— он был запрограммирован на результат, поэтому мотивации не требовалось и не существовало.
До развилки он доехал нормально, а у самого поворота, в кустах, притаился контрольный милицейский пост, на котором для развлечения тормознули достижение социалистического автомобилестроения Германской Демократической Республики. Колыванов остановился. Он счел целесообразным вести бой на открытом месте, пусть даже с превосходящими по количеству силами противника, но зато с возможностью надежной ликвидации систем оповещения и связи. Гаишников было трое: один сидел в дежурке за пультом и принимал пищу, второй — толстый майор, приехавший на своей патрульной «шестерке» перекинуться парой слов с коллегами и попить чайку, копался в багажнике государственного транспортного средства, а третий, прыщавый старлей с длинным угреватым носом и большим кадыком, махал на обочине жезлом, приманивая, как ему показалось, игрушку, а на самом деле — верную смерть.
«Чистильщик» свернул с дороги и затормозил, потудобнее обхватив пластиковую рукоять.
— Старший лейтенант Птицын, будьте добры, ваши документы, пожалуйста.
В ответ из окна высунулся длинный черный цилиндр с отверстием посередине. Пуля, выпущенная в сердце, свалила старлея с ног. Колыванов открыл дверцу и вышел, передвинув предохранитель в положение «автоматический огонь». Майор поднял голову и замер. Колыванов заметил его, но не он интересовал в данный момент «чистильщика». Тот, кто сидел у пульта и мог поднять тревогу, представлял для него опасность. Колыванов любил делать все чисто. Ему не была нужна огласка.
Отомкнув приклад, капитан вскинул автомат и выпустил очередь, подведя срез мушки под нижний края головы дежурного. Пули проделали два аккуратных отверстия от носа к затылку и от скулы к боковой части темени, уловив ментозавра с недоеденным бутербродом во рту наповал. Комнатку слегка забрызгало кровью в назидание личному составу, а из микрофона, висевшего на вделанном в пульт крючке, по-прежнему доносилось хриплое бормотание, на некоторое время оставшееся без ответа.
Майор проворно отскочил за машину, доставая из кобуры ПМ, «Чистильщик» не дал ему возможности выстрелить, первой очередью прижав к земле— ИДПС присел за крыло, избежав вредно воздействия А-91. Второй очередью Колыванов исполосовал служебный автомобиль, целясь в заднее крыло, и отпустил курок, когда в магазине кончились патроны. Одновременно с этим из-за бампера откинулась седоватая голова и откатилась фуражка, описав неширокую дугу, словно возвратившись после небольшой прогулки к хозяину.
Колыванов перехватил автомат за цевье и тут же отдернул руку — раскалившаяся газоотводная трубка обожгла пальцы. Приладившись поудобнее, он сменил рожок, дослал патрон в казенник и поставил на предохранитель. Сделав свое дело, он оттащил трупы под прикрытое КПМ, чтобы бдительные граждане не сразу подняли тревогу. Впрочем, таковых очень долго не нашлось — лезть к дохлым ментам дураков было мало. Так до приезда патруля и умирал майор — самый старший и самый живой в этом царстве мертвых. А Колыванов сел в свою иномарку и укатил.
Он задержался всего на восемь минут.
— Знакомься, папа, — произнес Андрей. — Это Вячеслав Сергеевич Крупнер.
Профессор Тернов побледнел. Он ждал их, жена сообщила, что сын с друзьями собрался навестить его, но не думал, что это окажутся столь известные личности.
«Бородатый!» — было первой его мыслью, когда троица, сопровождаемая секретарем, появилась у него в кабинете. Анастасия Алексеевна сразу же вышла, но присутствие сына не принесло Валерию Игнатьевичу покоя. Когда он узнал, кто был третий незнакомец, настроение испортилось окончательно. Он заметно приуныл.
— Итак, вы Крупнер? — спросил он нерешительно и вдруг неожиданно для себя протянул руку.
— А вы новый директор, — заметил тот и двинулся навстречу. — Очень приятно.
Их ладони встретились в крепком рукопожатии. Будь этот эпизод заснят на пленку, он бы стал знаменательным документом в истории филиала № 2 ИМЧ РАН.
Если бы только у Филиала была дальнейшая история.
— Володя, — представился бородатый.
«Вот так дела, — подумал Тернов, — охрану бы сюда», — но его отвлек сын.
— Я приехал по делу, — начал он. — Ты понимаешь, что мы здесь не для того, чтобы познакомиться. Мы пошли на риск потому, что больше не было выхода. В нас сегодня стреляли. Да, папа, стреляли, — уточнил Андрей, перехватив испуганный взгляд отца. — И я допускаю мысль, что это напрямую связано с нашим вчерашним разговором по телефону. С твоим, я уж не знаю кем, но, видимо, особистом. Я не ошибся?
— Он не… Да, — выдавил Тернов, сбившись. Под давящим взглядом сына он не смог выкручиваться.
— Ты Питона убрал? Он тебе мешал, да? — срывающимся голосом произнес Андрей.
Крупнер почувствовал скованность директора и подтолкнул.
— Да, — кивнул Тернов, которому вмиг стало тепло, и он сломался. — Это было невыносимо. Когда убийца живет рядом с тобой, под одной крышей, он постоянно напоминает о преступлении, поэтому всегда хочется от него избавиться. Я думаю, ты меня понимаешь.
