— Ну, я думаю, Леонида Прокофьевича с вашей Настей связывают скорее научные интересы, — проговорил Дорогин, чувствуя, что эта тема для матери Насти особенно болезненна.
— Может, пройдем на кухню, я вам чай или кофе заварю, — предложила она.
Но Муму понимал, что сейчас дорога каждая минута, и отрицательно покачал головой:
— Спасибо, я очень тороплюсь.
— Так вы ничего не сказали мне о Леониде Прокофьевиче… Что он за человек? Я сама медик. Настеньку одна растила. Без отца. Я очень боюсь, как бы ее кто не обидел. А опытные пожилые мужчины, они, знаете, как на молоденьких падки. Говорят же, седина в голову — бес в ребро…
— Не волнуйтесь. Я думаю, что Леонида Прокофьевича интересуют больше насекомые, а не девушки…
— Кто его знает… — вздохнула женщина и поинтересовалась: — А вы тоже в университете работаете?
— Да, — кивнул Дорогин.
— Так я вас попрошу, вы уж там за моей Настенькой присмотрите…
— Обязательно присмотрю… — кивнул Дорогин.
— Этот Леонид Прокофьевич женат?
— Да, да. И жена у него хорошая. И дети. Так что здесь вам нечего бояться.
— Но вы все-таки присмотрите.
— Присмотрю.
— Я вам верю. Я вижу, вы очень положительный человек. Вот вам бы я свою дочь доверила. Но вы, конечно же, женаты.
— Да, — кивнул Дорогин, — конечно.
— А вы тоже на биофаке работаете?
— Да, — кивнул Дорогин.
— А Настенька мне не говорила, что у нас в подъезде ее преподаватель живет. И что вы преподаете?
— Философию, — сразу ответил Дорогин.
— Философию… — проговорила женщина. — Ну, это серьезный, очень серьезный предмет… Там же у них на курсе, наверное, много хороших молодых ребят. Пускай бы Настенька с ними встречалась.
— Так у нее же вроде есть этот парень, Степан. Он как будто положительный. Очень даже положительный.
— Степа? — пожала плечами Настина мама. — Степа — это так. Он не москвич.
— А что, вы для своей дочки обязательно москвича хотите?
— Ну, москвича не москвича, а уж кого-нибудь побогаче…
— А может, он станет талантливым ученым. Может, он в будущем Нобелевскую премию получит…
— Этот получит… — покачала головой женщина.
— Вы не подскажете, как это его фамилия?.. — проговорил Дорогин.
— Какой вы странный… Имя помните, а фамилию запамятовали…
— Выпала из головы…
— Кажется, Рыбин… Да, точно, Рыбин…
— Может, и телефон у вас его есть? — опять попытался уйти от вопросов Муму.
— А зачем вам Степин телефон? — насторожилась женщина. — Вы что, в деканате узнать не могли?
— Видите ли, он забыл у меня одну вещь, — попытался выкрутиться Дорогин. — Флэшку свою забыл.
Женщина окинула Дорогина недоверчивым взглядом и, вздохнув, проговорила:
— Телефона я Степиного не знаю, ищите его в деканате.
— Может, у Насти он где-нибудь записан…
— Да она после того, как телефон себе какой-то модный в кредит купила, вообще все бумажки и записные книжки выбросила.
— Понятно… — покачал головой Дорогин.
Женщина кивнула и, давая понять, что разговор окончен, распахнула двери.
— Все? Больше вопросов нет? — строго закончила разговор женщина.
— Больше нет. Спасибо, — кивнул Дорогин и поспешил вниз.
К себе домой он заходить не стал. Нужно было торопиться. Ведь если Степан учится в первую смену, его можно не застать. А Дорогин хотел пообщаться с ним, как говорится, на производстве; если повезет, то и в лаборатории, где он вместе с профессором занимается своими букашками. Ведь куда-то же он отнес ту банку, которая была в забытом, а может, и специально оставленном в подъезде рюкзаке.
Оседлав свой байк, Дорогин направился к биофаку МГУ, где как-то раз ему приходилось бывать.
Машин и людей на улицах к обеду чуть прибавилось. Но и милиция и военные встречались едва ли не на каждом шагу. Хотя, возможно, это впечатление создавалось оттого, что ехал он с приличной скоростью.
На факультет Дорогин приехал как раз после обеда. Вахтер в университетской фуражке и марлевой повязке, окинув его узнающим взглядом, почему-то сразу пропустил, даже не поинтересовавшись, куда он и зачем.
В коридорах еще царила суета. И хотя звонок уже прозвенел, студенты только рассасывались по аудиториям. Сразу бросалось в глаза, что многие были в разноцветных марлевых повязках. Некоторые остряки нарисовали на них устрашающие улыбки-оскалы. Похоже, мода на средства защиты набирала обороты.
Муму, узнав, где находится деканат, поспешил на второй этаж. Постучав и войдя в кабинет, где за несколькими столами у компьютеров сидели сосредоточенно вписывающие что-то молодые девушки и одна солидная дама, все — с ярко-белыми марлевыми повязками на лицах, Дорогин вежливо поздоровался и, обращаясь к даме постарше, спросил:
— Вы не подскажете, где мне найти вашего студента Степана Рыбина?
— А вам он зачем? И кто вы вообще такой? — строго спросила полногрудая, крашенная в блондинку дама с высокой начальственной прической и царственной осанкой, окинув Дорогина оценивающим взглядом.
