— Вы часто тут занимаетесь? — спросил Андрей.
Крупнер хотел его вежливо отшить, но Волосатый уже открыл рот:
— Каждый день, — объяснил он. — Утром и во второй половине дня, если дождя нет.
— Можно к вам присоединиться? Давайте вместе поработаем, вы мне покажете что-то свое, я вам — свое.
— А почему нет, — Волосатый снова опередил Крупнера. — Присоединяйся.
— Ну, ништяк, ребята, — приободрился Андрей. — Сегодня я немножко не в форме, перепил накануне слегка. Был повод — друга похоронил. Вместе воевали, ну и все такое. А завтра обязательно приду. Вы утром во сколько начинаете?
— В шесть, — сказал Крупнер.
— Ну вы даете! — удивился Андрей. — Я, наверное, тогда днем буду приходить.
«Как будет угодно, — недовольно подумал Крупнер. — Сосновка круглые сутки открыта».
— Подскакивай часам к двум, — предложил Волосатый. — Мы примерно так же появляемся. Когда чуть раньше, когда позже…
— Идет, — обрадовался Андрей, поняв, что его зачислили в компанию. — До завтра!
— Пока, — сказал Крупнер.
— Счастливо, — кивнул Волосатый.
Андрей отсалютовал и двинулся в обратный путь. Питона, конечно, жаль, славный был товарищ, но жизнь на этом не кончается— Он успел привыкнуть к тому, что друзья — это ненадолго, что жизнь может оборваться в любой момент и горевать по каждому просто некогда. Он обязательно найдет гадину, которая убила Питона, а пока надо было купить хороший спортивный костюм.
Белый «рафик» медицинской помощи въехал в ворота Исследовательского центра и остановился у входа в главный корпус. Из машины вышел врач и вразвалочку подошел к вахте.
— Мы тут вам больного привезли, — обратился он к охраннику, перекидывая спичку из одного угла рта в другой. — Позовите кого-нибудь, чтобы приняли.
— Да, конечно, — контролер был извещен, что сегодня привезут спецпациента. — Подождите минуточку, к вам подойдут.
Врач ждал у проходной, пока к нему не вышел высокий представительный армянин в белом халате — Георгий Аветисович Козарян, старший научный сотрудник «Психометодологической лаборатории».
— Здравствуйте, — сказал он. — Привезли?
— Здравствуйте, — сказал врач. — Пойдемте смотреть.
— Пазавите начальника, пажалуйста, — обратился Георгий Аветисович к контролеру.
— Сейчас, — пискнул вахтер. Он всегда заискивал перед армянином. В его поведении Козарян с чувством некоторой брезгливости уже давно разобрал отчетливую гомосексуальную мотивацию.
Подошел начальник караула.
— Одно место в вашем отэле падгатовьте, пажалуйста, — пошутил Георгий Аветисович. — Мы заказывали.
С начальником караула он еще мог шутить, а вот с его подчиненным опасался.
— Понял, — кивнул начкар, доставая из кармана связку ключей на шнурке.
— И пусть санитаров пропустят.
— Угу, — начальник караула повернулся к охраннику. — Дай дежурного. Алло. Сними решетку с сигнализации, запускать будем.
Козарян и врач подошли к машине и открыли задние двери. Два могучих санитара выволокли затянутого в смирительную рубашку человека. Человек был счастлив. Обратив пустые глаза в пространство, он что-то беззвучно напевал.
— Красавец, — заметил врач. — Обследовать будете?
— Лечить будем, — брезгливый Козарян поморщился.
— Вот история болезни, — врач протянул журнал. — А вот тут распишитесь за прием.
— Колыванов Виктор Гаврилович, — прочел вслух Козарян. — Давайте ручку, распишус за получение цэнного груза.
— Повели, — скомандовал врач, бросив журнал в машину.
Козарян предупредительно придержал дверь, когда санитары буквально внесли немаленького, но усохшего на больничной диете «чистильщика». Начальник караула ждал их у открытой решетки.
— Сюда, — он отворил дверь в камеру. Санитары погрузили Колыванова на койку и быстро сдернули смирительную рубашку, которая была больничным имуществом. Начкар выпустил их на волю и захлопнул дверь. Замок автоматически закрылся. Он запер решетку и снял трубку висевшего на стене телефона.
— Ставь седьмую дверь и решетку, — приказал он. Оперативный дежурный пульта нажал кнопки «ОНАРа». Появление зеленых огней показало, что дверь камеры и заградительная решетка в коридор поставлены на сигнализацию.
Козарян попрощался с врачом. Машина проехала по центральной аллее и выкатила за ворота.
— Ненавижу эту черную сволоту, — сказал врач, тщательно обтирая ладонь о халат.
— У вас невроз навязчивых состояний, — хмыкнул один из санитаров.
Санитары загоготали, потом другой с некоторой опаской заметил:
— А мне здесь не понравилось, если честно. Место какое-то нехорошее. Что тут, клиника?
— Ты не знаешь? — удивился врач. — Это филиал Института мозга человека, закрытая военная шарашка. Тут, если хочешь знать, такие вещи творятся…
Первый санитар присвистнул.
— Так вот, значит, где это. Здорово они в глушь забрались.
