Пребывая во власти пьянящих чувств, Джеймс Денем не мог выбрать лучшего подарка для своей молодой супруги; исторический круиз по Атлантике должен был стать сюрпризом для мисс Джудит Рейли, ныне миссис Денем. С улыбкой Джеймс представлял себе, каким восторгом загораются ее глаза при виде двух билетов первого класса, небрежно брошенных на стол в канун отплытия «Титаника». Однако мечтам его было не суждено сбыться. Незримый перст Судьбы, Его Величество Случай или же просто непредусмотрительность разрушили планы Джеймса Денема. Все его попытки, уговоры оказались безрезультатными. Напрасный труд: билеты на рейс были расписаны по меньшей мере за месяц до отплытия, и лишь узкий круг избранных обладал правом в последний момент вступить на борт детища мистера Исмая.
Потерпев неудачу, но не пав духом, ибо его супружеству едва исполнилась неделя, Джеймс Денем был вынужден в последнюю минуту объявить миссис Джудит Рейли Денем, что его сюрприз провалился. Теперь, когда деловые обязательства приведены в порядок и до возвращения находятся в надежных руках, они с Джудит могут отправиться в путешествие на менее известном судне, и вместо Нью-Йорка почему бы вначале не посетить латиноамериканские страны? Завтра из Ливерпуля отплывает океанский лайнер: какое-то время их маршрут совпадает с выходящим на четыре часа раньше из Саутгемптона «Титаником». Плыть бок о бок с этим величественным гигантом…
— Милый, — ласково остановила его Джудит, — что может быть важнее того, что мы вместе? К тому же газеты подняли столько суматохи вокруг этого парохода… Признаться, меня не сильно огорчает, что на него не осталось билетов.
Тут Джеймс Денем прервал ее продолжительным поцелуем. Он был влюблен в свою молодую супругу.
— Вы прелесть, миссис Денем. Кто-нибудь говорил вам об этом?
— Только вы, мистер Денем.
Так сложились обстоятельства, и вместо путешествия в Нью-Йорк на «Титанике» счастливая чета выбрала безмятежный круиз вдоль берегов Латинской Америки. Перед отъездом Джеймс Денем побывал в Скотланд-Ярде и сделал официальное заявление по поводу таинственного пожара, разрушившего часть особняка на Челси-Саут. Поиски Джеффри Морхауза не принесли результатов, и больше ни Джудит, ни Джеймс не вспоминали о нем. Имя его осталось призраком в прошлом.
Молодые супруга с радостью перевернули новую страницу в своей жизни. Впереди их ожидало будущее. Как это было всегда.
Для миссис и мистера Денем.
Всегда будет время для путешествия на «Титанике».
Когда тысячетонная махина лайнера отвалила наконец от причальных мостков Саутгемптона, напутствуемая шумными возгласами провожающих, на борту ее находился пассажир, чье присутствие, несомненно, удивило бы Джудит и Джеймса Денем. На нижней палубе, среди обладателей билетов второго класса стоял высокий, отталкивающей наружности мужчина, опаленное лицо которого практически полностью скрывали недавно отпущенные борода и усы. Джеффри Морхауз совершил невозможное. Неведомыми путями, используя вымышленную фамилию, он приобрел билет. Трудная дорога к спасению. Власть закона и память отступали перед далекими берегами Америки. Однако в глубине души продолжали жить образы прошлого: словно ток крови, в мыслях его скользило лицо Джудит Рейли.
И все же Америка притягивала возможностью новой жизни. Под новым именем. Шанс начать все сначала. Начать новую жизнь. Он с горечью прочел в лондонской «Таймс» короткое сообщение о бракосочетании в церкви святого Марка мисс Джудит Рейли из Бостона и Джеймса Денема, лондонского эсквайра. Теперь все осталось позади. С громоздким багажом нечего делать за океаном. Прошлое мертво, и ничто не в силах воскресить его.
Опершись о поручни тесной палубы второго класса, он угрюмо смотрел, как тает вдали берег Саутгемптона. Суматоха и оживление вокруг не трогали его: для Джеффри Морхауза человечество более не имело ни лица, ни голоса. Он слился с толпой, чтобы скрыться. Возможно, стать другим человеком. Обрести другие мысли, другие чувства. Тогда появятся силы отбросить прошлое. Без остатка.
Агонию разлуки, раскаяние, жалость.
И ледяной ужас.
«Титаник» покидал гавань, четыре огромные трубы величественно возносились в небо.
Джеффри Морхауз ощущал странное умиротворение и спокойствие.
Наконец он обрел мир внутри себя.
Глава девятнадцатая
У южного побережья Ньюфаундленда гигантский айсберг, более ста футов высотой, вспорол необъятную скорлупу «Титаника». Потоки забортной воды, сметая непроницаемые переборки, в несколько минут разметали и уничтожили творение человеческих рук. Океанский лайнер, один вид которого заставлял замирать сердца, потрясавший воображение мощью, — вестник новой эры Науки и Технического Прогресса — медленно погружался на дно.
Захлестывая турбины, разрывая стальные перекрытия; через палубы перекатывались ледяные волны; врывались вовнутрь бесславного детища инженерного гения.
В морскую бездну уходил целый мир: сминался, распадался на части, уступая натиску неподвластной стихии.
Гигантские валы разбивали старый порядок вещей.
На трон вступала Смерть… и небытие в вечности.
