Я сделала оборот вокруг собственной оси и угрожающе подняла палку:
— Ну тогда давай.
Фионн с серьезным видом ухватился за свою палку обеими руками:
— Держи оружие вот так и расставь ноги.
Я послушно выполнила его указание, а когда он на меня набросился, поспешно отступила, но запуталась в собственной юбке. Фионн в свои восемнадцать был крупным парнем с мускулистым торсом и крепкими руками. Я тоже была довольно высокой для своего возраста, но хрупкой. К тому же я еще плохо двигалась и не умела правильно наносить удары. Мы снова схватились — я неудачно ударила его по костяшкам пальцев, палка вылетела у меня из рук и врезалась ему в скулу, на которой тут же начал расплываться синяк. Лицо у него стало таким, словно по нему прошелся медведь. Я виновато затаила дыхание, но я знала, что воинам не пристало жалеть друг друга.
Фионн бросил мне мою палку и продолжил урок.
— Если твой противник стоит перед тобой, держи палку с обоих концов и наноси удар ее серединой, — показал он. — Если он сидит верхом, просунь один конец шеста между ног лошади, чтобы она споткнулась и сбросила седока. Если всадник держит в руках меч, размахивай шестом перед лошадью, чтобы сбить ее с шага.
— Но я не хочу причинить вред лошади.
— А если на ней приедет Торфин или Гаральд Силкхер, чтобы похитить тебя?
И я нанесла удар со всей силы. Фионн изогнулся, пытаясь увернуться. Мы продолжили, и подмастерье кузнеца оказался очень терпеливым наставником. К концу длинного и насыщенного урока я вся была покрыта потом и пылью, но зато уже более ловко управлялась с палкой.
Днем и ночью я упражнялась с алебардами, палками и щитами, обучаясь, как правильно передвигаться, делать выпады и наносить удары. Я сражалась с любым, кто соглашался, даже с нашим конюхом Даллом Андрой, которого я могла уговорить на все что угодно. И несмотря на то, что он был силен как бык, он всегда позволял мне одержать над собой верх. И вскоре я уже работала своей деревянной алебардой с такой скоростью и уверенностью, что могла противостоять сыновьям Фергюса. Их встречные удары оставляли раны на моих руках и кистях, и только Элла и моя кормилица Мэв знали, что по вечерам они причиняли мне такую боль, что снять ее можно было только горячими ваннами и пахучими мазями из лаванды и болотного мирта. Мэв немного разбиралась в целительстве, Элла же не знала почти ничего, и зачастую приходилось звать мою двоюродную тетку Маири, которая приходила со своими мазями и травами, чтобы обработать мои многочисленные синяки и ссадины.
По прошествии года я уже настолько ловко управлялась с оружием и своими противниками, что Фергюс позволил мне сменить деревянные мечи и кинжалы на настоящие, хоть и затупленные, присовокупив к ним маленькие круглые щиты, испещренные вмятинами от предыдущих боев. И Фергюс, и его сыновья по-прежнему отказывались доверить мне настоящее оружие из доброй стали или железа. Дростан подшучивал надо мной и говорил, что они не могут забыть, какая участь постигла бедного Гаральда, и не хотят, чтобы такая же постигла их самих.
Будучи единственной дочерью и наследницей мормаера, я должна была многому учиться и выполнять много обязанностей по дому. Долина, наложница моего отца, искушенная в ведении домашнего хозяйства, поручала мне готовить сыр, варить пиво, изготавливать молодое вино, а также свечи из воска и сала. Она часто посылала меня, как простую прислугу, помогать в разных делах или брала с собой в кладовые для осмотра запасов. Я сопровождала ее в поездках на ярмарки, где она торговалась и экономно приобретала товары, не производившиеся в Абернете, в то время как я с жадностью осматривала мелкие украшения и предметы роскоши.
Несколько часов в неделю мы с Дростаном должны были проводить с отцом Ансельмом, который учил нас чтению, грамматике, языкам, истории и арифметике. У меня эти занятия не вызывали раздражения, за исключением тех случаев, когда отец Ансельм начинал распространяться о величии саксонцев — всех шотландцев он считал полудурками, нуждающимися в наставлениях. Дростан был серьезным учеником и поглощал все, чему нас учили, в то время как я, хоть и схватывала быстро, но была нетерпелива, как и во всем остальном. Ансельм то и дело пытался убедить Боде, что девочки не нуждаются в образовании, на что мой отец отвечал, что в соответствии с шотландским обычаем образование может получать любой, включая женщин.
Зачастую я наблюдала из окна за тем, как Боде со своими воинами и приемными сыновьями выезжал из крепости осматривать границы своих владений в Файфе. Порой во время этих поездок им приходилось сталкиваться с налетчиками, похитителями скота и викингами, которые вторгались на побережье Файфа. Боде был могущественным мормаером, охранявшим свои земли мечом и железной волей. Мало кто осмеливался встать на его пути.
Иногда он спускался в нижний двор и, сложив на груди руки, наблюдал за тем, как я упражняюсь. И хотя он редко хвалил меня или бранил, но в один прекрасный день я заметила улыбку на его губах.
