Взять, к примеру, меня. Шпага на моем поясе вовсе не означает, что я собираюсь использовать ее по назначению, а говорит лишь о том, что прибыл я сюда не развлечения ради, а по делам государевой службы.
А этому мальчишке, подозреваю, просто хочется казаться тем, кем он на самом деле не является. И ему еще повезло, что он наткнулся именно на меня. Причем именно сегодня, когда у меня куча дел.
— Скрестить шпаги? — презрительно повторил я. — Да ну? Вы в своем уме, молодой человек? Я нахожусь здесь по делам службы и не располагаю временем преподносить уроки всякого рода юнцам. Если вы сейчас изволите обнажить свою шпагу, я прикажу гвардейцам арестовать вас и отправить в каземат, где вы сможете слегка остыть и обдумать свое поведение!
Послышался звонкий хлопок, с каким Катерина врезала кулачком себе по ладошке.
— Есть! — воскликнула она. — Круто ты его обломал!
Горячий парень Кристоф, его сестра-лисица и я вместе с ними одновременно посмотрели на нее с одинаковым недоумением. Катерина сразу опустила руки и скромно потупилась.
— Извините, — сказала она. — Я вас прервала. Продолжайте, продолжайте…
Должен заметить, речь моя Кристофу совсем не понравилась. Не такого развития событий он ожидал. Я даже подумал было, что горячая юношеская кровь совсем затмит ему разум, и в приступе гнева он окончательно утратит способность трезво оценивать ситуацию. И накинется на меня с обнаженным клинком, как бойцовый петух на ярмарке.
Но этого не случилось, хотя тяжелое прерывистое дыхание молодого человека и его разъяренный взгляд говорили о том, что именно этого он и желает. Но к чести его все же стоит заметить, что разум у него взял верх.
— Вы изволите прикрываться делами службы? — прорычал он глухо. — Что ж, сегодня я не стану вас отвлекать от ваших обязанностей. Но завтра на рассвете вы можете встретить меня на дороге у Волкова поля. И можете не беспокоиться: надолго я вас не задержу. Мне хватит и двух минут, чтобы проткнуть вас, сударь!
— Не могу не ответить вам тем же, — со смешком отозвался я. — Итак, до завтра, молодой человек! — Я повернулся к его сестре и коротко поклонился одной головой. — Сударыня…
Девица-лисица посмотрела на меня несколько испуганно. А потом схватила брата за рукав.
— Папеньке это точно не понравится! — пробормотала она.
Отвернувшись от них, я продолжил свой путь вкруг особняка. Катерина шла рядом, но не успели мы сделать и десятка шагов, как за спинами послышался торопливый топот. Я резко развернулся. Нас догонял Кристоф. В нескольких шагах он остановился и поднял руку.
— Эта… — сказал он, потрясая пальцем. — Забыл совсем… Имя⁈ Как ваше имя, сударь⁈ Не могу же я драться с вами, не зная вашего имени! Вдруг вы этого даже не достойны?
— Алексей Сумароков, камер-юнкер, — со льдом в голосе ответил я. — Вам не о чем беспокоиться, юноша, с вами скрестит шпагу дворянин из весьма древнего рода.
— Сумароков, — повторил Кристоф, словно пробуя на вкус мою фамилию. — Из Московских Сумароковых?
— Новгородских, если изволите, — терпеливо ответил я. — Вы удовлетворены? Извините, у меня еще дела!
— Бывал я в Новгороде! — кивнул Кристоф. — Не могу сказать, что мне там слишком понравилось.
— Вы просто не в тех местах бывали, — пояснил я. — А сейчас позвольте откланяться.
Отвернувшись, мы с Катериной продолжили свой путь. А неугомонный Кристоф все же крикнул нам вслед:
— Мое имя Кристоф Завадский! Завадский, сударь!
— Да поняли мы уже! — бросила ему в ответ Катерина, даже не повернув головы. И негромко добавила: — Вот зануда припадочная…
Мы прошли стену особняка до конца и свернули за угол. И взору нашему сразу предстали несколько шатров колоссальных размеров, расставленных на кажущемся бескрайним зеленом поле. Было их семь или восемь, но сосчитать в точности не представлялось возможным, потому что они закрывали друг друга. Внутри этих шатров находились столы, и цепочки лакеев в шикарных ливреях сновали туда-сюда с подносами на растопыренных пальцах.
Звенели бутылки и бокалы, звякали ножи и вилки. Мимо нас то и дело проносили огромные блюда с различными фруктами: яблоками, грушами, сливами. Но кроме привычных плодов были здесь и даже апельсины с ананасами, кои мне однажды уже доводилось пробовать во время одного из ужинов при дворе покойного императора.
Горячих блюд пока не выносили — наверняка их будут подавать, когда все гости соберутся и рассядутся. Впрочем, времени до этого часа оставалось уже не так много.
— Нормальная такая вечеринка, — заметила Катерина. И подергала меня за рукав. — Слушай, Алешка, а чего ты взъелся на этого мальчишку? Ну предложил он мне сыграть с ним в серсо — и что с того? Не убивать же его за это!
— Я просто напомнил ему о правилах приличия, и только лишь, — ответил я. — Никто не заставлял дурака бросать вызов.
— И что теперь? Завтра ты убьешь его?
Я повернулся к ней и, наверное, впервые за этот вечер взглянул ей в глаза. В отчаянно карие с голубой окантовкой глаза, в которых так и хотелось утонуть.
