— На несколько операций больше, чем обыкновенные люди, — произнес Куэйл.
— Конечно, — подумал Бюркхалтер, — если бы мы были на равных со всем остальным человечеством… Но могут ли слепые доверять тому меньшинству, которое видит? Могут ли они играть в покер со зрячими?
Бюркхалтер с горечью подумал об этом, и тут же ощутил горечь во рту. Как решить эту проблему? Изолировать Лысоголовых в резервациях? И даже тогда будут ли верить им слепые? Или они вообще уничтожат Лысоголовых? Разве эта мера обеспечит равновесие и сделает невозможными войны?
Он вспомнил об уничтожении Ред Банка. Конечно, мера была оправданной. Город стал слишком большим и вызывал чувство зависти. Тому, кто носит кинжал у пояса, не очень-то хочется ударить в грязь лицом. Тысячи маленьких городков, которые размещались на территории Соединенных Штатов, с ревностью следили друг за другом. У каждого была своя специализация: Гурон и Мичиган выпускали вертолеты, в других городках производились ткани, машины, процветали наука, искусство… Научно-исследовательские центры были чуть побольше, но техники — люди миролюбивые. В редких городках население превышало несколько сот человек. Ограничение действовало безотказно: как только один из городков был готов перейти в новое качество, чтобы превратиться в новый город, а значит, и в столицу, в имперский центр, его уничтожали. Но это было давно позади, те времена прошли, и, возможно, ликвидация Ред Банка была ошибкой.
С точки зрения геополитики все было правильно. С точки зрения социологии тоже считалось приемлемым, но порождало неизбежные конфликты. Собственное «я» отдельных людей возросло до невероятных размеров. С тех пор как началась децентрализация, культ индивидуума затмил все остальное. Человеку следовало приспособиться и жить иначе.
Люди научились использовать денежную систему, в основу которой был положен обмен. Они научились летать и перестали пользоваться наземными передвижными средствами. Они узнали много нового, но не забыли Большой Взрыв… В потайных местах, недалеко от каждого города, находились хранилища бомб огромной разрушительной силы. Они могли стереть с лица Земли целый город за одну секунду, как когда-то были уничтожены самые крупные столицы.
Методы производства бомб перестали быть секретом. А сырье находилось повсюду. Достаточно было одну такую бомбу сбросить на город, как он бы прекратил свое существование навсегда.
Кроме группы людей, не приспособившихся к создавшемуся положению, выражавших постоянное недовольство, ожесточенных, что характерно для любой цивилизации, остальные принимали все, как должное. Бродяг, занимавшихся грабежом, больше не было; они боялись объединяться в большие группы из страха быть уничтоженными.
Надо сказать, что не смогли приспособиться и лица свободных профессий. Но поскольку они не представляли опасности для общества, имели право жить, где хотели, и заниматься любимым делом: рисовать, писать, сочинять музыку или просто предаваться размышлениям. Ученые, несмотря на то, что жили в замкнутом пространстве небольших городков, совершали замечательные открытия.
А Лысоголовые… находили работу там, где могли.
Ни один нетелепат не способен был воспринимать мир таким, каким его воспринимал Бюркхалтер. Последний прекрасно знал возможности обычных людей, ведь он их видел еще в одном измерении. И, кроме того, он видел людей как бы со стороны, как если бы он не был членом человеческого сообщества.
И в то же время он был человеком. Обыкновенные люди сторонились его — вот если бы у него было две головы, они бы испытывали к нему жалость. Но это был другой случай.
Нет… он нажал на кнопку, и новые страницы рукописи появились на экране.
— Вы скажете мне, когда будете готовы, — обратился он к Куэйлу.
Движением головы Куэйл отбросил назад волосы.
— Я слишком чувствителен. Мне трудно освободиться от напряжения такого рода.
— Очевидно, мы можем перенести издание книги, — произнес Бюркхалтер то, что он уже давно продумал. И обрадовался, когда увидел, что попал в точку.
— Нет, нет! Я настаиваю, чтобы книга была издана сейчас.
— Психотерапия…
— Если этим будет заниматься психолог, может быть, но не какой-то…
— … Лысоголовый. У многих психологов Лысоголовые работают ассистентами, и это дает прекрасные результаты.
Куэйл зажег сигарету и глубоко затянулся.
— Я… у меня слишком мало контактов с телепатами. Я их видел один раз в клинике… Надеюсь, я вас не обидел?
— Нет, совсем нет. Мутация иногда заходит очень далеко. В результате данной мутации радиоактивного происхождения у телепатов начисто отсутствует волосяной покров. Разум — довольно любопытная игрушка, вы же знаете. Образно говоря, это — капелька жидкости, еле удерживающая равновесие на кончике иглы. Малейшее колебание, и телепатия сделает возможности разума почти беспредельными. Да, Большой Взрыв породил большое количество умственно неполноценных людей, и не только среди Лысоголовых, которые часто страдают паранойей.
— Не считая безумия в младенческом возрасте, — прервал его Куэйл, обрадовавшись, что он может забыть о своих невзгодах, вспомнив о несчастьях других.
— Вы забываете шизофрению. Да, если несовершенный разум становится еще и телепатом, это уже слишком. Он теряет ориентацию. Параноики, те хоть замыкаются в себе, а шизофреники даже не представляют, что этот мир существует. Вот как это происходит в общих чертах.
