— Говори, где архив по девяносто первой серии?
— За что? — простонал Бегунов.
— Ты не понял? — Андрей врезал ему по скуле. — Я тебя убью!
— Я… не знаю, о чем вы, — промямлил Бегунов. Кровь обильно текла из носа и брызгала при каждом слове с губ. — Пожалуйста, не бейте меня.
— Знаешь, врешь!
— Не вру, я правда не знаю, — Григорий Дмитриевич тянул время, надеясь что-нибудь придумать и рассчитывая, что бандитов кто-нибудь спугнет. Отправлять их в квартиру, где были жена и старики, он не мог себе позволить даже под страхом смерти.
— Дай-ка я попробую, — заявил Питон, доставая из заднего кармана напильник. — Придержи его.
Андрей охотно уступил ему место и взялся за плечи Бегунова. Питон всунул ему в рот напильник и сделал несколько энергичных движений. Бегунов истошно заорал. Питон дал ему в лоб, чтобы не тревожить соседей сверху, и брезгливо обтер о бегуновское пальто белое крошево зубной эмали. Григорий Дмитриевич прислонился к стене, закатив глаза. Питон резко сжал ему ногтями реанимационную точку под носом, Бегунов дернулся и пришел в себя.
— Ну, — вкрадчиво спросил Питон, — где бумаги? Бегунов заплакал. Питон поднес к его лицу напильник.
— Повторить?
— Не, — Бегунов мотнул головой, — умал… ай!.. умаяю… дома, они дома, в секретере.
Питон вскинул глаза на Андрея.
— Ну, все?
— Как выглядят документы?
— Белые картонные папки, — Григорий Дмитриевич приспособился говорить неповрежденной стороной рта. Боль была адская, но он терпел, чтобы не злить палачей. Он уже больше ни о чем не думал, кроме того, как избежать мучений.
Андрей достал из кармана тонкий капроновый шнурок. Он надел кожаные перчатки, чтобы не попортить руки, захлестнул шею Бегунова и стал душить. Складки кожи скрыли глубоко врезавшуюся нить. Лицо Бегунова покраснело, он слабо задергался, но Питон навалился ему на плечи, не давая упасть. Изо рта Григория Дмитриевича поползла окровавленная слюна, лицо посинело, а белки глаз покрылись красными точками. В воздухе ощутимо запахло мочой. Друзья молча держали тело, наконец Андрей кивнул Питону:
— Посмотри пульс.
Наемник хладнокровно наложил палец на горло, пытаясь уловить хотя бы слабые признаки жизни.
— Готов, — констатировал он.
Андрей сдернул шнур, и обмякшее Тело Бегунова повалилось на пол. Питон нагнулся и достал из кармана ключи.
— Стук-стук, — он покачал на пальце колечко, ключи зазвенели, — я твой друг.
Андрей несколько раз провел руками по стене.
— Слюни пустил, коз-зел! — стена стала розовой, а перчатки покрылись кровью. — Погнали.
Они взлетели на четвертый этаж. Питон быстро открыл дверь.
— Стук-стук… — завороженно пробормотал он.
— Гри… — жена Бегунова не успела ничего понять и тем более разобрать чьих-то лиц. Она запомнила лишь черную молнию, влетевшую в дверной проем. Мощнейший питоновский апперкот швырнул ее на стену, и Елизавета Давыдовна потеряла сознание.
Родители сидели в комнате и смотрели телевизор. Ими занялся Андрей, лихо разметав двумя ударами ног. Дополнительно уделять им внимание он не стал, справедливо посчитав, что глубокий нокаут обеспечен обоим. Друзья разошлись по комнатам, изучая все имеющиеся шкафы. Наконец Андрей нашел то, что нужно.
— Давай сумку, — крикнул он.
Питон вынырнул из коридора, неся баул и какую-то шкатулку.
— Открывай.
Андрей быстро переложил имеющиеся в секретере бумаги, вытряхнул до кучи содержимое шкатулки и разворошил книги на полке. В качестве маскировки они решили сымитировать ограбление. Питон раскидал по полу белье из шкафа и с чувством выполненного долга друзья покинули квартиру.
Тернов собирался ложиться спать, когда возвратились его посланцы. С довольным видом Андрей протянул объемистую и очень тяжелую сумку.
— Добыли, — доложил он отцу.
Тернов заволновался.
— А Бегунов?
— Забудь о нем, — махнул рукой Андрей. — Такой больше в списках не значится.
Он повернулся и пошел в свою комнату.
Валерий Игнатьевич оторопело поднял баул и отнес его в кабинет. В нем оказался, конечно, не весь архив Агапова и даже очень небольшая часть рабочих заметок Розанова, но для журнальной статьи материала хватало с избытком. Тернов провозился с ним до трех ночи, и только когда глаза сами стали закрываться, решился пойти спать.
Утром он встал с ощущением чего-то важного, а когда вспомнил, что произошло накануне, на душе стало тревожно. Бегунов убит? К таким резким переменам профессор Тернов подготовлен не был. Что значит «в списках не значится»? Смерть человека была для него значительным событием, и Валерий Игнатьевич не мог в это поверить. Бегунов убит! И сделал это, возможно, его сын, которого он лично туда послал. Кошмар какой-то. Пока Тернов умывался и приводил себя в порядок, чувство тревоги росло. Регина приготовила завтрак, но, сев за стол, Валерий Игнатьевич обнаружил, что у него пропал аппетит. Он нехотя пожевал котлетку и, не доев, в один присест выхлебал стакан горячего чая.