И Дорогину, который успел прочитать у нее на груди бэджик, ничего не оставалось, как применить запрещенный, но безотказно действующий прием. Он улыбнулся и, чеканя каждое слово, проговорил:
— А вы, очевидно, Эвелина Карловна? Мне Леонид Прокофьевич так много о вас рассказывал…
Эвелина Карловна сразу зарделась и, едва скрывая волнение, проворковала:
— Вы знаете Леонида Прокофьевича?
— Так точно, — понимая, что перед такими дамочками лучше всего поддержать имидж военного, ответил Дорогин и добавил: — Он поручил мне отыскать своего студента Степана Рыбина и кое-что ему передать.
— Да-да, конечно. — засуетилась Эвелина Карловна и, сняв очки, подошла к одной из девушек: — Ларочка, помоги товарищу найти… Как вы сказали?
— Степана Рыбина, — подсказал Дорогин.
Коротко стриженная тоненькая девушка, кивнув, быстро набрала что-то и, взглянув на монитор, проговорила:
— Это триста вторая группа.
Эвелина Карловна, которая уже вернулась к своему столу, строго произнесла:
— Ларочка, вы же посмотрите по расписанию, где этот Степан Рыбин сейчас может быть. Помогите, может, даже проводите. Видите, товарищ издалека приехал. Вы же, похоже, человек военный? — проговорила она, сняв очки и томно взглянув на Дорогина.
— Так точно, — ответил Дорогин.
Девушка тем временем посмотрела что-то в расписании и сказала:
— Да у них теперь спецкурсы. И Рыбин наверняка в лаборатории у Сечкина.
— Ах да… — оживилась Эвелина Карловна и почему-то вдруг стянула марлевую повязку, при этом, как бы извиняясь, объяснила: — Нас в свете всех этих последних событий, гриппа и там остального всего… обязали ходить в повязках… Так неудобно… — А потом добавила: — Профессор Сечкин, когда в командировку ехал, нас предупредил, что Рыбин будет сам в его лаборатории работать. Так что он наверняка там сейчас. С козявками своими там возится. В смысле с насекомыми…
— А где эта лаборатория? — поинтересовался Дорогин.
— Ларочка, проводите товарища, — попросила Эвелина Карловна.
Девушка с готовностью встала из-за стола.
А Дорогин вежливо поклонился и, сказав «Большое спасибо!», направился к двери.
— Вы наверняка нашего доцента Проновича знаете, — сказала Ларочка, когда они вышли в коридор.
— Почему вы так думаете? — удивился Дорогин.
— А он тоже, как и вы, байкер, — улыбнулась Ларочка. И ее голубые глаза над белой марлевой повязкой засветились особенно ярко.
— И давно вы все в повязках? — поинтересовался Дорогин, когда они прошли по пустому коридору и стали подниматься по лестнице.
Декан издал распоряжение. Еще в связи с гриппом. Он сам специалист по вирусам, — махнула рукой девушка. — Знаете ли, когда вокруг столько специалистов, остается только подчиняться. Им же видней, как нужно себя вести, чтобы не заразиться. Представляете, сначала распорядился всем выдать повязки, а потом на совещании долго рассказывал, как нам этими повязками пользоваться. Что, мол, их нужно каждые два часа менять или хотя бы кипятить, на улице и в метро снимать… Если все делать, как он говорит, работать времени не останется. Хотя что теперь этот грипп… теперь страшнее напасть… Вы же наверняка знаете… Я теперь вообще в метро ездить боюсь… А вы в метро были? Как там теперь? А то мне мама рассказывала, что там жуть что делается…
— А я никогда на метро и не езжу, — пожал плечами Дорогин.
— А как же вы по Москве передвигаетесь? — поинтересовалась Ларочка.
— Зачем метро, если у меня байк есть? — улыбнулся Дорогин.
— В смысле мотоцикл? — уточнила Ларочка.
Дорогин кивнул.
— Я только один раз на мотоцикле каталась. На даче. Мне понравилось. А вы меня прокатите? — продолжала заигрывать Ларочка.
— Прокачу, прокачу, — кивнул Дорогин и уточнил: — А о какой напасти страшнее гриппа вы говорите?
— А вы что, не слышали? — удивилась Ларочка. — Вся Москва бурлит. В метро комары какие-то или муравьи нескольких человек укусили. А те умерли. У нас весь факультет на ушах стоит. А тут еще профессор Сечкин, главный наш специалист по этим букашкам, в командировку укатил. И консультацию толковую дать некому. Вы видели, кто по телевидению выступал? Микробиологи! При чем тут микробиологи, спрашивается?!
— А вы сами в этих букашках разбираетесь? — поинтересовался Дорогин.
— Нет, — покачала головой Ларочка, — я еще не разбираюсь. Я только на первый курс поступила. Заочно. Но думаю, через пару лет буду разбираться. Одно знаю: если такую суету подняли, значит, что-то серьезное. Просто народ не хотят пугать. Так что я в метро пока что ни-ни. Лучше пешком буду ходить.
— Понятно, — кивнул Дорогин.
— Ну вот мы и пришли! — сказала Ларочка, показывая на железные двери, и добавила: — Профессор здесь каких-то редких мошек разводит. Видите, какую сигнализацию поставил?
Лаборатория располагалась на самом верхнем этаже. Занятия, очевидно, здесь не проводились. Во всяком случае, сейчас здесь было совсем пусто. На нескольких соседних железных дверях моргали лампочки сигнализации. Двери, к которым они подошли, были сняты с сигнализации — лампочка над ними не горела.