льзя было исключать и влияние тестов. Яшенцев склонялся к последнему варианту: неизвестно, до какого предела довели подопытного регулярные вливания СС, тем более что его свойства не изучены до конца. И никто не знал, кому быть следующей жертвой.
В главном корпусе на вахте стоял уже парный пост. Там долго изучали пропуск Лужнова, сравнивая фотографию с оригиналом. Лужнов терпеливо ждал, в душе искренне желая послать все подальше и вернуться в город. Он не был уверен, что от Крупнера спасет какая-нибудь охрана, — тот, если решил разделаться, разделается обязательно. Лужнов уважал сильного противника, а Крупнер оказался; достаточно сообразительным и ловким парнем.
Наконец проверка закончилась и его пропустили.
— Доброе утро, Александр Парфенович, — сказал Лужнов, заходя в кабинет. Там сидел начальник Первого отдела, который при его появлении встал и направился к двери. Видимо, до приезда Лужнова ответственность за жизнь директора лежала на нем.
— Здравствуйте, — сказал он, проходя мимо.
Сидевший за столом Агапов вяло кивнул. Вид у него был помятый. Лужнов догадался, что П. В. запретил администрации выходить за пределы Исследовательского центра. Ночевал Агапов на кушетке в своей комнате, дверь в которую находилась справа за спиной.
— Кофе будете? — спросил Агапов.
Пустая чашка стояла рядом, но было видно, что еще порция не помешает.
— Да, спасибо, но секретарь вышла, — предупредил Лужнов, но Агапов надавил кнопку селектора и сделал распоряжение насчет завтрака.
— У вас тут буфет со скольки работает? — поинтересовался Лужнов. Раньше в институте он открывался с двенадцати, а есть хотелось сейчас.
— Теперь круглосуточно, — апатично ответил Агапов. — Мы перешли…
Лужнов замер, и у него пропал аппетит. Незаконченная фраза могла означать только одно: случилось что-то такое, после чего весь персонал Исследовательского центра перевели в режим военного положения и о чем Яшенцев по каким-то причинам утром не стал ему говорить. Это было очень серьезно.
— И что? — хрипло спросил Лужнов, потому что в горле у него пересохло.
— Вы не в курсе, — сказал Агапов. — Полчаса назад центр перевели в первый режим. Городецкого убили, у Яшенцева инфаркт. До особого распоряжения командование переходит к начальнику управления. На охрану объекта выделен отряд «Цунами». Скоро он будет здесь.
Вошла секретарь. Она несла кофе.
5
Яшенцев видел Городецкого утром, тот заходил по вопросам снабжения. Проинструктировав Лужнова, Петр Владимирович посетил туалет, где был порядка десяти минут, а когда вернулся, все было уже по-другому.
Дверь в кабинет была заперта. Яшенцев всегда запирал ее, когда выходил, и подозрений это не вызвало. Первое, что он увидел, была люстра, стоящая на столе, обрезанные провода торчали, словно засохшие ветки. Под потолком был подвешен стул для посетителей, на нем восседал Городецкий, обнимая руками живот, в котором покоилась его голова. Он плавно раскачивался из стороны в сторону, и кровь тоненькой струйкой стекала на пол, оставляя сложный извилистый след. Все произошло в одну минуту, но даже не вид замдиректора, беременного собственной головой, и не то, что это произошло в здании управления, а само ощущение присутствия невидимого убийцы, страх от уверенности, что он где-то рядом, заставил Яшенцева вцепиться в дверную ручку от острой боли в левой стороне груди. Его заметили почти сразу. Это был начфин, его тут же вырвало, когда он увидел происходящее внутри кабинета, однако он добрался до телефона внутренней связи и вызвал врача. Яшенцева спасли, но, когда он открыл глаза на подушке госпиталя, добрый доктор порекомендовал ему уйти на пенсию.
С этого момента все завертелось по-настоящему.
Лужнов стоял у окна и смотрел, как на территорию Исследовательского центра въезжают машины подразделения «Цунами». Их было семь: три «Урала», доставившие основную массу бойцов, и четыре бронированных словно инкассаторские машины «УАЗ-469», предназначенные, вероятно, для патрулирования. «Человек восемьдесят, — прикинул Лужнов, — остальных распределили по управлению». Он не без удовольствия наблюдал за слаженными действиями специалистов. Большинство из них были прапорщиками, хотя попадались и сержанты-сверхсрочники, и младшие офицеры. Вооружены они были автоматами «Абакан» и «Вал», стрелково-гранатометными комплексами «Гроза» и прочими новенькими секретными штучками.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Агапов.
Лужнов по инструкции сунул руку за борт пиджака и расстегнул клапан заплечной кобуры.
Вошедший оказался высоким плотным человеком с коричневой звездочкой на камуфлированном погоне. Это был майор Шламов — командир «Цунами». Он узнал Лужнова, который кивнул ему, и кратко изложил оперативную обстановку директору центра. По большому счету это была чистой воды формальность: с введением военного положения отряд специального назначения «Цунами» заступал на охрану и оборону объекта, действовал по штатному расписанию и подчинялся непосредственно заместителю начальника управления. Но вежливость оставалась вежливостью.