— А что тут такое? — спросил второй санитар.
— Опыты на людях ставят, — сказал врач. — Вырабатывают способы электронной коррекции личности. Оружие делают.
— Психотронное оружие, слыхал? — спросил первый санитар.
— Зомби всякие, — поддержал его врач. Второй санитар работал у них недавно, поэтому возник повод пошутить, пользуясь его неосведомленностью. — Этому дружку, что мы привезли, трепанацию сделают, крышку черепной коробки снимут и будут в мозг электроды втыкать.
— Ну! — утвердительно кивнул первый санитар, — натыркают электродов и ток пустят. Импульсы будут проходить, подавать команды реципиенту, а он будет дергаться, как паяц на ниточках. Ну, а потом хана ему. Нового привезут.
Второй санитар сплюнул.
— Вот гадючник развели. Сразу мне это место не понравилось, если честно.
— Анастасия Алексеевна, Семагин не появлялся?
— Еще нет, Валерий Игнатьевич, — ответила секретарь. — Как придет, сразу сообщу.
— Спасибо, — сказал Тернов.
Профессор ждал прихода гэбиста с большим нетерпением. Он волновался — и было отчего. Вчера вдова Бегунова позвонила ему домой и высказала все, что думает. Тернов был потрясен ее осведомленностью. В день их последнего разговора Григорий Дмитриевич быстренько выплеснул эмоции, побеседовав по телефону с женой. Вероятно, в их семье было так принято, но Тернов об этом и знать не мог, так что теперь ему было отчего запаниковать.
Он посмотрел на часы. Электричка уже прибыла на станцию, и Семагин должен вот-вот появиться. Валерий Игнатьевич очень хотел посоветоваться с особистом. Он рассчитывал на его помощь. Елизавета Давыдовна сказала, что обвиняет его, Тернова, в похищении бумаг мужа, пропажа которых обнаружилась после его похорон. Она сообщила, что не знает, когда это случилось — на поминках или… И добавила, что обязательно поделится своими подозрениями со следователем.
Вот это уж было совсем ни к чему.
Страж государственной безопасности возник точно в положенное время. Как всегда, на лице его застыло выражение вежливой заинтересованности.
— Здравствуйте, — уверенно, как в своем кабинете, Семагин прикрыл дверь и уселся на стул, не дожидаясь приглашения. Он считал, что формальности сейчас ни к чему. Директор попросил его прийти. Не вызвал, не пригласил, а именно попросил. Значит, он был сильно заинтересован в их встрече, поэтому можно было не церемониться. Семагнн хотел выторговать максимум условий для скорейшего возвращения в строй Колыванова. Ему был необходим дополнительный оперативный сотрудник.
— У меня есть проблема, — без предисловий начал Тернов. — Она касается нас обоих.
— Слушаю вас внимательно, — полковник демонстративно привел в действие генератор белого шума. Теперь уже по-настоящему. Он не любил часто пользоваться этим приборчиком, чтобы не облысеть, но в данный момент безопасность была важнее волос.
— Меня подозревают, — начал директор.
«Многообещающе», — подумал Семагин.
— Подробнее, пожалуйста.
— Э-э, видите ли, погиб один научный сотрудник. — Тернов помялся. — Что-то с ним случилось, хулиганы… или его ограбили. Но днем у меня была с ним беседа и получился конфликт, а его жена подозревает, что это я был причиной его гибели, и собирается пойти к следователю. Вы понимаете?
— Вам-то что волноваться? — невозмутимо произнес Семагин. — Не вы же его ограбили. Вызовет вас следователь, снимет показания. Вы в это время где были?
— Дома.
— Кто вас видел?
— Жена.
— Не густо. Алиби слабоватое.
— И сын еще… с другом.
— С тем самым?
— Э…
Вопрос был выпущен, будто пуля. Полковник быстро все понял. Просчитать ситуацию ему не составило труда.
— С каким? — в голосе Тернова прозвучала фальшь.
Он догадался, к чему клонит Семагин, но иного пути, кроме как признаться, у него уже не было. В его интересах было быть предельно откровенным со своим подельником.
— С тем самым, — выдавил директор.
— У нее есть какие-то доказательства… вашей заинтересованности? — Семагин говорил, как адвокат, убежденный в вине подзащитного, но все равно отстаивающий его права.
— Телефонный разговор с мужем, — и Тернов подробно пересказал аргументы Елизаветы Давыдовны.
— То есть ничего, кроме предположений, — уточнил Семагин. — Вам это ничем не грозит, если, конечно, вы не явитесь с повинной.
— Что значит с повинной?! — возмутился професор. Если он хоть как-то будет замешан в этой грязной истории, то не видать ему действительного членства в Академии наук как своих ушей. Валерий Игнатьевич был с такой участью категорически не согласен. — Вы что, меня под статью хотите подвести?!
— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал Семагин, он понимал, что Тернову ни при каком раскладе не переиграть следователя. Директор расколется на первом же допросе, а заодно сдаст и его, чего ни в коем случае нельзя было допускать. Тернов еще был нужен, потому что от него напрямую зависел Колыванов, а вот Бегунова никому не была нужна.
— Успокойтесь, ничего не будет, — заключил Семагин после небольшого раздумья. — А как поживает мой пациент?