— Вы сегодня задержались, аспирант! Я уже было решил, что вы вообще не явитесь.
— Прошу простить меня, — я почтительно шаркнул ногой. — Всю ночь глаз не сомкнул, занимаясь делами службы, и под вечер меня совсем сморил сон.
О том, что если опоздание и было, то лишь на считанные минуты, я говорить не стал. Однако спросил другое:
— Можно я задам вам один вопрос, уважаемый раджа?
— Вопрос? Что ж, попробуйте, аспирант.
— Граф Румянцев Александр Никифорович действительно являлся бакалавром магии?
Раджа Матхай Мукержи замер и долгое время смотрел на меня совершенно неподвижно, будто и не смотрел вовсе, а просто окаменел на несколько минут. Мне даже не по себе стало. Но потом по лицу его пробежала мелкая рябь, отчего оно слегка поплыло, как бывает, когда смотришь на свое отражение в воде, а где-то рядом в нее упадет камень.
Но все это быстро прекратилось. Рябь исчезла, вместе с ней ушла и окаменелость лица, и раджа сразу расслабился. Но отвечать мне не стал. Вместо этого он взмахнул рукой, и прямо в воздухе между нами очертился светящийся круг. Поток воздуха оттуда ударил в меня и сразу растекся по помещению, оставив после себя легкий запах мокрой травы.
Мешкать было нельзя. Я шагнул в образовавшийся проем, прошел по тропе с десяток шагов и неожиданно вывалился из прохода прямо на лесную лужайку. Воздух плотно колыхнулся за моей спиной, принеся с собой из кладовой аромат копченого мяса.
— Заждался я тебя, аспирант! — услышал я голос Амосова откуда-то слева и сразу повернулся в ту же сторону.
Петр Андреевич сидел на краю поляны в кресле-качалке, а рядом с ним стоял небольшой круглый столик, по примеру того, какой брал с собой в дорогу покойный император для обедов на свежем воздухе. На столике поблескивала боками бутылка белого вина и наполненный бокал на длинной ножке.
Куратор выглядел шикарно, будто только что сбежал со званого ужина из царского дворца. Синий камзол его, расшитый красными и золотыми нитями, выглядел «с иголочки» и сидел так, будто Петр Андреевич прямо в нем и появился на свет. Идеальные кудри белого парика ниспадали на широкие плечи, оставляя на них разводы дорогой пудры.
— Где ж ты пропадаешь, сучий сын Сумароков?
Куратор взял бокал за ножку, отпил почти половину и вернул его на стол.
— Так я ж и не опоздал вовсе, — возразил я, не забывая при этом озираться.
Место, где я очутился, выглядело умиротворяюще. Лужайка была круглой и не очень большой, около двух десятков шагов в поперечнике. По левую руку, за спиной Петра Андреевича, ее закрывали разлапистые деревья в три человеческих роста, а справа оградой служили пушистые кустики, каких я ранее нигде не встречал. А в голубой дали за этими кустами торчал снежный пик, который казался нарисованным рукой гениального мастера.
Здесь явно был разгар дня — солнце хоть и пряталось за пухлыми облаками, но находилось почти в зените.
— Что это? — удивленно спросил я, рукой указав на гору.
— Монблан, — не повернув головы, отозвался Амосов. — Или Фудзияма какая-нибудь. Да и какая тебе, к черту, разница⁈ Все равно мы здесь долго не задержимся. Экзамен уже начался, а потому простейшее предлагаю пропустить. И перейдем мы с тобой, Алешка, сразу же ко второму вопросу… Лови!
Благодарим за внимание к нашему творчеству! На этом открываем подписку. Спасибо всем, кто поддерживает наше творчество рублём! Отдельная благодарность за ваши награды!
Глава 23Экзамен по эфирной магии и подсадные сущности
Петр Андреевич лениво махнул в мою сторону ладошкой, и я едва успел пригнуться, когда над головой у меня пронесся огненный шар. Обдав жаром, он врезался в землю и тут же пропал. Осталось после него только черное пятно на траве, да струйки дыма, уходящие вверх.
Недовольно поморщившись, Амосов дунул в сторону этого дыма, и тот сразу исчез. Как и пятно на траве.
— Плохо, аспирант, очень плохо! — строго сказал куратор. — Это экзамен по эфирной магии, а не занятия гимнастикой! Ты должен был устранить направленное против тебя магическое воздействие, а не спрятаться от него. Вспоминай живо, чему я тебя учил!
— Вас понял, Петр Андреевич! — Я выпрямился и потер руки. — Растерялся слегка, извиняйте. Уж больно Монблан красиво смотрится. Или Фудзияма… У меня вообще чрезвычайно развито чувство прекрасного!
С этим словами я, щелкнув пальцами, послал в сторону куратора огненную дугу. Это был отвлекающий маневр, и я знал, что Амосову потребуется пара мгновений, чтобы развеять ее, и потому одновременно с этим метнул ему прямо в лицо «лунный маяк».
«Лунный маяк» не имеет плазменного происхождения, и нанести вред человеку, врезавшись в него, не может. Во всяком случае, не в той мере, чтобы этому следовало придавать значение. Но все же крайне малоприятно, когда тебе в голову впечатывается светящаяся аморфная масса с кислым запахом и стекает шипящими потеками.
