бложен, и податься ему явно некуда. Только как же он убежал?
Лужнов заворочался в кресле, Яшенцев поймал его взгляд и неожиданно спросил:
— Вам знакома фамилия Максимов?
— Протеже Агапова? — сказал Лужнов. — Я о нем слышал.
— Он сейчас начальник лаборатории, — сказал Яшенцев, — и он бывший знакомый Крупнера.
Лужнов промолчал, и Яшенцев добавил:
— Максимов, Агапов и Розанов с сегодняшнего дня под вашим контролем. Они вам будут отзваниваться каждый вечер в двадцать ноль-ноль, или вы должны разыскать их, если звонков не будет.
— Понял, — сказал Лужнов.
Наступила пауза. Яшенцев молчал, его лицо медленно оплывало, старело прямо на глазах — он расслаблялся, и Лужнов понял, как П. В. устал, он, наверное, был на нервах все это время, да и потом ему достанется немало, он жалел П. В., и тот это понимал — они все-таки порядочно поработали вместе; наконец Яшенцев сказал:
— И еще, берегите себя. Не исключено, что Крупнер вернется. Вероятность этого около двадцати процентов, если его не поймают, или он не прикончит себя сам, или с ним что-нибудь не случится.
— Сыскари его возьмут, — сказал Лужнов, чтобы как-нибудь успокоить генерала, — Крупнер не иголка, найдется.
— Вашими бы устами… — сказал Яшенцев и отпустил Лужнова.
3
Это началось спустя 85 дней, когда Лужнову не отзвонился Максимов. Лужнов сидел весь вечер на телефоне, пытаясь выяснить, к кому мог пойти подопечный, но того нигде не было. Лужнов рассердился. Обычно исполнительный Максимов, с которым никогда не было проблем, в отличие от рассеянного Агапова и норовистого Розанова, вдруг исчез. Впрочем, мало ли что могло быть у этого человека. Например, он поехал к кому-нибудь в гости или пригласил женщину и забыл «звякнуть». Мало ли что, но Лужнов доложил об этом генералу и в соответствии с инструкцией дождался, когда за ним заедут оперативники, после чего отправился к Максимову домой. У него были ключи от квартиры, и он хотел если не напугать, то во всяком случае своим неожиданным вторжением слегка наказать мальчишку, чтобы таких инцидентов больше не повторялось.
В квартире было тихо, и Лужнов надеялся, что Максимов там, но просто спит или заболел, но он не спал. Он сидел в кресле, откинув голову назад, изо рта его торчало что-то, и Лужнов понял, когда увидел развороченную грудную клетку, что это сердце. Рядом с левой рукой лежал язык. Им словно кисточкой было написано на стене одно слово. Оно было выведено красным и размещалось чуть выше головы.
Лужнову стало страшно. Ибо слово это было
Яшенцев встретил известие без особой радости. Он предполагал, что Крупнер вернется, но в душе надеялся на предсказанные аналитиками 80 %, что беглец погибнет, утихнет, заляжет на дно и будет наслаждаться свободой. Но оказалось все не так. Крупнер стал мстить, и деятельность, с которой он начал, не предвещала ничего хорошего… Парень совсем тронулся, впрочем, наркотики и жажда мести, так что это немудрено. Все причастные к работе со спецпациентами были предупреждены, а Яшенцеву выделили охрану из числа личного состава отряда «Цунами».
Лужнов сидел в своем кабинете и размышлял, кто будет следующим. Кого Крупнер поставил на очередь и есть ли у него таковая. Он очень мало думал о себе — ведь он был всего лишь начальником охраны и с исследуемым в контакт не входил, Лужнов думал об Агапове и Розанове. Розанов вообще был великим энтузиастом эксперимента, он показал себя активным исследователем свойств СС-91, защитил кандидатскую и три месяца назад стал начальником отдела. Он не считался с потерями, ставя впереди научный интерес, и ради пороговых показателей охотно шел на человеческие жертвы. На его совести было трое подопытных, одна женщина, его чуть было не отстранили, но он отделался выговором, зато результаты позволили защитить диссертацию. Розанову было тридцать пять, он был напористый и активный. В Исследовательском центре его не любили.
Агапов. Агапов был человек от науки, безумно любил химию и занимался исключительно ею. Он также был энтузиастом, но энтузиазм его зиждился исключительно на результатах исследований, безо всякого карьерного стимулирования, и было даже удивительно, почему он стал директором, а не был съеден в борьбе за кресло, тем более что администратор он был никакой. Всей организаторской работой в центре заведовал Городецкий, у которого за плечами был большой опыт начальника хозяйственной части. Вместе они являли превосходно действующий механизм, и Лужнов почему-то с горечью подумал, что этому механизму, вероятно, придется вскоре распасться. Невозможно предсказать, что в следующий момент выкинет Крупнер, тем более что он стал совсем сумасшедшим. Лужнов решил съездить в «санаторий», навестить своих оставшихся подопечных, посмотреть и просто поговорить.
Он выехал в десять утра, встав пораньше и плотно позавтракав перед дорогой. Яшенцев оформил ему пропуск, по которому он мог беспрепятственно въезжать на территорию Исследовательского центра и даже выписывать разовые пропуска для сопровождаемых лиц. День обещал быть хорошим, и Лужнов гнал по шоссе, щурясь от яркого солнца, делающего асфальт впереди серебристо-белым и блестящим.
