Сон Мину пришлось бежать, чтобы не отставать от Каспарова, который тянул его ещё сильнее. Пёс начал издавать что-то вроде отрывистого кашля, будто пыталась избавиться от чего-то, застрявшего в горле.
Сон Мин делал то, чему научился будучи следователем. Когда он был практически полностью в чём-то уверен, то проверял собственные выводы, пытаясь перевернуть всё с ног на голову. Неужели то, что он считал невозможным, всё-таки возможно? Может ли, например, Бертина Бертильсен быть ещё жива? Она могла сбежать, уехать за границу. А может, её похитили, и она сидит сейчас взаперти в подвале или какой-нибудь квартире, возможно, вместе с похитителем в этот самый момент.
Внезапно они вышли из леса и оказались на поляне. Свет фонаря сверкал на воде. Они были у небольшого озера. Каспаров хотел добраться до воды и потащил за собой Сон Мина. В свете луны мерцала берёза, склонившаяся над водой, и Сон Мин на мгновение увидел нечто похожее на толстую ветку, тянущуюся до самой воды так, как будто дерево пило. Он направил свет на ветку. Которая не была веткой.
— Нет! — закричал Сон Мин, дёргая Каспарова обратно.
Крик эхом отозвался с другой стороны озера.
Это было тело.
Оно свисало с самой нижней ветки берёзы, перегнувшись в области бёдрах.
Босые ноги были чуть выше поверхности воды. Женщина — он сразу понял, что это была женщина — была раздета ниже пояса, как и Сюсанна. Её живот также был обнажён, потому что платье было задрано до бюстгальтера и свисало к воде, закрывая голову, плечи и руки. Под вывернутым наизнанку краем платья виднелись только её запястья, а пальцы опускались ниже поверхности воды. Первой мыслью Сон Мина была надежда, что в озере не водится рыба.
Каспаров сидел неподвижно. Сон Мин потрепал его по голове.
— Хороший мальчик.
Он достал свой телефон. Покрытие сети и на ферме было плохим, а здесь же индикатор сигнала и вовсе опустился до одного деления. Но GPS работал, и когда он отмечал своё местоположение, то заметил, что дышит через рот. Не то чтобы запах был настолько силён, просто его мозг — после пары неприятных инцидентов — начал автоматически делать так, когда понимал, что находится на месте преступления. Его мозг также сообразил, что для того, чтобы установить, что это Бертина Бертильсен, ему необходимо положить фонарь на землю и, схватившись за ствол дерева одной рукой и наклонившись над водой, приподнять подол платья, чтобы он мог увидеть её лицо. Проблема заключалась в том, что он мог при этом положить руку на ствол в том же месте, что и преступник, и испортить отпечаток пальца.
Он вспомнил про татуировку. Логотип «Луи Виттон». Посветил на её лодыжки. Они были такими белыми в ярком свете, будто она была сделана из снега. Никакого логотипа «Луи Виттон». Что это значит?
Где-то в темноте ухнула сова, по крайней мере, он предположил, что это была сова. Он не видел внешнюю часть её левой лодыжки, возможно, там и была татуировка. Он пошёл вдоль берега, пока не оказался под правильным углом, и снова посветил на неё.
Вот и она. Чёрная на белоснежном. L над V.
Это была она. Должна была быть она.
Он снова достал свой телефон и позвонил Катрине Братт. Всё ещё нет ответа.
Странно. Отвечать на звонки от Харри Холе можно и по желанию, но для тех, с кем он работает, главный детектив всегда должен быть доступен, это было негласным правилом.
— Итак, видишь ли, Бертина, мне нужно выполнить важное задание.
Прим перегнулся через стол и положил руку на её щёку.
— Мне просто жаль, что тебе пришлось стать частью этого задания. И мне жаль, что сейчас я должен покинуть тебя. Это будет наша последняя ночь вместе. Потому что, хоть я и знаю, что ты хочешь меня, но ты не та, кого я люблю. Вот, я произнёс это. Скажи, что ты прощаешь меня. Нет? Ну пожалуйста. Милая девочка, — Прим тихонько посмеялся. — Ты можешь пытаться сопротивляться, Бертина Бертильсен, но ты же знаешь, что я могу возбудить тебя в любой момент малейшим прикосновением.
Он сделал это, она не могла ему помешать. И, конечно же, она засияла для него. В последний раз, подумал он, поднимая свой бокал в прощальном тосте.
Сон Мин связался с криминальным отделом, они были в пути. Всё, что он мог делать, это сидеть на пеньке и ждать. Он почесал лицо и шею. Комары. Нет, мошки. Маленькие комары, которые сосут кровь даже у более крупных комаров. Он выключил фонарь, чтобы сохранить заряд батареи, и едва мог разглядеть тело прямо перед собой.
Это была она. Конечно, это была она.
Но всё же.
Он проверил время, уже теряя терпение. Где же Катрина? Почему она не перезвонила?
Сон Мин нашёл на земле длинную тонкую ветку. Снова включил фонарь и, положив его на землю, встал на берегу, с помощью ветки подцепив край платья. Поднял его. Выше. И ещё выше. Он уже видел её обнажённые плечи, ждал, когда сможет увидеть длинные каштановые волосы, которые она носила распущенными на виденных им фотографиях. Были ли они собраны? Были ли…?
