтер. — Попробуем… вы восхищаетесь Дарием? Восхищение и сосновый запах… Я не читаю ваши мысли, — поспешил он сказать Куэйлу.
— Спасибо.
Куэйл повернулся к нему спиной.
— Я думаю это смешно… Вам вовсе не обязательно видеть мое лицо, чтобы узнать, что я думаю.
— Нет. Но мне нужно ваше согласие.
— Я вам верю. Но я встречал Лысоголовых, которые… мне это не нравится.
— Вы правы, я знаю таких. Они ходят без парика.
— Они это делают, чтобы причинить вам неприятность…. чтобы позабавиться. Надо бы… их проучить.
Бюркхалтер закрыл глаза.
— Видите ли, мистер Куэйл, у Лысоголовых также есть проблемы. Они должны приспособиться к миру людей, которые не являются телепатами. К тому же многие считают, что мы не извлекаем никакой пользы из своих необыкновенных способностей. И все-таки есть же задачи, ради решения которых мы созданы…
— Черт…
Бюркхалтер не обратил внимания на мысль, которую он перехватил, и продолжал:
— Семантика всегда ставила перед нами проблемы, даже в тех странах, где говорят на одном языке. Квалифицированные Лысоголовые — это переводчики, о которых лишь можно мечтать. И хотя они не служат в полиции, последняя часто прибегает к их услугам. Это напоминает машину, которая может делать лишь несколько операций.