Агапов ждал его в своем кабинете. Он был по-прежнему достаточно худощавым, но стал солиднее. Респектабельность ему придавал отлично сидящий темно-серый костюм и аккуратная прическа, отчасти большие квадратные очки в черной оправе, которыми он заменил свои светлые стальные. Он был чем-то расстроен и — от Лужнова не ускользнуло — даже слегка напуган.
— Здравствуйте, Александр Парфенович, — поприветствовал он Агапова, входя в кабинет. Агапов поздоровался с ним, но Лужнову не понравилось, как скованно держится вдруг директор. Словно несет стакан, полный воды, или боится наступить в лужу.
— Как у вас дела? — поинтересовался Лужнов и встретил пристальный взгляд Агапова. Глаза у него были серые и очень умные.
— У нас сегодня ЧП, — сказал он. — Вы, вероятно, еще не знаете, я докладывал Яшенцеву в девять, а на дорогу нужно, как минимум, два часа.
— Да, — ответил Лужнов.
— Утром, где-то около девяти, одного из сотрудников облили кислотой.
— Кто он? — быстро спросил Лужнов.
— Ларин, младший научный сотрудник. Его буквально залили концентрированной солянкой из десятилитровой бутыли с ног до головы. Охрана никого не нашла. К тому же на этаже были люди, но никто не видел, чтобы из комнаты кто-то выходил.
— Крупнер? — в упор спросил Лужнов.
— Я думаю, да, — ответил Агапов. — Если бы из лаборатории кто-то вышел, его бы непременно заметили. Пострадавший сразу начал кричать, да и в комнату вошли быстро.
— А не мог убийца спрятаться за дверью, а потом исчезнуть в толпе?
— Для того чтобы облить человека из такой неудобной посудины, надо быть одетым в костюм химзащиты. А его, как известно, быстро не снимешь.
— Кто такой был этот Ларин?
— Он работал с Крупнером в последнее время. Вас, надо полагать, это интересует? — спросил Агапов.
— Да, именно это, — кивнул Лужнов, — Мне все-таки хочется установить, чем руководствуется Крупнер, выбирая себе жертву. Аналитики, конечно, сделают это лучше, но время сейчас слишком дорого, чтобы впустую его тратить.
— Думаю, он будет начинать с самых близких и последних контактеров, постепенно раздвигая круг, а со временем доберется до администрации.
«В том числе и до старой», — подумал Лужнов, но вслух не сказал.
— У вас остались какие-нибудь материалы по Крупнеру? — спросил он.
— Я все передал Яшенцеву, — ответил Агапов. — Он, кстати, просил вас позвонить, когда вы приедете к нам.
Закончив с Агаповым, Лужнов отправился к Розанову. Розанов был более нервным; видимо, причастность к близким кругам напрягала его. По приказу Яшенцева руководство получило оружие, и Розанов с гордостью продемонстрировал Лужнову ПМ, который носил в брючном кармане, уже замасленном, с большим пятном. Разговор с Розановым оказался недолгим. Он был весь в работе, даже случившееся утром не сильно повлияло на него. После обеда намечалась серия тестов, и Лужнов без всякого сожаления покинул лабораторию. Он забрал машину со стоянки и выехал на дорогу, окруженную высокими рыжими соснами. Ему было о чем подумать.
4
Последние четыреста метров Крупнер пробежал легкой трусцой. Свернув с дорожки, он перешел на шаг и вступил в большой песчаный круг, где размещались спортивные снаряды. На самой площадке народу было немного — пожилой полноватый мужчина отжимался на брусьях, и какой-то атлет крутил подъем переворотом на турнике, — но за ней находилось небольшое вытоптанное поле, с трех сторон окруженное кустами, и там Крупнер заметил очень знакомые фигуры. Он приблизился к ним. Люди обернулись…
— Слава? — Его узнали сразу, хотя он не появлялся здесь уже года два. Почти все были в сборе: Антон, Волосатый и еще какой-то парень лет четырнадцати, очень на него похожий. — Давно тебя не было.
— Мы уже решили, что ты бросил.
— Нет, — Крупнер улыбнулся, чувствуя, как наворачиваются слезы, и моргнул, — я работал, надо было уехать. Но я вернулся. А вы как?
— Мы все так же, — ответил Волосатый. — Монгол только свалил к себе в Казахстан-…
Все было попрежнему, все как раньше, только он стал другим.
— Ну, я теперь тут буду каждый день, — сказал Крупнер. — А вы чем сейчас занимаетесь?
— Мы на оружие перешли, — сказал Антон. — Прогрессируем. А ты как?
— Я тоже занимался, — ответил Крупнер. — И кое-чему научился.
— Мы сейчас работаем с сань-цзе-гунь. Ох и сильная штука! Хочешь попробовать?
— Потом. Я теперь практикую уходы и контратаки. Могу кое-что показать.
— Давай. — Антон был азартен и завелся с полоборота. В спарринге ему всегда не хватало осмотрительности, но в драке он легко побеждал даже троих-четверых противников, главным образом, из-за своего необузданного натиска.