— Ей-богу, сударыня, — заявил он, — я уже более двадцати лет занимаюсь медициной, но впервые вижу, чтобы девушка могла столь качественно произвести операцию. Выше всяких похвал! Я слышал, вы и инструмент сами изготовили, а рану водкою обработали. А также инструмент и руки… Как интересно! А с какой целью, извините, вы это делали? Нет, я понимаю, конечно, что водка на Руси с людьми творит чудеса, но все же?
— Я и вам советую впредь поступать точно так же, — прервала его Катерина. — Водку перегнать следует дважды, а лучше трижды. И обрабатывать не только инструмент и область вокруг раны, но и все поверхности в помещении, где находится раненный. И еще рекомендую обязательно мыть руки перед контактом с раной.
— Вот как? — Сарычев задумчиво почесал подбородок. — Вы полагаете, что англичане правы, и в воздухе вокруг нас повсюду витают мельчайшие твари, которые переносят всяческую заразу?
Катерина отчего-то рассмеялась.
— Предлагаю называть их микробами! — сказала она. — По-моему, весьма подходящее название. Возьмите пару крошечных увеличительных стекол и попробуйте рассмотреть сквозь них каплю воды. Вы увидите много интересного, доктор Сарычев!
Доктор долго и удивленно смотрел на нее, потом перевел взгляд на меня.
— Алексей Федорович, голубчик… Я только что понял, что вы до сих пор не представили меня вашей барышне.
— Приношу свои извинения! Доктор Сарычев Вениамин Петрович, — я поклонился в сторону доктора. Затем указал на Катерину: — Катерина Романова, моя кузина, только вчера прибыла из Новгорода погостить.
Девушка усмехнулась. А доктор не замедлил ей поклониться.
— А по батюшке вас как? — поинтересовался он.
Я кинул на Катерину вопросительный взгляд.
— Катерина Алексеевна, — отозвалась она. Но не сразу, а с небольшой заминкой.
— Катерина Алексеевна, я бы очень хотел продолжить наше знакомство! — с горячностью заявил доктор Сарычев. — У меня есть пара вопросов медицинской тематики, которые мне интересно было бы с вами обсудить.
— Всенепременно, — поторопился ответить я за Катерину. — Но сейчас мы вынуждены откланяться. Завтра я обязательно навещу князя, чтобы задать ему несколько вопросов по поводу произошедшего. Еще надлежит отправить курьера родным графа Румянцева, чтобы известить их о столь печальном событии.
Я нисколько не кривил душой. Помимо родственников Румянцева, о преступлении на ассамблее в усадьбе Бахметьева следовало известить и императора, но я пока не представлял себе, когда лучше это сделать. Вряд ли государь будет рад принять меня посреди ночи, чтобы услышать эту новость. Она может обождать и до утра, тем более, что графа уже не оживить, а состояние сиятельного князя Бахметьева к тому моменту может и улучшиться.
Конечно, обычно с докладами к императору визиты наносит сам генерал-полицмейстер, но я понятия не имею, где сейчас искать Шепелева. Ладно, отложим этот вопрос до утра. Как давеча сказала Катерина: «Утро вечера мудренее». Тем более, что большие часы в резном корпусе, стоящие у стены, показывали уже начало третьего ночи. Не самый подходящий час для визитов в императорский дворец. К тому же я — не Шепелев, ночью гвардейцы могут меня и не пропустить. И будет правы.
Гаврила у ворот на экипаже поджидал нас уже давным-давно. Сейчас он крепко спал, вытянувшись на козлах. Зычный храп вырывался из его распахнутого рта. Мне пришлось пихнуть его в бок.
— Гаврила… Да что б тебя! Гаврила, проснись уже!
Чуть не рухнув с козел от неожиданности, Гаврила вскинулся, закрутил головой по сторонам.
— А⁈ Что⁈ Барин, это ты?
— Я, Гаврила, я. Кто же еще?
— Да мало ли разбойники какие… Я слышал, что прибили у вас тут кого-то. Хорошо погуляли, нечего сказать! Я уже и беспокоиться начал не тебя ли то прибили, коль так долго не появляешься. Но потом понял, что ты тут следственными делами занят… — Гаврила с несколько сонным, но весьма гордым видом глянул на Катерину. — Сыщик как-никак! Помощник у самого Шепелева, генерал-полицмейстера!
— Да наслышана я, — отозвалась Катерина, усаживаясь в экипаже. — Вези-ка ты нас поскорее домой, Гавр. Умаялись мы совсем.
А Гаврилу и не надо было поторапливать — ему и самому хуже горькой редьки надоело торчать под воротами. По дороге завернули к особняку Шепелева, но генерал-полицмейстера дома не оказалось, о чем нам и сообщил заспанный дворецкий через окошко в двери. Хорошо сразу хоть не пальнул в нас из своего мушкетона — я заметил, что он держит его у себя за спиной. Но не пальнул все же. Признал меня, видимо.
Так что мы немедля отправились домой и уже скоро разошлись по своим комнатам. А через несколько минут Катерина заглянула ко мне, предварительно постучавшись.
— Алешка, ты одет? Можно к тебе?
Я и не думал раздеваться. Уже не так много времени оставалось до того часа, как мне надлежало выезжать к Волкову полю на встречу с Завадским… будь он неладен.
— Все в порядке, проходи.
Катерина прошла в комнату, держа в руках стопку исписанных листов. Положила их на стол.