— Это дуэль, — пояснил я. — Либо я убью его, либо он убьет меня. Кто знает заранее, как все сложится? Нынче подобное сплошь да рядом случается.
— И ты говоришь об этом вот так вот спокойно⁈ — изумилась Катерина. — И тебя ничуть не страшит мысль, что, возможно, завтра тебе придется умереть? Или убить этого… сопляка?
— Ну отчего же не страшит? Очень даже страшит! — честно признался я. — Но что ты хочешь от меня, Катенька? Чтобы я побежал извиняться перед этим наглецом?
Катенькой я назвал ее совершенно случайно — как-то само собой вырвалось. И мне понравилось, как прозвучало это имя из моих уст. «Катенька»… Нежно так, как котенка позвал.
А Катерина, похоже, не обратила на это внимания. Или сделала вид, что не обратила.
— Не обязательно извиняться. Но и колоть друг в друга шпагой тоже нет нужды. Поговорите, выпейте пустырника. Можно и просто… на кулаках подраться! Морду набить, так сказать.
— Морду? — я нахмурил брови. — Да что ж мы — в кабаке в пьяном угаре, али смерды какие? Голь перекатная? Они потому морды друг другу и колотят, что им запрещено шпагами владеть. А ежели шпаги у них были, то давно бы друг друга перерезали.
С нервным смешком я покачал головой.
— Тоже скажешь — «морды бить»! И представить себе не могу, как я скажу ему: «А давай, Кристоф, не на шпагах биться, а морды друг другу колотить станем!» Вот смеху будет!
Сказал я это, а сам вдруг подумал, что неплохо было бы, если бы Ванька Ботов и Мишка Гогенфельзен тогда не шпагами махать начали, а просто по сусалам друг другу кулаками наколотили — и весь сказ! И не метался бы Ванька сейчас в бреду горячечном в казармах лейб-гвардии Преображенского полка. В крайнем случае нос бы сломанный лечил.
— А если завтра Кристоф в тебя шпагой удачно ткнет? — не унималась Катерина. — Если ты завтра помрешь? Мне-то что делать прикажешь⁈
Я слегка опешил.
— Да как же я могу тебе приказывать, Катерина? — пробурчал я. Хотел снова назвать ее «Катенькой», но язык в этот раз не повернулся. — Но ежели что случится со мной, то можешь оставаться в моем доме, покуда память к тебе не вернется. А там, глядишь, и вспомнишь, где родня твоя живет. И Гаврила тебя к ним вмиг доставит.
Мы оба на некоторое замолчали, наблюдая, как суетятся вокруг многочисленные лакеи, ловко огибая нас с подносами на пальцах. Потом Катерина сказала невесело:
— Дурак ты, Алешка… Ладно, утро вечера мудренее. Пошли глянем, чем нас сегодня потчевать будут.
Мы неспешно направились к шатрам, обошли их все, а затем двинулись дальше вкруг особняка. Там располагалась глухая часть парка. Дорожки были более узкими, а зеленые изгороди вдоль них — выше и гуще, хотя и пострижены были столь же аккуратно. Встречались и скамейки, но бесстыжих статуй заметно уже не было.
Закончив осмотр, мы вернулись к фонтанам у парадного крыльца особняка. Гостей уже прибыло немало. Они прогуливались парочками и небольшими компаниями, вели степенные беседы и порой приветствовали встречных чинными поклонами.
Заметил я среди гостей и знакомых. Собственно, присутствовал здесь весь высший свет Петербурга, и время от времени при дворе я встречался со всеми из них. Долгорукие, Шереметьевы, Алябьевы, Кутузовы, Брюсы, Мамоновы, Разумовские… И прочая, и прочая, и прочая. Но представлен я был, разумеется, не всем. Да и лицо мое, если и казалось кому-то из них знакомым, то напрягать память, чтобы припомнить, где и при каких обстоятельствах состоялась наша встреча, никто не собирался.
Кое-кто из гостей переместился внутрь особняка, где во всю шла карточная игра. Ставки здесь были не шуточные, и я отклонил приглашение Петруши Вяземского, моего приятеля, присоединиться к партии. К тому же на балконе уже начали собираться музыканты, а это означало, что скоро начнется танцевальная часть вечера. Народ со двора потянулся в дом. Вскоре стало достаточно тесно.
Я видел, что Катерина при таком скоплении людей чувствует себя не очень уверенно. На лице ее я замечал удивление напополам с растерянностью. Потянувшись к моему уху, она прошептала с жаром:
— Они все такие шикарные, Алешка! Такие шикарные!
Слышался в ее голосе и восторг и испуг одновременно. А глаза при этом смотрели так, словно вокруг творился какой-то невообразимый аттракцион. А ведь это была всего лишь очередная ассамблея — одна из многих, какие частенько устраивались в знатных домах Петербурга.
— Смотри, какие платья у этих дам! Они шикарные!
Тогда я решил проявить светскую учтивость.
— Красота ни одной из этих дам не может сравниться с твоею! — произнес я ей на ухо фразу, какую как-то раз услышал на одном из балов при дворе.
Катерина замерла, затем глянула на меня изумленно и наконец заливисто прыснула в ладошку.
— Сумароков, ты меня сейчас соблазняешь, что ли⁈ — спросила она, продолжая смеяться.
Я смутился. Непривычно было слышать такие откровенные фразы от девушки. Впрочем, Катерина вся была непривычная и какая-то… особенная!