Родриго пожал плечами, не отрывая взгляда от стола.
— Я… — Он замолчал, подыскивая слова. — Есть еще кое-что. Йоханнес перевел большую сумму денег на счет Альфы. Двести тысяч за последние четыре месяца.
— Он по-прежнему отказывается с нами разговаривать. Нам придется принуждать его к сотрудничеству. — Анетта отодвинула какао, вкус вдруг показался ей странным.
— Я соберу вещи и поживу несколько дней у подруги. Я перестал чувствовать нашу квартиру своим домом. Слишком уж много…
— Дерьма? Ну да, слишком много дерьма. — Анетта понимающе кивнула.
— Слишком много неопределенности. Я так и не понимаю, как мне относиться к Йоханнесу. Он… — Родриго выдержал паузу, отпил воды из стакана и сердитым жестом провел ладонями по щекам. — Завтра мы сдаем тест на ВИЧ, помоги мне Боже. И это я, который всегда был так осторожен!
— Родриго, все будет в порядке! У тебя нет недугов серьезнее, чем те, что может вылечить хороший кусок жареной свинины. — На словах Анетта была гораздо убедительнее, чем в душе. Вообще-то она понимала, что успокоить Родриго было ничуть не проще, чем ее саму.
В этом году в Ботаническом саду обитало слишком много пернатых. Морозная зима вынудила их отправиться в город на поиски пропитания, деревья едва ли не трещали от трелей крапивников. Торбен Хансен подвесил несколько шариков с птичьим кормом на хвойные ветки неподалеку от деревянного мостика, смахнул снег с досок и поставил плошку с теплой водой для птиц. Вообще-то это не входило в его рабочие обязанности, но он очень любил пение птиц.
— Чтоб им всем пусто было!
Он с трудом наклонился. Даже спустя четыре дня после фэшн-вечеринки он продолжал находить в снегу бутылки, сигаретные окурки и даже использованные презервативы. Если руководство хотело, чтобы сад и музей презентабельно выглядели к послезавтрашнему мероприятию «Пузырьки шампанского под кровавой луной», возможно, надо было отказать этим дикарям в проведении здесь своей оргии под названием «Le Stan».
Торбен сплюнул на землю. Он прекрасно понимал причину своей озлобленности. Раздражительным делал его страх, но от осознания этого ничего не менялось.
Он выпрямился до хруста в плечах. Больше ничего не оставалось, только продолжать в том же духе. Развешивать кормушки для птиц и прибираться. Но сегодня работа продвигалась хуже, чем обычно. Он устал от не свойственных ему мыслей, суставы болели, рана на руке то и дело заставляла его снимать перчатку, от чего он стал замерзать.
Торбен посмотрел на рану. Скорее это была ссадина, а не рана в буквальном смысле слова. Довольно неглубокая, но она все равно причиняла жуткую боль. Надо проявлять большую осторожность и впредь надевать перчатки всегда.
Он споткнулся о какой-то предмет, засыпанный снегом и оказавшийся всего лишь веткой, и побрел дальше с мусорным мешком в руке. Приятно было чем-то заниматься. Вообще-то воскресенья редко выдавались удачными для него. Трудно проводить свободное время, бесцельно шатаясь наедине со своими мыслями; гораздо проще, когда на него наваливались какие-то дела.
Торбен снова споткнулся о какое-то черное пятно. На этот раз это была не ветка, а припорошенная снегом пустая бутылка. Вовсе не место ей посреди сада, где в любой момент ее может обнаружить случайный прохожий. Он откопал бутылку из-под снега и бросил в мусорный мешок.
Торбен быстрым, насколько позволяло колено, шагом направился обратно к обсерватории, в то время как мозг со скоростью молнии уже перебирал возможные варианты. У подножия башни он остановился. Трубопровод от главного здания бывшего Института химии и минералогии проходил под тропинкой к заросшей котельной, располагавшейся под башней обсерватории. Торбен свернул в узкий, похожий на бункер, проход между бетонными стенами и подошел к железной двери, ведущей в бойлерную. Даже зимой здесь воняло мочой. Видимо, это место облюбовали лисы — кто еще станет пробираться сюда за тем, чтобы справить нужду?
Он возился со связкой ключей. Лампа над дверью вышла из строя — хорошо, если просто лампочку надо поменять, — но он все равно сумел отворить дверь и очутился в сухом жаре бойлерной.
Перед ним лежал подземный двухэтажный мир котлов, труб, лестниц и поршней. К счастью, внутри было освещение, и Торбену открылся вид на многочисленные пыльные белые трубы, расположенные на разной высоте. Когда-то давно здания оранжереи и Ботанического сада обогревали угольной топкой, осуществлявшейся в котельной, теперь тепло приходило отсюда.
Металлическая лестница спускалась в подземную систему коридоров, Торбену пришлось пригнуться, проходя под трубами и низким потолком. Он запыхался, причем не только от перенапряжения. Рядом с небольшой раковиной стоял ящик с чистящими средствами и распространял испарения хлора и аммиака, от которых щипало глаза. На потолке перегорела очередная лампа, дальний конец коридора погрузился во мрак.
В атмосферном газовом котле, как всегда, горел огонь. Торбен приоткрыл крышку кожуха и бросил мешок с мусором в пламя. Дым от плавящегося пластика наполнил воздух, но Торбен продолжал смотреть внутрь котла, пока не удостоверился, что бутылка полностью сгорела.
