Кольцо возникло там, где Креозоты навалились на изгородь перед смертью. Меня затошнило, и я отдал бинокль Доку.
Мы ехали дальше. Док и Мозаика сидели тихо. Я знал, о чем они думают. Много ли времени пройдет, пока Креозоты нападут на их лагерь?
В пяти милях от Уэйбича мы миновали десяток престарелых Креозотов, хромающих по дороге в сторону города.
Волосы у них отросли белыми гривами. Эти, наверное, были слишком больны, чтобы присоединиться к прежним миграциям взрослых.
Уэйбич оказался городом-призраком. Пляж был таким, каким я его и помнил, и пирс тянулся над песками. Папа нас туда водил с Джоном в детстве.
— Кажется, Господь не оставил нас милостью, — сказал я. — Дал нам отличный кусок.
Город был не тронут. Даже супермаркет был заперт и будто ждал, пока придет, насвистывая, менеджер и откроет его, как ни в чем не бывало.
Мы нашли грузовик на ближайшем угольном складе, и я стал пытаться его запустить. С ДНЯ ПЕРВОГО прошло больше полугода. Машины остались на месте, но шины спустили и аккумуляторы сели. Почти всюду топливо испарилось за время жаркого лета. Еще год-другой — и все эти машины рассыплются в ржавую пыль.
Работа требовала времени, но была простой. За три дня мы запустили грузовик и прицепили к нему большой трейлер. Потом нагрузили в него достаточно бочек солярки, чтобы Полольщики Лейберна могли пережить зиму. Из супермаркета взяли еду и одежду. Я даже нашел в машине место для флакона духов в подарок Шейле.
— Когда мы расскажем об этом Боссу, — сказал Док, загружая в трейлер мешки риса, — он направит сюда целую банду, чтобы очистить город.
На четвертый день мы поехали обратно. Впереди шел грузовик, я ехал на «хонде» сзади. Вокруг меня на всех сиденьях громоздились коробки консервов и шоколада.
Всю дорогу я не переставал улыбаться, воображая счастливые лица ребят, когда мы въедем в лагерь. И подмигивал сам себе в зеркало заднего вида:
— Ну, Ник, вот что значит быть Санта-Клаусом.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯЛестница в небо
Я ехал, подпевая ленте в магнитоле машины. Рядом со мной стояла открытая коробка шоколадных конфет. Впереди грузовик, где ехали Док и Мозаика, тащился под нагрузкой, от которой оси трещали.
«Веселый солнечный народ»… и меня среди него посчитайте! Я пел так громко, что руль дрожал в ладонях. «Весеееелый! Соолнечный!»
Почти уже дома. Впереди из-под грузовика вырвался клуб дыма.
— Помедленнее, ребята! Нам не надо успевать на паром… А, черт!
Что-то там не так. Грузовик мчался, хлеща по окрестным деревьям, сшибая ветви.
Дорога была такой узкой, что мне только и было видно, что поросль и летящий впереди грузовик.
Боже мой! У них отказали тормоза. Я вцепился в баранку, шины скользили по слякоти. Мы ехали вниз по склону. Еще сто ярдов — и дорога выравнивается за полмили до лагеря.
Если Мозаика сохранит хладнокровие, он просто съедет с холма, а на ровном месте затормозит коробкой передач.
Как же. Дело было не в тормозах. Мозаика давил на газ, гоня грузовик быстрее, чем тот мог ехать безопасно, будь за рулем хоть сам святой Христофор.
Мозаика ни от чего и не убегал. Он ехал навстречу.
Я припустил за грузовиком, надеясь только, что он не свалится в кювет. Мозаика ехал куда-то, где хотел оказаться вчера.
Вниз по холму, всплеск воды в луже, на плоский участок, деревья отступили — и я увидел то, что видел Мозаика.
— Нет. Нет. Не верю… Гады… Ах вы, гады!
Пять дней назад мы тронулись в путь, оставив лагерь, где было больше сорока человек в возрасте от нескольких недель до девятнадцати лет.
Мы вернулись туда, где не было ни лагеря, ни людей.
Грузовик юзом затормозил. Док и Мозаика выскочили и побежали к порванной изгороди. Я остановил машину и бросился за ними.
Вороны тяжело взлетали, дикие собаки отскакивали с нашей дороги. Я бежал по ковру тел — взрослые в пятнах огнестрельных ранений.
Я добежал до Мозаики. Он безудержно рыдал, колотя себя ладонью по лбу, будто хотел вышибить себе мозги.
Док с побелевшим лицом стоял, тяжело дыша.
— Как они это сделали? Как? Босс мог их прополоть грузовиками… Если — если бы он уменьшил их число… Они бы не напали… Они…
Он вертел головой, ошеломленный тем, что видел. Территория была завалена мертвыми Креозотами. Тут и там виднелись тела членов общины. Я побежал мимо сарая к дому, крича:
— Шейла! Шейла!
Она лежала на лестнице. Погибла, пытаясь не пустить волну психов к мансарде, где был ребенок. Я опустился на ступеньку и приблизил ее изломанное лицо к своему.
— Подохнуть бы мне сейчас, — шепнул я, подняв глаза к небу. — О Господи, дай мне тут подохнуть!
Примерно через два часа мы достаточно пришли в норму, чтобы осмотреть лагерь.