Именно такую картину я и рассчитывал увидеть секунду спустя. Но Амосов такой возможности мне не дал. Вот что значит магистр! Он даже не стал разделять направленные против него атаки на две составляющие — основную и отвлекающую — а простым движением пальцев избавился от их обеих одновременно.
Огненная дуга, не пролетев и половину пути, из потока превратилась сначала в струйку, потом стала тоньше тлеющей нити, а затем и вовсе исчезла, оставив после себя лишь дымную полоску.
А вот «лунный маяк» не развеялся. Однако он изменил траекторию своего полета, свечкой взвился в высоту и быстро пропал из вида.
— Ты допустил две ошибки, — объявил Амосов, снова взялся за бокал и сделал небольшой глоток. — Вступив со мной в беседу ты не использовал ментальное воздействие, хотя на занятиях показывал заметные успехи в этом направлении. Ты просто отвлекал меня словами, как самый обычный человек. Это тоже имеет свое влияние, но вкладывать эти слова ты должен был не в уши, а прямо в мозг!
Постучав пальцем себе по лбу, он глотнул еще немного вина. И продолжил:
— Вторая твоя ошибка заключалась в ошибочном определении статуса противника. Твоя атака могла оказаться действенной против обычного человека, или даже начинающего мага, но только не против магистра. И мне даже немного обидно от того, что ты использовал так мало атакующих воздействий! В твоем арсенале с десяток средств, каждое из которых может быть либо смертельным, либо сильно травмирующим. Однако ты почему-то решил использовать против меня только два, причем низкоэффективных. «Огненная дуга», аспирант, хороша в веерном исполнении, чтобы напугать или поджечь противника, который стремится тебя окружить. Бить же «огненной дугой» лоб в лоб, все равно что… с помощью косы рубить дрова! А «лунный маяк» вообще не предназначен для атаки. Разве ты этого не знал, аспирант?
Я обратил внимание, что, задав мне вопрос, он неприметно начертил пальцем в воздухе крест. И понял, что ушедший в высоту «лунный маяк» в это момент изменил свою траекторию где-то в небесах и устремился прямиком на меня. Он пока еще не появился в поле зрения, но его присутствие я уже чувствовал.
А потому спрятал руки за спину, незаметно повторил тот же самый жест и негромко щелкнул пальцами.
— Мне это известно, Петр Андреевич! — ответил я нарочито громко. — Но используя «лунный маяк» для атаки, я преследовал две цели.
— Две? — рассмеялся Амосов. — И какие же, если не секрет⁈
— Не секрет. Во-первых, тем самым я показал вам, что даже самое безвредное заклинание, которое обычно применяют для освещения пожароопасных помещений, в умелых руках может превратиться в оружие.
— Ну-у, допустим… — скривился Петр Андреевич. — А во-вторых?
— А во-вторых, я продемонстрировал, что порой даже магистры, сбитые с основной темы отвлеченными разговорами, могут угодить на свой же собственный крючок!
Куратор склонил голову и, набычившись, глянул на меня исподлобья.
— Ты это о чем? — спросил он. — Я порой совсем тебя не понимаю, Алешка!
— Сейчас вы все поймете, Петр Андреевич, — пообещал я. — Дайте мне пару мгновений… — Я поднял вверх два пальца. — Одно… — Я загнул один палец. — Начали!
Когда я загнул второй палец, в воздухе коротко свистнуло, и Амосову на голову, прямо на шикарный белоснежный парик, обрушился «лунный маяк». Могло бы все получиться гораздо эффективнее, но Петр Андреевич в последний момент почуял неладное и успел слегка уклониться. Поэтому «лунный маяк» угодил ему не в макушку, а по большей части по затылку. Но и этого было достаточно, чтобы во все стороны полетели сильно пахнущие брызги. Густые капли потеки по плечам и парику, налипли на щеки, зашипели в бокале с недопитым вином.
Сам же Петр Андреевич от такого удара едва не выпал со своего кресла-качалки, но все-таки не выпал и лишь закачался в нем, глядя на меня растерянным взглядом.
— Сумароков! — взвизгнул он. — Как ты это сделал⁈
— Все, как вы учили, Петр Андреевич, — ответил я, ухмыльнувшись. — Безупречное владение заклинаниями, контроль над силовыми линиями и творческий подход к своему ремеслу!
Амосов неуклюже поднялся с качающегося кресла и принялся отряхивать с себя остатки «лунного маяка». Потом стянул с головы парик, встряхнул его, сплюнул в сердцах и швырнул его на кресло. Хотел допить из бокала вино, но увидел, как там скачут и шипят белые капли, и попросту выплеснул его на траву.
— Пес хитрожопый, такое вино испортил! — выругался куратор. Потом глянул на меня и расхохотался. — Ладно, Алешка, считай, что на это раз переиграл ты меня! Получаешь зачет по эфирной магии. Только не сильно там задавайся! «Эфирка» — самое простое, что может освоить чародей. А с этого дня я начинаю тебя обучать настоящей, тяжелой «гибридной магии». И только освоив ее полностью, ты начнешь свой путь к настоящему мастерству!
Он подкинул бокал с вином в воздух, сделал едва уловимый пасс обеими руками, и бокал растаял без следа. Вместе с ним исчезли потеки «лунного маяка» на камзоле и лице.