Андрей помолчал.
— Может быть, и пойму, — наконец сказал он, — но не прощу. Мы с тобой теперь совершенно чужие, папа. Совершенно чужие.
Дрожащими руками Валерий Игнатьевич снял и протер очки.
— Ты уедешь? — спросил он.
— Скорее всего, — кивнул Андрей. — Мне незачем здесь оставаться. Скажи, как найти твоего контрразведчика. Мне надо вернуть ему один должок. За Питона.
— Не надо, сынок, — попросил Тернов. — Лучше уезжай.
Андрей криво усмехнулся.
— Есть еще такое понятие, как дружба, — сказал он.
Колыванов подошел к калитке, позвонил и стал ждать.
— Вы к кому? — спросил охранник.
— Сюда должны были прийти трое, вы их впускали?
— Да, — ответил страж.
— Тогда откройте дверь.
— У вас есть пропуск?
Колыванов понял, что препираться с охранником — пустая трата времени. Он вытащил из-под куртки автомат и прострочил калитку. Из-за ворот послышались крики, звук падения тела и длинный мучительный стон. Колыванов отошел подальше и с разбега вскарабкался на ворота. Оказавшись на другой стороне, он побежал по центральной аллее к знакомому зданию главного корпуса.
Они спустились по парадной лестнице прямо к вахте. В качестве исключения Тернов решил их проводить лично, напустив на себя официозный вид, но на самом деле ему хотелось уберечь сына от неприятностей. Где-то по зданию бродил следователь, да и охрана могла вспомнить приметы небезызвестного спецпациента. Валерий Игнатьевич хотел сыну только добра. Пусть уезжает куда хочет. В любой горячей точке ему будет безопасней, чем в тылу. Они уже приблизились к турникету, когда входная дверь распахнулась, и в вестибюль вошел высокий человек в коричневой кожаной куртке. В правой руке он держал неизвестное Тернову оружие с длиннющим толстым стволом.
«Не может быть!» — мелькнуло в голове у Крупнера, когда он увидел человека из парка. Ближе всех к нему был Волосатый, Крупнер толкнул его в сторону, а сам бросился с кувырком в другую. Негромко хлопнула приглушенная ПБС очередь. Колыванов стрелял в фигуранта, но тот внезапно исчез, и все пули достались двоим, идущим сзади. Терновы — отец и сын — повалились на пол.
— Я здесь, я здесь! — заорал Крупнер, отвлекая на себя внимание, и побежал в конец коридора, — к лестнице. Он знал все хитрости переходов и мог до бесконечности гонять киллера по лабиринту «санатория». Колыванов вошел в режим преследования цели.
Тернову не было больно, просто в животе стало очень жарко и навалилась небывалая слабость. Он лежал на спине, виновато улыбаясь и глядя на сына, который метался над ним, держась за окровавленное плечо.
— Папа, папа! Ты меня слышишь? — кричал Андрей. Волосатый держал Тернова за руку, в которой постепенно затухал пульс. Стрелявший погнался за Славой, а к ним со всех сторон сбегались люди.
— Врач есть? — Андрей обвел круглыми от страха глазами растерянные лица сотрудников. — Где у вас медсанчасть?!
Тернов смотрел на расплывающийся силуэт сына, и улыбка на губах постепенно бледнела. Лужа крови под ним была просто огромной, не помогали тампоны из рубашки, которыми Андрей пытался заткнуть дырки. Дырок было много — в директора попали четыре пули и, не задерживаясь, вышли насквозь. Печень, крупные кровеносные сосуды были разорваны.
— Пульс нитевидный, — констатировал Волосатый.
— Эй, папа! — испуганно заорал Андрей. — Ты давай не подыхай, слышишь? Ты того, держись!
— Пульс не прощупывается…
По лицу Андрея струился пот. Первую помощь он как мог оказал, а больше ничего не умел. Он понимал, что отца может спасти только немедленное переливание крови, но где ее взять? Поэтому ему ничего больше не оставалось, как прощаться.
Крупнер взлетел на третий этаж, подпрыгнул и ухватился за потолочную панель, притянув кверху ноги. Алюминий гнулся под его пальцами, вцепившимися в вентиляционные дырочки, еще немного — и панель бы рухнула, но тут с лестницы показался Колыванов. Он преследовал фигуранта, стараясь не потерять из виду, но в здании, изобилующем поворотами, это становилось затруднительно. Крупнер обрушился на него из-под потолка, сбив с ног и отшвырнув автомат. Без оружия «чистильщик» был для него не опасен.
Словно оживший муляж, Колыванов встал на ноги. Крупнер сдержал удар, буквально застыв в воздухе — он почувствовал вдруг такое отсутствие всяческого движения в душе этого странного человека, что замер, внимательно изучая противника.
— Ты кто? — спросил он.
Преследователь молчал, и Крупнеру показалось, что перед ним стоит мертвая кукла, манекен: его разум был пуст. Крупнер попытался качнуть, дав энергетический посыл, но человек не принял его. Он был заблокирован настолько, что становилось жутко. По большому счету это существо мало походило на человека, и Крупнер медленно отступил.