— Я думаю, что мы со временем ассимилируемся, — добавил Бюркхалтер, немного помолчав. — Ведь эти явления возникли недавно, ну и, кроме того, наша специализация делает нас полезными для выполнения некоторых задач.
— Что ж, если вам угодно. А Лысоголовые, которые не носят париков…
— Они до такой степени вспыльчивы, что в конце концов уничтожат друг друга, например на дуэли, и это не будет такой уж большой потерей. — Бюркхалтер улыбнулся.
— Ну а мы, остальные, мы получим то, что мы хотим — признание. Мы ведь не дьяволы, и не ангелы.
Куэйл покачал головой.
— Мне следовало бы радоваться, что я не телепат. Мозг и так слишком сложно устроен. Спасибо за откровенность, это пошло мне на пользу. Что ж, вернемся к рукописи?
И снова на экране показались страницы. Куэйл уже не держался так настороженно, мысли его не были столь туманны. Бюркхалтер смог определить точное значение некоторых мест, которые до того были непонятны. Работа спорилась. Телепат диктовал поправки на диктофон; только два раза им попались психологические ловушки, которых следовало избежать. В полдень они расстались как друзья.
Бюркхалтер прошел к себе в кабинет и познакомился с сообщениями, которые поступили без него. Одно из них он прослушал дважды и нахмурился.
За обедом Эд говорил по телефону с доктором Муном. Разговор длился так долго, что кофе давно бы остыл, если бы не был налит в специальную индукционную чашку. Бюркхалтеру нужно было сказать слишком много этому полному человеку, одному из немногих, кого не смущал, даже бессознательно, тот факт, что его собеседник был Лысоголовым.
— Я никогда не дрался на дуэли, доктор, я не могу себе это позволить.
— Но вы же не можете отказаться, Эд. Так не делается.
— Но я даже не знаю этого Рейли.
— Зато я его знаю. Неприятный тип. Он дерется уже не первый раз.
Бюркхалтер ударил кулаком по столу.
— Это же абсурд! Я отказываюсь!
— Но ведь ваша жена не может драться вместо вас. А если она прочла мысли супруги Рейли, а потом не смогла удержать язык за зубами, то Рейли прав.
— Вы думаете, что мы не понимаем этой опасности? Этель читает мысли других людей не чаще, чем я. Иначе это бы грозило смертью и нам, и всем нашим.
— Но не тем, кто не носит парик. Они…
— Из-за этих глупцов о нас ходит дурная слава. Во-первых, Этель не читает мысли других людей. Во-вторых, она не болтает с соседками.
— Эта миссис Рейли настоящая истеричка, — сказал Мун. — Как бы то ни было, о скандале известно всем, а она еще вспомнила, что недавно видела Этель. Она из тех, что повсюду ищет козла отпущения. Думаю, что конфликт возник из-за нее самой, и вот теперь, чтобы муж ее не ругал, она действует подобным образом.
— Я не приму вызова, заупрямился Бюркхалтер.
— Но… это необходимо…
— Послушайте, док. А если…
— Да?
— Ничего. Мне кое-что пришло в голову. Может быть… Не думайте об этом, но считаю, что я нашел выход. Другого не существует. Я не могу позволить себе драться на дуэли, и это мое последнее слово.
— Вы ведь не трус.
— Единственное, чего боятся Лысоголовые, так это общественного мнения. Дело в том, что я уверен, что убью Рейли. Вот почему я не дерусь на дуэли.
Эд отхлебнул глоток кофе.
— Хм… мне кажется…
— Не беспокойтесь. Я хотел бы поговорить о другом: я вот думаю, не перевести ли мне Эла в специальную школу.
— Что-то не так?
— В нем вырисовываются черты настоящего преступника. Утром меня вызывала учительница. Послушали бы вы! Эл говорит и поступает довольно странно. С друзьями, если они у него еще остались, он ведет себя очень жестоко.
— Но все дети жестоки.
— Они даже не знают, что это значит. Вот поэтому они такие: не могут проникнуться чужой болью. Но Эл… — Бюркхалтер в отчаянии махнул рукой. — Из него вырастет тиран. Он никого и ничего не уважает.
— Это не так уж ненормально.
— Но это еще не самое худшее. Он становится слишком эгоцентричным. Слишком. Я не хотел бы, чтобы он вырос таким, как те, что ходят без париков, о которых вы говорили.
Он ничего не сказал о других своих опасениях: паранойя, безумие.
— Но по крайней мере это же результат вашего влияния. С кем он встречается вне дома?
— Обычные ребята.
— И все-таки, — сказал Мун, — у вас очень хорошие условия для воспитания ребенка… непосредственное воздействие на мозг…
— Да, конечно, но… — Бюркхалтер говорил едва слышно. — Боже мой, как бы я хотел быть как все. Мы ведь не просили делать нас телепатами. Может быть, это и чудесно, но я же личность. Я живу в своем микромире. Вот этого-то и не могут понять психологи. Теоретически они правы, но практически каждый индивидуум — Лысоголовый или нет — ведет свою личную борьбу в течение всей жизни. А для нас это особенно трудно. Мы не можем расслабиться ни на миг, если мы хотим приспособиться к миру, который нас отвергает.