Сон Мин издал странный звук, похожий на уханье совы. Он просто потерял контроль, издал звук, уронил ветку в воду, а платье вернулось на место, закрыв то, что заставило его этот звук издать. Закрыв то, чего там не оказалось.
— Бедняжка, — прошептал Прим. — Ты так красива. И всё равно отвергнута. Это несправедливо, не так ли?
Он не поправил её голову после того, как две ночи назад ударил по столу, и из-за сотрясения голова немного склонилась набок. Голова была установлена на торшере, который он поставил перед стулом по другую сторону стола. Когда он нажимал выключатель на проводе, лежавшем поперёк стола, включалась 60-ти ваттная лампочка внутри головы Бертины, и свет изливался из её глазниц, окрашивая зубы в её зияющем рту в синий цвет. Человек без воображения сказал бы, что это напоминает тыквенную голову на Хэллоуин. В то время как человек с чуть большим воображением увидел бы, что вся Бертина — по крайней мере, та её часть, что не осталась у озера в Эстмарке — светилась, сияла от радости. Да, мужчина легко мог представить, что она любит его. И Бертина любила его, желала во всяком случае.
— Если это послужит тебе неким утешением, заниматься любовью с тобой мне понравилось больше, чем с Сюсанной, — сказал Прим. — У тебя более привлекательное тело, и… — он облизнул вилку. — Твой мозг мне нравится больше. Но… — Он склонил голову набок, с сочувствием глядя на неё. — Мне пришлось съесть его ради жизненного цикла. Для яиц. Для паразитов. Для мести. Только так я могу стать целым. Только так меня могут любить таким, какой я есть. Да, я понимаю, что это, наверняка, звучит пафосно. Но это правда. Быть любимым — это всё, чего каждый из нас хочет, не правда ли?
Он нажал указательным пальцем на выключатель. Лампочка в голове погасла, гостиная осталась лежать в полумраке.
Прим вздохнул.
— Да, я боялся, что именно так ты это и воспримешь.
Глава 19
Вторник
Звоночки
Катрина слушала Сон Мина.
Закрыв глаза, она представляла себе место преступления, пока он говорил. Ответила, что ей не нужно видеть это самой, что она отправит пару детективов, а затем изучит фотографии с места происшествия. И извинилась за то, что была недоступна по телефону. Она выключила его, когда укладывала ребёнка спать, и, должно быть, очень хорошо исполнила «Блюмена», потому что тоже заснула.
— Может быть, это потому, что ты слишком много работаешь, — сказал Сон Мин.
— «Может быть» тут явно лишнее, — сказала Катрина. — Но так можно сказать обо всех нас. Назначь пресс-конференцию на завтра в десять. Я попрошу криминалистов относиться к этому делу как к приоритетному.
— Хорошо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Сон Мин.
Катрина нажала «Отбой» и сидела, уставившись на телефон.
Бертина Бертильсен была мертва. Всё было так, как и ожидалось. Теперь её нашли. Всё было так, как она надеялась. Место и то, как её нашли, подтвердили подозрение, что убил их один человек. Всё так, как они и опасались. Потому что это означало, что могут быть ещё убийства.
Катрина услышала хныканье за дверью. Она сказала себе, что останется сидеть на месте и будет слушать дальше, но не смогла, встала с кухонного стула и на цыпочках подошла к двери. Там было тихо, слышалось только ровное сонное дыхание Герта. Она солгала Сон Мину. Она читала, что в среднем мы слышим ложь двести раз за день, в большинстве случаев, к счастью, безобидную, которая участвует в социализации. Это была одна из таких. Правдой было то, что она выключила телефон, чтобы уложить ребёнка спать, но неправдой — что сама при этом уснула. Она не включила его снова, потому что Арне обычно звонил сразу после того, как она укладывала Герта, зная, что именно тогда он сможет её застать. Конечно, это было приятно. В конце концов, он просто хотел услышать, как прошёл её день. Узнать о её маленьких радостях и разочарованиях. В последнее время — с тех пор, как стали пропадать девушки — она в основном делилась своими разочарованиями, что было вполне естественно. Но он терпеливо слушал, задавал уточняющие вопросы, которые говорили, что ему интересно, делал всё, что должен делать хороший, поддерживающий друг и потенциальный бойфренд. Просто сегодня вечером она действительно была не в настроении, ей нужно было побыть наедине со своими мыслями. Она решила выдать ту же невинную ложь о том, что она просто заснула, когда завтра об этом спросит Арне. Она думала о Харри и Герте. Как ей разрешить эту дилемму. Потому что она увидела это в глазах Харри, ту же беспомощную любовь, которую она видела в глазах Бьёрна, когда он смотрел на сына. Сын Бьёрна и сын Харри. Насколько сильно она должна и может вовлекать Харри в свои дела? Что касается её самой, то она хотела иметь как можно меньше общего с Харри и его жизнью. Но что насчёт Герта? Какое она имела право отнимать у него ещё одного отца? Разве её собственный отец, неуравновешенный пьяница, не был ею по-своему любим? Не был человеком, без которого она не смогла бы жить?