матери. Около часа я осматривал его, потом Люксембургский дворец, дворец Законодательного собрания и так далее. Однако времени не убавлялось, и я тоскливо бродил по узким улочкам, прилегающим к собору. Помню, в одной из них на ветхом доме я видел мемориальную доску, гласящую, что здесь жил каноник Фулье, дядя Элоизы, возлюбленной великого Абеляра. Не знаю, существуют ли теперь эти любопытные улицы, где руины старых готических церквей используются как мануфактурные склады. Между другими лавчонками и лавками я набрел на антикварный магазинчик, в котором продавались разного рода украшения для комнат, оружие, фарфор. Я вошел; было темно и пыльно. Потолок низко нависал над головой. Хозяин был занят чисткой какого-то странного вида пистолета с чеканкой и позволил мне сколько душе угодно осматривать любопытные предметы, собранные на полках. Обходя их, я постепенно добрался до дальнего конца, где находилось давно не мытое оконце. В углублении, образуя прямой угол с боковой стеной, стояло большое зеркало в потемневшей старинной раме. Едва ли я обратил бы на него внимание, если бы не отражение, которое заставило меня остановиться. В подсобном помещении, среди поломанной мебели и пыльных предметов, развешенных на стенах, сидели трое людей, по-видимому, поглощенные серьезным разговором. Двоих из них я узнал в то же мгновение: это были полковник Гальярд и маркиз д’Армонвиль. Третьим был бледный человек с жидкими черными волосами и бегающими глазками, который, склонившись, что-то писал пером. Маркиз поднял глаза, и оба его товарища тоже посмотрели в мою сторону. С минуту я находился в нерешительности, но, очевидно, меня не узнали. Да и трудно было это сделать, потому что я стоял спиной к окну, в полумраке.
Быстро сообразив это, я имел достаточное присутствие духа, чтобы притвориться, будто все мое внимание поглощено окружающими предметами, и медленно направился к выходу. Остановившись на минуту и прислушавшись, не последуют ли за мной, я испытал облегчение, не различив шагов. Естественно, я не мог дольше оставаться в лавке, где сделал столь неожиданное открытие.
Меня не касались дела, которые свели полковника Гальярда и маркиза д’Армонвиля в таком убогом заведении. Поручение, взятое на себя маркизом, приводит иногда к странному товариществу, решил я мысленно.
Я был рад улизнуть из города и подъезжал к дверям гостиницы «Летучий дракон», когда солнце уже клонилось к закату. Отпустив извозчика, я поднялся наверх, держа в руке кованую шкатулку удивительно маленького — в сравнении с ее содержимым — объема. Кожаный футляр с ремешками маскировал ее истинное назначение.
Войдя в комнату, я позвал Сент-Клера. Ему я повторил почти ту же историю, что и хозяину гостиницы, после чего отсчитал пятьдесят фунтов с приказанием тратить, сколько понадобится на себя, и платить за номер. Наскоро поужинав, я уселся с бокалом вина в гостиной, то и дело взглядывая на стенные часы, стоявшие на каминной полке. Их стрелки были немыми соучастниками моего предстоящего приключения, но Бог мой! как они медленно двигались. Небо благоприятствовало мне: окрестности покрыло мраком, месяц заволокло грозовыми тучами.
В передней меня остановил хозяин и поинтересовался, не нужен ли мне экипаж, чтобы доехать до Парижа. Я был готов к подобному вопросу и немедленно ответил, что до Версаля дойду пешком, а дальше найму экипаж сам. Я снова позвал Сент-Клера.
— Можешь пойти распить бутылку вина с приятелями, — сказал я ему. — Если мне что-нибудь понадобится, я позову тебя. Вот ключ от комнаты. Я должен ответить на письма, поэтому позаботься, чтобы меня не беспокоили в ближайшие полчаса. Вероятно, ты уже не застанешь меня, так как я буду на пути в Версаль; если по возвращении найдешь комнату пустой, не удивляйся. Приведи все в порядок и запри дверь на ключ. Все понял?
Сент-Клер простился, желая мне всяческого благополучия и, наверное, мечтая о развлечениях на мои деньги. Со свечой в руке я поспешил к себе. До условленного часа оставалось лишь пять минут. Не думаю, чтобы я был склонен к трусости, однако должен признаться, что по мере приближения решающей минуты я все больше ощущал себя новобранцем перед первой атакой. Ну нет, отступать я не собирался!
Заперев дверь на запор, я надел плащ и опустил по пистолету в каждый карман. Быстро отомкнул потайные замки, взял под мышку шкатулку с деньгами и прислушался у двери, не идет ли кто, после чего поднял засов, затушил свечу и поспешно направился к потайному ходу. В одно мгновение я очутился на винтовой лестнице, и пружина щелкнула за мною. Темнота была хоть глаз выколи. Я крепко сжимал в руке счастливый ключ. Начало моего предприятия удалось.
Глава двадцать втораяИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Я спускался по винтовой лестнице в полной темноте. Достигнув каменной площадки, я ощупью отыскал замочную скважину: с большей осторожностью, а потому не с таким грохотом, как накануне, отпер дверь и вышел в густой подлесок. Снаружи также царила непроглядная ночь.
