Но с этим можно подождать, пускай сначала все уладится, сначала они заметут следы. У Сигрид в запасе было много времени.
Луиза зашла к ней с рюкзаком за спиной.
— Ты готова?
Сигрид улыбнулась старшей сестре. Да, она была готова.
Родриго со смешанными чувствами ставил на багажную ленту холщовую сумку и вытаскивал ноутбук и дорожную косметичку, чтобы положить их в отдельный пластмассовый ящик для проверки. Минувшая неделя убедила его в том, что умереть от горя можно. Но он от горя не умрет. Он сам так решил. И мысль о том, что он вернется домой и впервые за десять лет увидится со своей семьей, будет говорить на родном языке и есть касуэлу, приготовленную матерью, была для него отрадой и надеждой. Он слишком долго пренебрегал собой, довольствуясь местом в тени своего знаменитого возлюбленного.
Теперь хватит.
Боль, вероятно, притупится со временем. Пока что каждый день представлял собой хождение по пустыни в неизбывной тоске, но Родриго понимал, что долго это не продлится.
Он затянул потуже на запястье ремешок часов «Панерай Люминор», утренний подарок от Йоханнеса, и закрыл сумку. Он еще успеет перекусить и купить пару журналов в дорогу, прежде чем идти к выходу. Впереди его ждало двадцатичасовое путешествие. Пересадка в амстердамском «Скипхол», далее рейс до Сантьяго де Чили.
Он взял сок и сэндвич и пристроился в уголке шумного аэрокафе. Наблюдал за толпами пассажиров и размышлял о любви как о дереве, которое либо вырастет мощным и крепким, либо подгниет изнутри и в один прекрасный день рухнет от порыва ветра.
В кафе вошли две девушки и стали в конец очереди. Он рассматривал их, попивая сок. Хрупкие и приятные на вид, одеты, как подобает туристам-походникам: практичные удобные футболки, брюки с отстегивающимися штанинами, походные ботинки. Обе светловолосые — судя по всему красились сами краской не лучшего качества, потому что из-под бейсболок у них выбивались пряди зеленоватого оттенка.
Родриго улыбнулся сам себе. Итак, он стоит на пути к приключениям.
Девушки заказали кофе и ожидали заказа прямо перед Родриго. Одна из них пошарила в поясной сумочке и вытащила паспорт и посадочный талон. Он прищурился, чтобы прочитать, что там написано. Неужели Перт? Говорят, самый изолированный крупный город Австралии. Им явно предстоит длительное путешествие, как и ему самому. Они выглядят слишком юными для такой поездки.
Родриго подумал о своей семье, с которой он намеревался воссоединиться. О братьях, которые встретят его в аэропорту. Осушил пластиковый стаканчик и поднялся, чтобы пойти к нужному выходу. Проходя мимо девушек, он им улыбнулся.
Они справятся. Все-таки их двое.
Грегерс был в ярости. Он проснулся в дурном настроении и ворчал с того самого момента, как Эстер помогла ему устроиться в кресле и приступила к приготовлению кофе. Под окнами всю ночь шумели, действие болеутоляющего закончилось, кофе оказался недостаточно крепким. Эстер сделала вывод, что Грегерс выздоравливает. Она попыталась рассказать ему о ночной кровавой луне, но он лишь что-то обиженно пробубнил и уткнулся носом в газету.
Эстер взяла собак на поводок и отправилась на прогулку вокруг озер. В итоге ей пришлось большую часть пути тащить их за собой силком — маленькие лапки попросту не поспевали за ней. Лед на озере начал подтаивать. В воздухе витала особая атмосфера, не то чтобы сама весна, но предвкушение весны. Грядущие перемены.
Эстер вдохнула в себя это предвкушение, так что оно переполнило ее душу, а к горлу ни с того ни с сего подкатил комок. Такое бывает, когда сознаешь, что жизнь неумолимо движется к своему завершению. Ты становишься до смешного благодарным за перспективу в очередной раз стать свидетелем цветения вишен.
Возможно, все дело в кровавой луне. Возможно, она действительно предвещала перемены, кровавое обновление, смерть и воскресение. Искупление. Что-то необычное витало в воздухе этим вечером.
В прошлом году теплым днем на исходе лета, когда хоронили Кристоффера, обстановка в часовне была тяжкой, перегруженной эмоциями. Эстер вместе с матерью погибшего выбрали для церемонии музыку, которая многое значила для юноши. Однако проигрыватель то и дело заедал, и все благоговение оказалось разрушено некачественным исполнением композиции. Жизнь вторглась в печальную церемонию и, как всегда, помешала смерти проявить величие во всей полноте. Ибо всегда остается кто-то, кому уготовано жить дальше. Кто-то ведь прогуливает собаку во время выноса гроба, кто-то внезапно чихает во время официальной речи, а проигрывающая аппаратура отказывается выполнять свои функции. Жизнь продолжается во всей своей небезупречности.
Вернувшись с прогулки, Эстер погрузилась в себя. Собаки устроились на сон у кресла, в котором дремал Грегерс с газетой на коленях. Эстер осторожно прикрыла пледом его ноги. Когда она гладила его ладони, он в полудреме пребольно ударил ее по руке. Вот ведь глупый старикан!