Тело Босса мы нашли под кучей Креозотов у ворот. Наверное, он пал одним из первых. Оружие и стреляные гильзы укрыли ковром место его гибели. Креозоты никаким оружием не пользовались — только бессмысленной жаждой убийства, которая вела их на лагерь. В конце концов, это и было самое разрушительное оружие.
Кто-то из Креозотов выжил после ранений, и они лежали или сидели молча посреди бойни. Нас они не замечали. Мозаика зарядил автомат.
Продолжая поиски уцелевших, я услышал сухой треск выстрелов, разнесшихся среди мертвых домов.
Док нашел меня, когда я рыскал в конюшне.
— Они все погибли, Ник. Нет надобности проверять каждого. Гапы работали тщательно. Они никого из нас не собирались оставлять в живых.
— Ты прав… Но я не уйду, не пересчитав всех.
— Я узнал, почему они не прореживали гапов грузовиками, — сказал Док. — Баки были пусты. Кроме как в баке грузовика, на котором Шейла нас выводила, не осталось ни капли солярки. Последние галлоны Босс отдал нам.
Кровь загудела у меня в ушах.
— Господи, я же просил только два!
— Он дал нам восемь. И велел тебе не говорить. Даже отсоединил показатель уровня топлива в машине. — Док пожал плечами. — Босс хотел быть уверенным, что мы, в особенности ты, Ник, сможем вернуться, если не найдем горючего.
— Черт… Будь он проклят! — Я выкрикивал все ругательства, которые мог вспомнить. — Он навалил все эти смерти на мою совесть! Может, подумай я хоть чуть покрепче, и горючее не было бы нужно! Босс выполол бы этих лунатиков… и дети остались бы живы!
Я оглядел окрестные поля. Они лежали теперь тусклой пустыней. Холодный ветер колыхал траву. Семейство Креозотов ушло — работа была окончена. Мы, их дети, погибали один за другим.
Вдруг я резко вдохнул, пораженный идеей, которая со свистом вонзилась в меня, как прилетевшая из космоса пуля. Это было то же чувство, которое я испытал на складе перед тем, как нашел генератор.
— Куда ты? — крикнул мне вслед Мозаика. Я побежал к дому, потом вверх по лестнице, на которой лежала Шейла.
— Знаю, солнышко, — сказал я ей по дороге тихо и ласково. — Я знаю, как ты сделала.
Я вошел в закуток, где спал самый маленький из младенцев. Ощущая, как вертится в животе холодный ком, я сдернул пропитанное кровью одеяло.
И перевернул крошечную фигурку на матрасе. Она была окоченелой… я отодвинул чепчик.
— Шейла… что бы ни сделали с тобой они, но победила ты.
В моих руках, одетая в детские вещи, лежала пластмассовая кукла.
Я толкнул люк в потолке, где стоял водяной бак в пространстве под крышей. Забравшись наверх, я поднял крышку бака. Воды там давно не было, а лежал толстый слой одеял. А на одеялах — младенец. Он открыл глаза и улыбнулся мне.
— Как ты узнал, Ник? — Док не отставал от меня всю дорогу до грузовика. — Как ты мог знать, что ребенок там? Не было же ни записки, ничего.
— Шестое чувство. Когда столько времени выживаешь в аду, оно вырабатывается. Мозаика, не трать патронов… Это не вернет время обратно.
— Да поцелуй ты меня в задницу со своим шестым чувством! Что тебя заставило искать ребенка?
— Если честно, то сам не знаю. Я только знал, точно знал, что Шейла как-то попытается его спасти. Когда они вломились в лагерь, она знала, что никто не спасется. И даже если она их задержит на время у лестницы, когда они полезут в детскую, ей их не остановить. И они найдут ребенка.
Док кивнул:
— И потому она спрятала его в пустом баке и надеялась, что мы вернемся и найдем его раньше, чем он помрет от голода.
— Послушай, Док, — сказал я. — Ты видел, как Креозоты прочесали все кладовые по всему двору: они обыскивали тщательно. Они хотели наверняка. Хотели, чтобы никто моложе девятнадцати лет отсюда живым не вышел. Я полагаю, что наши ребята в доме продержались чуть дольше. Шейла наблюдала за этими убийцами из окна. И видела, что они пересчитывают наших мертвых. Они же неделями изучали наше поведение, да, но эти гады нас еще и пересчитывали. Они знали, что нас троих в лагере нет. Но если бы они из остальных не досчитались хотя бы одного, они бы разорвали все дома на клочки в поисках ребенка. Шейла одела куклу в детские вещи и вымазала их кровью, чтобы они решили, что ребенок мертв… Мозаика, брось ты свой автомат и покорми ребенка? Вот бутылка. Ему нужно много жидкости — он обезвожен.
Док покачал головой:
— Синдром мессии. Ник… я знаю, что это все самообман… но вот смотрю на тебя, и видит Бог, думаю…
— Давай вернемся к реальности, — сухо отреагировал я. — Док, помоги мне отнести тела к дому… нет, не взрослых. Пусть гниют. А потом вам двоим придется искать новое место, где жить.
— Мы уже решили. — Он кивнул в сторону Мозаики, который неуклюже держал младенца в одной руке, другой поднося ему бутылку. — Мы поедем в общину в Хармби. Может, они разрешат нам к ним присоединиться.
— Когда вы привезете им полный грузовик запасов, они вас примут с распростертыми объятиями.
— А ты хочешь вернуться в Эскдейл?
Я кивнул.
— Вы двое возьмите грузовик и «хонду». Там в гараже есть мотоцикл, а я доеду до дома на одном баке.