— Неужели вообще никто не горюет об Альфе Бартольди? Кристель Тофт оставила семью и орды друзей, которые кладут цветы перед «Нимбом» и публично оплакивают ее смерть. Но что касается Альфы — разве не трагично, что человек вот так вот внезапно погибает, а у него, оказывается, нет ни единой родственной души? — Йеппе оторвался от компьютера и взглянул на румяную Анетту, которая только что вернулась в Управление и расстегивала куртку. По случаю воскресенья она решила облачиться в абсолютно неуместную, на взгляд Йеппе, толстовку с кислотно-розовой надписью на груди: «My husband has an awesome wife»[35].
— Ну, мама, например, переживает. И эта его подруга. — Анетта повесила куртку на крючок за дверью и приложила палец к горлу, чтобы нащупать пульс.
— Да, но больше никто. Учитывая обстоятельства, тебе еще не захотелось обзавестись как минимум пятью ребятишками?
— О нет! — презрительно воскликнула Анетта. — Предполагаю, когда я умру, мне будет все равно, оплакивает меня кто-то или нет. А уж если человек всегда был полным придурком, никто и подавно не станет тосковать, когда он преставится, неважно, есть у него родственники или нету.
— Может, в твоих рассуждениях и есть доля правды. — Усмехнувшись, Йеппе покачал головой.
Анетте было не до смеха.
— Йеппе, у меня плохая новость. — Она села и мрачно посмотрела на коллегу. — У Йоханнеса телефон Альфы Бартольди. Точнее, он у него был. Сейчас аппарат направляется в НЦК на экспертизу.
Сердце у Йеппе сжалось.
— Как это?
— Родриго нашел телефон у Йоханнеса в кармане куртки и передал мне.
— Но… — Йеппе впал в ступор. Многое было неизвестно, но факт оставался фактом, с какой стороны ни подойти. Теперь Йоханнес становился главным подозреваемым по делу об убийстве Альфы Бартольди. А может, он стал им еще раньше. — Не понимаю, зачем Йоханнесу понадобился телефон Альфы.
— Потому что в телефоне полно компрометирующих фотографий, открывающих во всем великолепии историю измены и рисующих Йоханнеса в образе настоящего подонка. — Анетта приложила пальцы к запястью.
— Но как у него оказался этот телефон?
— Пусть он сам объяснит. Нам необходимо вызвать его на допрос. — Анетта на секунду задержала дыхание. — А если он снова откажется, придется его арестовать. — Она ждала реакции на свои слова.
Йеппе ограничился кивком; конечно, Йоханнес должен быть допрошен, добровольно или принудительно. Лучше бы добровольно.
Анетта продолжала тревожным голосом:
— Ты сам понимаешь, какое объяснение напрашивается само собой: он забрал телефон из кармана мертвого Альфы. — Она все пыталась нащупать пульс на запястье. — Альфа заразил его гепатитом и выманил у него крупную сумму…
— Скажи, что ты делаешь? Ты боишься, что прямо сейчас умрешь? Зачем ты следишь за пульсом?
Анетта поспешно убрала пальцы с запястья.
— Я умру прямо сейчас от желания съесть что-нибудь вкусненькое. У тебя не найдется никаких сладостей?
— В ящиках пусто. — Йеппе безуспешно попытался выдавить из себя улыбку. — Поверь мне, я знаю Йоханнеса большую часть своей жизни. Он никого не убивал, неважно, имелся у него мотив и возможность это сделать или нет. А зачем ему убивать Кристель Тофт?
— Я пока не знаю. Но, честно говоря, это уже детали. Он запросто мог напоить ее чем-то, подмешав в напиток средство для прочистки стоков, непосредственно перед мероприятием в «Нимбе».
— Но все-таки — зачем? Что он имел против Кристель Тофт?
— Возможно, она что-то знала. Пусть он лучше сам расскажет.
— Я позвоню ему прямо сейчас. — Йеппе взял телефон и набрал номер Йоханнеса. Гудки. — О’кей, я напишу ему сообщение.
«Ты должен прийти на допрос! Иначе я ничем не смогу тебе помочь. Й.»
Йеппе отложил телефон. От него не укрылся недоуменный взгляд Анетты. Между ними повисла напряженная тишина. Он ударил кулаком по столу, неожиданно поддавшись порыву ярости. Получилось очень больно.
— Да, Йеппесен, все и впрямь представляется каким-то слишком мрачным!
Йеппе ненавидел, когда Анетта называла его «Йеппесеном», это заставляло его почувствовать себя статистом из посредственных фильмов семидесятых годов про полицейских. Кроме того, ему совсем не по нраву была ситуация, в которой он оказался: что бы он ни предпринял, его того и гляди устранят с должности, так как его лучший друг является главным подозреваемым по делу об убийстве.
Анетта встала.
— Пойду-ка я подзаправлюсь моккой. Может, это хоть немного уймет мою тягу к сладкому. Принести тебе чашечку?
Она стояла на пороге и смотрела на Йеппе в ожидании ответа.
— Нет, подожди! Ну, то есть спасибо, нет, но послушай: ты согласна, что в истории с кремом что-то нечисто? Я про «A-Skin». А что, если Сёрен Вести обманул Альфу Бартольди?