Утром 15 апреля, во вторник, траурные заголовки газет известили о катастрофе, равной которой не знал — и, возможно, никогда больше не узнает — мир.
Несколько скорбных строк, свинцовой тяжестью подмявших страницы «Нью-Йорк таймс»:
ЧЕТЫРЕ ЧАСА СПУСТЯ, ПОСЛЕ СТОЛКНОВЕНИЯ С АЙСБЕРГОМ ЗАТОНУЛ «ТИТАНИК». 866 ЧЕЛОВЕК СПАСЕНЫ ПАРОХОДОМ «КАРПАТИЯ»; ОКОЛО 1250 ПОГИБЛИ; МИСТЕР ИСМАЙ ЖИВ, МИССИС АСТОР ВОЗМОЖНО. ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ.
866 спасенных. Возможно, их окажется больше.
Первые сообщения редко бывают точными. Слишком мало времени, чтобы проверить факты.
Почти тысяча человеческих душ вырвана из ледяной могилы. И более тысячи несчастных завершили свой земной путь.
Однако оставались спасенные. Сотни и сотни избежавших мертвящих объятий ледяной бездны.
Джеффри Морхауза, бывшего хозяина Челси-Саут, не было среди них.
Джозеф Шеридан Лефаню«Комната в гостинице „Летучий дракон“»[34]
Глава перваяНА ДОРОГЕ
Обильный событиями 1815 год ознаменовался двумя замечательными переменами, происшедшими в моей жизни. Мне только исполнилось двадцать три года, и я получил крупное наследство, в основном в ценных бумагах, отошедших мне после скоропостижной кончины двоюродного дядюшки. Первое падение Наполеона открыло континент для английских туристов, желавших расширить свой кругозор заграничным путешествием; к их оживленной гурьбе присоединился и я после того, как военный гений Веллингтона отстранил маленькое препятствие в виде ста дней.[35]
На почтовой карете я ехал из Брюсселя в Париж: по той же самой дороге, я думаю, по которой несколько недель назад проходила союзная армия. Невозможно представить себе, сколько еще экипажей неслось в одном со мной направлении. От края до края вдоль дороги тянулась пыльная пелена, поднятая нескончаемым потоком упряжек. То и дело навстречу попадались возвращающиеся экипажи, запряженные измученными, пыльными лошадьми. Для этих терпеливых тружеников наступили поистине тяжелые времена. Казалось, весь мир пустился на перекладных в Париж.
На последнее обстоятельство мне следовало бы обратить особенное внимание, но, занятый мыслями о Париже и о том, что ожидает меня впереди, я совсем не задумывался о происходящем в пути. Примерно в четырех милях от одного живописного городка — название которого я забыл, как, впрочем, и названия многих других, более замечательных городов, через которые я мчался сломя голову, — и за два часа до заката мы увидали перед собой потерпевший крушение экипаж.
Карета чудом не перевернулась: съехав к обочине, она стояла, угрожающе накренившись на правый бок. Ямщик и форейтор в высоких ботфортах суетились вокруг лошадей, а двое слуг, по-видимому, ничего не смысливших в подобных делах, пытались им помогать. Выглянувшая из окна кареты хорошенькая дамская шляпка на мгновение помедлила, наблюдая за их потугами, и этого оказалось достаточно, чтобы я решился принять роль сострадательного самаритянина. Остановив свой кабриолет, я поспешно соскочил на землю и вместе со слугой принялся поднимать завалившуюся упряжку. Увы! на хорошенькую шляпку была наброшена густая черная вуаль, и я не успел ничего разглядеть, кроме узора на кружеве, как незнакомка опять скрылась.
Почти немедленно в окне появился сухощавый, болезненного вида старик. Несмотря на жаркий день, его шею и нижнюю часть лица скрывал плотный черный шарф, размотав который, он разразился благодарственной тирадой на французском языке. Одновременно он галантным жестом приподнял шляпу, открыв моему взгляду безукоризненный черный парик.
Кроме боксерского искусства, я, как и многие британцы того времени, не мог похвалиться большими познаниями, однако в числе их находился французский язык. Итак, я ответил по-французски — надеюсь и полагаю, что правильно. После усердного обмена поклонами голова старика скрылась, и скромная, хорошенькая шляпка снова появилась в окне.
Должно быть, незнакомка слышала, как я говорил со своим слугой; она поблагодарила меня по-английски с таким милым произношением и таким сладким голоском, что я сильнее прежнего проклял черную вуаль, положившую преграду моему романтическому любопытству.
В память мне врезался своеобразный герб, нарисованный на дверцах кареты. На золотом поле был изображен красный журавль; птица стояла на одной ноге, другой сжимая камень в когтях. Если не ошибаюсь, это эмблема бдительности. Вокруг были еще украшения, которые я не запомнил.
Изящное обращение путешественников, одежда их слуг, богатый дорожный экипаж и герб, щит которого окружал витиеватый вензель, служили мне ручательством их дворянского происхождения.
Смею вас уверить, что незнакомка вовсе не показалась мне менее интересной по этой причине. Удивительное обаяние заключает в себе титул! Я не говорю о его влиянии на снобов или нравственных холопов. Знатный титул имеет сильное и естественное влияние на любовь. С понятием о знатности сопряжена мысль о высшей утонченности. Небрежное и мимолетное внимание сквайра сильнее влияет на сердце хорошенькой скотницы, чем долгие годы искренней преданности честного Доббина. Что делать, если так несправедливо устроен мир!