— Что-то случилось, папочка? — спросила жена.
— Нет, ничего, все в порядке. — Тернов рассеянно встал. — Спасибо, дорогая.
Он посмотрел на часы, было без четверти восемь. Автомобиля еще не было. Директор стал нервно прохаживаться перед крыльцом взад и вперед. Внутри росло беспокойство и какая-то обреченность. Тернов сдавил в кулаке ручку портфеля. Впереди показалась «Волга», и он пошел навстречу.
— Доброе утро, Валерий Игнатьевич, — сказал водитель.
— Опаздываете, — бросил Тернов.
— Виноват, — водитель удивился, но вида не подал.
«Что на него нашло? — подумал он. — Жена, что ли, не дала?» — Больше никаких предположений в шоферской голове не родилось, и до Исследовательского центра доехали молча.
В машине Тернов немного успокоился и, входя в здание, собрал волю в кулак. Он педантично развернул пропуск перед вахтером, поздоровался с кем-то из сотрудников, вежливо поприветствовал секретаря, однако, оказавшись в кабинете, Тернов заметил, что руки у него дрожат. Он разложил на столе принесенные из дома бумаги и попытался включиться в работу, но голова была забита совершенно посторонними мыслями. Бегунов. Где он и что с ним? Тернов отложил ручку и побарабанил пальцами по столу. В дверь постучали. Директор мгновенно сгреб агаповский материал и скинул его в ящик.
— Войдите! — крикнул он.
— Валерий Игнатьевич, — секретарь открыла фирменную папку с золотым тиснением «На подпись», — вот, приказ завизируйте, пожалуйста.
Тернов впился глазами в лист, совершенно не видя текста, и, подождав положенное время, поставил подпись на каждом экземпляре.
— Еще что? — безжизненным тоном спросил он.
— Все, спасибо, — Анастасия Алексеевна наконец соблаговолила удалиться.
Оставшись один, Тернов с облегчением вздохнул. Он достал свои бумаги и тупо уставился в них. Какие глупости! Чего он боится: секретаря, которая мгновенно опознает по фрагментам материала рабочую тему неизвестной ей лаборатории девяносто первого года, сопоставит ее с проводившимися в центре исследованиями, вникнет в коллизии вчерашнего дня (допустим, разговор она слышала весь) и на основе этого сделает неопровержимый вывод о том, что… Тернов напряженно рассмеялся. Паниковать нельзя. Так и до паранойи дойти недолго. Зачем напраслину разводить? Надо выяснить у Андрея, что же, собственно, произошло, а потом только строить логические выводы. Именно логические, основанные на рассуждениях объективных, а не на эмоциональных.
Однако обработку материала Тернов на сегодня прекратил. Он вытянул ящик, в котором хищно топорщилась открытая папка, скормил бумаги в ее жадный зев и завязал тесемочки двойным бантом.
Заперев ящик, он подумал, что задвинул папку слишком глубоко.
Домой Валерии Игнатьевич приехал в половине восьмого. Весь день он старательно готовился к разговору, обдумывая основные тезисы и вопросы, и даже набросал небольшой планчик, который потом засунул в машинку для уничтожения мусора.
Сын с приятелем сидели в своей комнате. Они пили. Тернов поморщился. Сам он не курил, а в комнате стоял такой смрад, что хоть топор вешай.
— А, здрасст, па, — протянул Андрей. — Как твое ничего?
— Мне интересно узнать, что вы сделали с Бегуновым, — начал Тернов, чувствуя, что теряется, а заготовленная речь вылетает из головы прочь. Он не был готов к такому началу. Возможно, в другой обстановке он бы смог удержать себя в руках, но сейчас две пары глаз действовали на него почти гипнотически, подавляя волю. — Оставаясь в неведении, я…
— Убили, — прервал его Питон.
Тернов постарался выдержать паузу и спросил, проявляя осведомленность, которой он так гордился:
— Это я понял. Другой вопрос, как вы это сделали? — его собственное хладнокровие показалось ему достойным уважения. — Видел вас при этом кто-нибудь?
— Ну, ты обижаешь, па, — укоризненно заметил Андрей. — Совсем уж за мальчуганов нас держишь. Твой этот… ничего не скажет, а его родню мы по стенкам размазали. Они тоже ничего не скажут. Ты не сомневайся, все чисто.
— Какую родню? — переспросил Тернов.
— Ну, родственников. Жену там, и родителей вроде.
— Вы и их убили?!
— Отключили, — успокоил его Андрей. — Вряд ли они нас запомнили, а если и запомнили, то что? Скоро нас уже здесь не будет. Мы воевать поедем. Да, Питон?
— Угу, — сказал Питон.
— А… как вы его убили? — полюбопытствовал Тернов, ощущая себя канатоходцем.
— Интересно?
Сумеречный взгляд питоньих глаз заставил затаить дыхание. Тернов понял, что сейчас ему откроется истина, узнать которую он в принципе не хочет. И Валерий Игнатьевич снова услышал, как за спиной захлопнулась дверца, только теперь был еще и лязг множества засовов. Бегство от действительности заканчивалось. Если до этого вопроса он был для себя самого лишь формально причастен к преступлению, то теперь становился прямым соучастником. Признание себя убийцей существенно отягчало душу.