Агапов извинился и удалился в свою комнату.
— В принципе вы можете ехать, — сказал Шламов, стараясь не обидеть Лужнова, тот все-таки был старше его по званию, да и по сроку службы, — сейчас я выделю двоих, которые будут ходить за товарищем.
Шламов кивнул на дверь, за которой скрылся директор.
— Не стоит, — ответил Лужнов. За окном группа людей в форме охраны центра покинула здание главного корпуса, загрузилась в автобус на стоянке и выехала за ворота. — Я лучше останусь. Меня может сменить только мой непосредственный начальник, в данном случае начальник управления. К тому же со мной Александр Парфенович будет чувствовать себя спокойнее.
— Как хотите, — пожал плечами Шламов. — Я буду в караульном помещении.
Он ушел, а Лужнов остался, размышляя, зачем ему это нужно. Разумеется, Крупнер наделал шуму, как-то исхитрившись сотворить такое действо в управлении. Паника, которую он поднял, продержится не более двух-трех дней, но эти три дня не спать и даже нормально не поесть! Возраст уже не тот, чтобы удалось как-то более или менее прилично отдохнуть на кожаном диванчике, но поди ж ты — встрепенулся, как старый конь, заслышав звук боевой трубы! Лужнов мрачно усмехнулся. Старый конь! Ни поесть, ни поспать. Да и П. В. жалко, хороший был мужик, столько лет вместе проработали, а теперь с новым начальником придется отправляться на пенсию. И чего тут остался? Никакими подвигами существующего положения не спасти. Как командир Яшенцев кончился. Теперь и старому коню придется пойти на удобрение. На пенсию не хотелось: что делать старику без привычного дела — играть в шашки да плевать в потолок? Этот его день — как офицера, — скорее всего, последний.
«Именно так, — подумал Лужнов, — и я буднего тянуть».
Он пересек ограждение, воспользовавшись шестом для прыжков в высоту. Его передвижение произвело возмущение электромагнитного контура и вызвало срабатывание сигнализации в карауле. Оперативный дежурный пульта сообщил об этом начальнику караула, который связался с патрульной машиной и приказал осмотреть участок А12 и прилегающие к нему сектора. УАЗ вплотную подъехал к внутреннему ограждению, из него вышли двое — старший сержант и прапорщик. Они прошли метров сто вдоль колючей проволоки и вернулись назад, не заметив ничего подозрительного. Об этом начальник патруля сообщил в караульное помещение, и дежурный сделал запись в журнале, занеся в графу «Причина срабатывания» — «самосрабатывание». С момента смены караула такое происходило дважды, и оба раза рассматривалось как сбой системы, потому что никаких видимых причин для этого не было.
Крупнер лежал на земле, спрятавшись за беседкой. Он выжидал, когда уедет патрульная машина, он не хотел, чтобы его увидели раньше времени. Когда она наконец скрылась, он встал и направился к главному корпусу. Наступали сумерки, краткий переход от дня к ночи.
Шест для прыжков он позаимствовал в спортивной школе. Была перемена, Крупнер зашел в спортзал, выбрал из трех лежащих вдоль стены шестов поновее, закинул на плечо и невозмутимо вышел на улицу. Это была четвертая школа, которую он посетил. Учителя физкультуры в тот момент рядом не было, а никому другому и в голову не пришло остановить незнакомого человека, потому что похищение шестов было делом достаточно редким. Крупнер был абсолютно спокоен. Он заранее рассчитал свои действия и теперь претворял их в жизнь, уверенный, что у него все получится. У метро он купил газету бесплатных объявлений и договорился с водителем грузовой машины о поездке за город. В карманах Городецкого, которые он на всякий случай обыскал, прежде чем подвесить замдиректора к крюку Для люстры, нашлось сто пятьдесят тысяч. Водитель захотел восемьдесят, и с оплатой проблем не стало. Они встретились у того же метро, Крупнер закинул шест в кузов, и машина устремилась по Северному шоссе в курортную зону, где располагался «санаторий». Крупнер без труда преодолел трехметровый забор и два ряда колючей проволоки, пролетев над ними. Шест упал с наружной стороны забора и, подпрыгнув несколько раз, скрылся в густой траве. Муравейник тихо спал — его обитатели еще не знали, что к ним подкрался огонь.
На проходной дежурил омоновец. Крупнер решил, что это омоновец, он ничего не знал об отряде специального назначения «Цунами», страж покинул вахтерскую будку и стоял напротив турникета, ожидая, что Крупнер покажет ему свой пропуск, но пропуска у Крупнера не было. Он прошел через турникет, для пущей убедительности засунув руку в задний карман джинсов, рассеянно пытаясь что-то там найти. За спиной у охранника прошли два техника в синих халатах, они направлялись к лифтам, и охранник отвлекся. Крупнер отключил его ударом в висок.
С этого момента время стало работать против него. Оно и раньше-то было не в его пользу, но теперь, когда до сигнала тревоги оставались считанные минуты, действовать надо было предельно быстро. Крупнер завернул вправо и понесся вверх по лестнице. Он достиг второго этажа, сбавил темп и ровным шагом вышел в коридор. Теперь оставалось найти халат. Крупнер хотел замаскироваться.