Она вытащила посуду из посудомоечной машины и, заглянув в холодильник, составила заказ в онлайн-супермаркете, а затем решила прибрать на столе. Эстер села и взялась за самую маленькую стопку бумаг, сложила все счета в одну папку, письма от ассоциации собственников жилья — в другую.
Эстер задумалась.
Когда умирает тот, кого ты любил, он словно уносит с собой частичку тебя самого. Она исчезает навсегда или в лучшем случае ограничивается статусом музейного экспоната, который можно поместить в витрину и обращаться к нему в случае надобности. Эта частичка отмирает. В то время как сам ты продолжаешь жить. Ты не мертв. Вот она сама, к примеру, ведь не мертва, ей необходимо продолжать. Принять как должное то, что жизнь не останавливается. Отодвинув стопки бумаг, Эстер открыла ноутбук. Замерла ненадолго с дрожащими пальцами. И приступила к печатанию.
Эпилог
Солнце над Вальбю сияло. Стоял один из последних зимних дней, мороз уже отпустил, облака разбежались, показав чистое небо. Все вокруг прорастало и наливалось жизненными соками, насыщалось влагой и наслаждалось теплом. Йеппе открыл дверь, переполненный смиренным предвкушением встречи. Он нервничал, но совсем чуть-чуть, и радовался представившейся возможности встретиться с ней и ее семьей.
Тереза стояла на крыльце с крошечным ребенком на руках. Она пришла без Нильса, вероятно, из чувства такта, и Йеппе это оценил. Здорово было увидеть ее и малыша. Она выглядела волшебно. У нее отросли волосы и пушистыми длинными прядями струились по узким плечам. Она перестала краситься и выглядела уставшей, но счастливой. Возможно, она тоже немного нервничала перед встречей.
— Привет. — Ее голос был по-прежнему мягким и густым, как и в те далекие времена, когда у них все было в порядке.
— Привет. Проходи. Покупатель придет через десять минут вместе с агентом.
Она поспешно обняла его, насколько ей это удалось с ребенком на руках. Жест этот даже почти не выглядел неловким.
Она пахла иначе, чем помнил Йеппе. Он наблюдал, как она осматривает дом, осознавая, что ничего не изменилось с тех пор, как фургон уехал отсюда со всеми ее вещами, прихватив и часть собственности Йеппе.
Тереза не комментировала то, что видела.
— Все-таки удалось. И почти без потери в цене.
— Да. Наконец-то! Они скоро приедут. Ах да, я же уже говорил. Кофе будешь?
Она покачала головой.
— Ты пришел в себя после отравления дымом?
— Я все еще наблюдаюсь на предмет повреждений сердечной мускулатуры. Но в целом я нормально. Вообще-то, можно сказать, даже хорошо. И к табаку теперь вообще не тянет. Так что тут даже есть свои плюсы.
Тереза щедро рассмеялась при его попытке пошутить.
— Подержишь ее?
Вопрос из разряда тех, на которые невозможно ответить «нет». Йеппе протянул руки.
— Только головку надо обязательно придерживать, она еще не может держать ее сама.
Йеппе аккуратно взял крошечное теплое тельце и прижал к себе. Он ощутил напряжение сразу во всех мышцах из страха слишком придавить или уронить малышку. Она слегка пахла молоком и очень сильно теплой чистой кожей. Глаза у нее были голубыми, но это ведь свойственно всем новорожденным. Не то чтобы она показалась ему особенно симпатичной — вся какая-то сморщенная и в то же время пухлая. Но сходство с Терезой было невероятным.
— Прелестная. Похожа на тебя.
— Правда? Но на Нильса тоже очень похожа. — Тереза произнесла это неуверенно, словно опасаясь причинить ему боль.
И когда они стояли так все втроем, Йеппе пришло в голову, что со стороны они похожи на семью, которой у них так и не получилось.
Он вдохнул аромат новорожденной малышки и подумал: забавно, слово «развод» помимо заключенного в нем значения «расторжение брака» в бытовом обиходе может являться синонимом «обмана, вранья»; в то время как «изъян, дефект» обозначается тем же словом, что и «супружество» — брак.
Он сдался раньше Терезы. Но он больше не злился на нее и не горевал по поводу разрыва.
В дверь позвонили, и он передал девочку матери, чтобы открыть. Он был готов подписать бумаги.
Формальности были улажены довольно быстро. Новые владельцы оказались симпатичными людьми и производили впечатление глубоко влюбленной пары. Каждый поставил по аутентичной закорючке на листе бумаги, все обменялись рукопожатиями. Таким образом, дверь в прошлое закрылась де-факто. Вот так запросто попрощались они с общим прошлым. По дороге на улицу Тереза нерешительно скользнула взглядом по сливовому дереву, сиявшему на солнце.
— Мир состоит из воды и света[52], — сказала она вместо прощания. Одна из их любимых цитат. Свидетельство давнего существования той любви, о которой они скоро совсем позабудут.
Он улыбнулся ей.
Тереза пристегнула детское автокресло ремнем и села за руль. Йеппе помахал ей, и неуверенное весеннее солнце сверкнуло в стекле отцовских часов «Омега». Часы эти были отремонтированы, почищены и оснащены новым циферблатом. Теперь они принадлежали ему. Но продолжали отставать.