— Может, тебя стоит переименовать в Королеву меча? — с усмешкой поинтересовался он.
В день пятнадцатилетия он подарил мне изящный меч, на лезвии которого была выгравирована тройная спираль Бригиды, и я храню его по сей день.
Этот подарок сказал мне все.
Первым меня поцеловал Фионн. Это было в тот день, когда мы стояли потные и грязные после целого часа битвы на топорах. Я отправилась за ним в кузницу, где он собирался выправить лезвие моей секиры, которое я повредила в порыве усердия, ударив им по камню, вместо столба, использовавшегося для отработки резаных ударов. Я встала рядом с Фионном, наблюдая за тем, как он управляется с лезвием, которое выковал сам.
Я завороженно следила за его ловкими, красивыми руками, которые двигались с поразительной уверенностью. Я наблюдала за тем, как он разогрел лезвие до белого каления и выровнял его молотом, затем взял его щипцами, вогнал в новую деревянную рукоять и закрепил кожаным ремнем. И вдруг у меня возникла мысль, а каково будет ощутить прикосновение этих рук к моему телу.
Он отложил топор в сторону, чтобы тот остыл, и я вдруг поняла, что его посетили такие же мысли, ибо, когда я подняла взгляд, он смотрел на мою грудь, а когда мы встретились глазами, я прочитала в них призыв. И хотя я не знала, чего он от меня ждет, меня глодало любопытство. Возможно, я первой поцеловала его. Это вполне согласуется с моим характером. Но от кого бы ни исходила инициатива, другой сразу же на нее откликнулся — наши губы соприкоснулись, и руки нашли друг друга. Задыхаясь, мы начали стаскивать друг с друга одежду и перемещаться в темный угол, добавляя огонь страсти полыхающему кузнечному горну.
Мы тайно встречались еще несколько раз, словно магнитный железняк притягивал нас друг к другу, а затем, невзирая на мою готовность, Фионн начал сторониться меня. Мы оба понимали, что брак между мной и приемным сыном моего отца, не являвшимся моим кровником и происходившим из древнего воинского рода, невозможен.
И тем не менее, мы успели обучить друг друга многим восхитительным навыкам.
А потом Фионн заявил, что мы больше никогда не ляжем вместе, и начал сторониться меня. Может, с ним поговорил Фергюс, а может, даже Боде, но, скорей всего, он сам осознал грозящую нам опасность. Мы продолжали тренироваться с мечом и палкой, и, хоть я смотрела на него телячьими глазами и сердце в моей груди колотилось при встрече с ним, он продолжал себя вести учтиво и отчужденно. Он разбил мне сердце. Это был единственный мужчина, которому удалось подобное. И, в отличие от него, я долго не могла забыть об этом.
Глава 4
Моя жизнь полностью переменилась пасмурным весенним утром в тот год, когда мне должно было исполниться шестнадцать.
— Ру, — обратился, подходя ко мне, Дростан, — Фергюс сказал, что сегодня твоя очередь убирать конюшни. Он велел найти тебя, перед тем как уехать с твоим отцом.
— А куда они поехали?
— Наверное, на охоту. У Боде были ястреб и гончие, а остальные были вооружены арбалетами и пиками. Пошли. Я помогу тебе.
Мы вместе спустились с холма, шагая в ногу. Ваяв грабли, стоявшие у дверей, я вошла в прохладное помещение, а Дростан схватился за кирку. Мы работали, проявляя не столько умение, сколько желание, и уже кое-что сделали. Мне нравилось носить на себе старую выцветшую рубаху и кожаные башмаки. Чистить конюшню было гораздо интереснее, чем сидеть за вышивкой в зале и слушать сплетни наложницы моего отца и ее служанок о неизвестных мне людях.
К тому времени, когда отец вернулся, небо уже окончательно заволокло тучами. Заслышав крики и скрип деревянных ворот, мы с Дростаном выбежали на улицу. Я сразу поняла, что они были на охоте: через спину свободной лошади были перекинуты две оленьих туши, а к седлу Боде приторочена целая связка кроликов. При виде меня отец нахмурился, передал своего ястреба конюшему и слез с лошади. Когда его спутники тоже спешились, я обратила внимание, что ни Фионн, ни Руари, ни Фергюс не смотрят на меня и как-то странно напряжены. А потом я заметила среди приехавших несколько незнакомцев.
Среди них было человек десять телохранителей, которые, спешившись, молча отошли в сторону. Шестеро, самых высоких, были похожи на викингов и внушали ужас. Остальные походили на шотландских военачальников — они были облачены в изысканное платье и держались с горделивым видом. На древках поднятых пик развевались два флага — один синий, усеянный серебряными звездами, а другой желтый с черным вороном. Я знала, что изображение ворона используется оркнейскими викингами.
На одном из незнакомцев были кожаный нагрудник и обитый медью шлем. Когда он снял его, и иссиня-черные волосы рассыпались по плечам, сердце у меня ушло в пятки.
— Кормилец воронов, — пробормотала я, и Дростан молча кивнул.
Боде обратился к своим гостям, у которых поверх рубах были надеты нагрудники, а головы украшали шлемы. Естественно, что в грязных ботинках и