Заперев за собой дверь, я медленно пробирался между кустами, которые вскоре поредели, но все равно закрывали меня от посторонних глаз до самой опушки леса.
Наконец ярдах в пятидесяти впереди среди старых деревьев, словно привидения в ночной мгле, проскользнули белые колонны беседки. Все благоприятствовало моему предприятию. Я удачно обманул Сент-Клера и слуг в гостинице; ночь была на удивление темна, и любое подозрение не найдет подтверждения, пусть даже отряды факельщиков прочесывают лес в поисках.
Пробираясь между стволами деревьев, перешагивая через высокие, узловатые корни, я наконец достиг указанного мне пункта наблюдения. Поставив шкатулку на край фонтана, я оперся на нее локтем и устремил на замок неподвижный взгляд. Очертания его почти сливались с сумрачным фоном неба. Ни одного огонька не светилось в окнах. Очевидно, следовало еще ждать, но долго ли?
Пока я стоял, опираясь на свое богатство и разглядывая массивную тень, какой теперь представлялся замок, в голову мне пришла странная мысль, охладившая нетерпеливые восторги. Удивительно, почему она не приходила ко мне раньше, но вместе с ней мгла вокруг словно стала чернее, повеяло ледяным холодом.
Что если и мне предстоит исчезнуть с лица земли, подобно тем людям, о которых мне рассказывали? Разве не сделал я всего, чтобы скрыть свои истинные намерения и отвести подозрения всех, с кем встречался, в ложном направлении?
Мысль эта холодной змеей обвилась вокруг сердца, но быстро исчезла. Я находился в том возрасте, когда сознание силы, пылкость страсти и легкомысленное бесстрашие придают особенную прелесть подобным приключениям. Разве со мной не было пары заряженных пистолетов? В моих руках была жизнь двух человек. Что же могло случиться? Велика беда, даже если старый граф — этот трус, дрожавший от страха перед разбушевавшимся Гальярдом, — попытается заявить права на мою возлюбленную. Хуже его вмешательства ничего не могло случиться, однако можно ли было предполагать неудачу с такой союзницей, как обаятельная и неустрашимая графиня? Я рассмеялся вздорным мыслям, кружившимся в голове.
Пока я рассуждал подобным образом сам с собой, в окне сверкнул сигнальный огонек. Розовый цвет — эмблема любви — был для меня зарею упоительного счастья. Каменный провал окна чернел вокруг него.
Шепча страстную чепуху, я подхватил ремень кожаного футляра моей кованой шкатулки и, не сводя глаз с огонька, быстрыми шагами устремился к замку. Нигде не было ни признака жизни, не слышалось человеческих голосов или шагов, которые могли бы помешать мне.
Когда я подошел к террасе, на которую выходило окно, то обнаружил рядом застекленную дверь, задернутую шторой. Изнутри на дверь падала тень; поднимаясь по ступенькам, я увидел, как штора отодвигается, и нежный голос прошептал:
— Ричард, милый! Входи! Как я ждала этой минуты!
Еще никогда графиня не казалась мне очаровательнее, чем теперь. Страсть моя вспыхнула с утроенной силой. Я жаждал настоящих опасностей, чтобы выказать переполнявшую меня отвагу. После пылких приветствий она усадила меня возле себя на диван. Минуты две мы мирно беседовали, и она сообщила мне, что граф уже уехал. В настоящий момент он должен находиться в миле от замка вместе с похоронной процессией, направляющейся на кладбище Пер-Лашез. Со смущенной улыбкой она подала мне открытую шкатулку со множеством крупных блестящих камней.
— Вот мои бриллианты. А это что? — она бросила взгляд на мой кожаный мешок.
— Шкатулка, в которой лежит тридцать тысяч фунтов.
— Неужели тут уместилась такая куча денег?
— Не сомневайтесь.
— К чему такое состояние, если у нас есть драгоценности, — возразила графиня, перебирая пальцами бриллианты. — С вашей стороны было бы очень мило позволить мне взять наши общие расходы, хотя бы на первое время. Я была бы еще счастливее, чем чувствую себя теперь.
— Боже, вы ангел! — воскликнул я, совершенно обезумев от восторга. — Нам хватит денег, чтобы на века скрыться от суетного света!
— Если у нас действительно такая громадная сумма… вы пересчитывали?
— Разумеется, я должен был пересчитать деньги, когда брал их у банкира, — ответил я с легким изумлением.
— Признаться, мне страшно путешествовать с такой суммой, одни только бриллианты подвергают нас опасности. Поставьте обе шкатулки рядом; когда мы будем уезжать, вам придется закутать их плащом. Не дай Бог, кучер заметит, что мы везем с собой драгоценности. Пожалуйста, закройте шторы на окне и притворите двери.
Едва я это исполнил, как кто-то постучал в дверь.
— Я знаю, кто это, — шепнула мне графиня.
Очевидно, она не испугалась. Она тихо подошла к двери, и разговор шепотом через порог продолжался около минуты.
— Это моя верная горничная, — сказала, вернувшись, графиня. — Она говорит, что нам нельзя отправиться раньше, чем через десять минут. Сейчас она подаст кофе в соседнюю комнату, — графиня на секунду задумалась. — Надо сказать, чтобы она не брала с собой много вещей. Не ходите за мной, оставайтесь здесь: лучше, чтобы она вас не видела.