— Вот, — сказала она. — Я тут записала кое-какие свои мысли. Думаю, ты должен это прочесть. Не обязательно сегодня. Лучше прочитай, когда будет на то достаточно времени.
— Хорошо, — ответил я, поднявшись с кровати. — Завтра же прочту и выскажу тебе свое суждение.
Катерина помотала головой, на мгновение зажмурившись.
— Можешь даже ничего не высказывать, — разрешила она. — Я просто хочу, чтобы ты принял это к сведению. Не уверена, что ты все поймешь, тем не менее ты должен это знать.
Я подошел к ней, остановился рядом. Глубоко вздохнул.
— Кто ты? — спросил я, глядя на нее в упор.
Но она и не думала отводить в сторону свои невыносимо карие глаз. Не из тех она была людей, кто боится пристальных взглядов.
— Ты и сам знаешь, кто я, — ответила она.
— Но когда я прочту твои записки, то буду знать больше?
Смутная улыбка лишь слегка искривила ее губы.
— Не уверена. Боюсь, вопросов у тебя появится еще больше, а ответов ты не получишь никаких.
— Значит, пусть так и будет! — я с хлопком накрыл ладонью лежащие на столе бумаги.
На этом мы и расстались. Катерина отправилась тормошить Парашку, чтобы та помогла ей развязать корсет, а я снова прилег, намереваясь хоть немного отдохнуть до того часа, когда мне снова будет нужно отправляться в дорогу.
Спать я и не собирался, а для того, чтобы не отключиться принялся упражняться в простейшей магии, которую освоил еще после первых же занятий с куратором Амосовым.
Протянув в сторону письменного стола сжатую в кулак руку, я мысленно произнес короткое заклинание и резко растопырил пальцы. Обычно заклинания принято проговаривать вслух, чтобы нарушилась напряженность магического поля. Тогда в определенных местах этого поля происходят его возмущения, оно особым образом завихряется, и заклинание начинает работать. Но в простейших случаях хватает и мысленного приказа. Вот как сейчас, например.
Моя квадратная чернильница на столе вздрогнула, громыхнула, а тяжелое пресс-папье, которым я обычно промакиваю чернила на бумаге, закачалось.
Тогда я напряг руку и слегка повернул ладонь. Чернильница закрутилась вокруг себя, пресс-папье закачалось еще сильнее. Я резко сжал пальцы в кулак. Пресс-папье рванулось по столу в мою сторону, достигло края, но на пол не упало, а прыгнуло прямо на меня — я едва успел перехватить его прямо воздухе. Если бы не успел, то получил бы им прямиком в лоб.
Тогда я положил его на ладонь правой руки, а левой сделал над ним несколько плавных пассов. Пресс-папье поднялось над ладонью и зависло в воздухе.
Левой рукой я непрерывно контролировал напряженность поля, не позволяя пресс-папье упасть. Постепенно искривляя силовые линии, я направил его к столу, аккуратно провел над чернильницей и плавно опустил на подставку.
Вздохнул и размял пальцы. Молодец, Алешка, неплохо! Не отлично, конечно, но для аспиранта сгодится. Еще несколько лет тренировок, и ты научишься воровать репу на рынке.
Я поплевал на ладошку, несколько раз сжал и разжал кулак и произнес заклинание «летящего пламени». Над ладонью у меня вспыхнула и принялась быстро разгораться желтая точка. Она стремительно увеличивалась в размерах — будучи изначально не более булавочной головки, несколько мгновений спустя она уже достигла величины крупной вишни, а еще немного погодя раздулась до размеров яблока. По поверхности этого «яблока» перекатывались кипящие разводы. Они постоянно двигались, смешивались друг с другом, а порой и вспучивались, словно хотели оторваться от поверхности «яблока» и улететь в пространство.
Но им это не удавалось. Так же, как не удавалось это и самому «яблоку», которое буквально тряслось от напряжения в желании рвануться прочь от моей ладони. Но силовые линии плотно обвивали его, не позволяя сдвинуться с места. И стоило лишь этим линиям ослабнуть в каком-то месте — огненное «яблоко» рванется в этот проход подобно пушечному ядру.
Однако злоупотреблять подобными «развлечениями» не стоило. Бросок такого «летящего пламени» отнимал настолько много сил, что недостаточно подготовленный маг мог бы вовсе лишиться их на некоторое время, оставшись совершенно беззащитным. Маг помощнее мог метнуть и три-четыре «яблока», прежде, чем силы покинут его окончательно. А магистры… Что касается магистров, то возможности их были мне неизвестны. Но я точно знаю, что они поистине огромны. Не безграничны, но огромны.
Впрочем, я никогда не слышал, чтобы магистры развлекались метанием «летящего пламени». У них имеются способы воздействия и помощнее, а «летящее пламя» — это для мальчишек, падких на всякого рода фейерверки.
Вспомнив о фейерверках, я вспомнил и о прошедшей ассамблее. Перед глазами у меня вновь закрутились сверкающие мельницы, зашипели объятые пламенем змеи, рассыпались слепящими искрами огненные фонтаны…
Должно быть я заснул. Ненадолго, всего лишь на миг, но и этого хватило, чтобы потерять контроль над силовыми линиями магического поля, окружающего мое «летящее пламя». И оно рванулось на свободу. С шорохом сорвалось с моей руки, метнулось к окну, прожгло гардину и врезалось в край рамы.