внутрь. Обычно Джек старался не выходить из рамок дозволенного.
Что до удовлетворения самой Патрисии, оргазма она никогда не испытывала и потребности в нем не осознавала. Ее удовольствие заключалось в наличии постоянного парня и в том, что другие – не родители – об этом знают.
После года тайных встреч с Джеком Формаски Патрисия решила познакомить его с родителями. Ей надоело бегать на свидания к торговому центру «Гроув». Весной 1971 года у Джека появилась собственная машина, аккуратная маленькая «Камаро», и Патрисия не видела причин, по которым Джек не может подъехать к дому, чтобы забрать ее. В следующем семестре они не пойдут в одну школу, Джек будет поступать в старшую школу Элк-Гроув, а Патрисию на год переведут в только что открывшуюся среднюю школу Лайвли, в чьем округе оказался ее квартал на Брэнтвуд. И встречи Джеком будут строго ограничены вечерами и выходными, больше никаких совместных обедов, быстрых поцелуев и прикосновений в суматохе между уроками, никаких держаний за руки после полуденных футбольных матчей юниоров, на которых набирающий силы и мускулы Джек всегда выглядел таким сексуальным в своей майке с крупным номером на спине.
Лето обещало быть веселым: посиделки в муниципальном бассейне, теперь парами, а не девочки и мальчики у противоположных бортиков, свидания в кино, бейсбольные матчи, вылазки в Луп, воскресенье на одном из пляжей озера Мичиган, действительно веселое лето. И Патрисия не видела причин его портить необходимостью прятаться. И ей надоело подкупать Майкла, маленький меркантильный бандит умудрялся получать процент от выдаваемых ей еженедельно карманных денег. Патрисия не могла дождаться, когда у него появится девушка, и она не собиралась его шантажировать – но, зная, как смущаются впервые попавшие на крючок противоположного пола мальчики, планировала безжалостно дразнить.
Решив рассказать родителям о Джеке, Патрисия, к тому времени практически неспособная действовать прямо, принялась разрабатывать план. Ей требовалась история, осмысленная и в то же время рисующая линию поведения, которую и отец, и мать сочли бы по меньшей мере приемлемой, и в конце концов она кое-что придумала.
Родители вечно вбивали ей в голову, что она должна общаться только с «хорошими» детьми. Поэтому она решила им рассказать, что некоторые не очень хорошие мальчики в школе ей досаждали. Ничего особенно серьезного, никакого физического насилия, и уж точно ничего такого, о чем ее отцу следовало рассказывать классной, обычные подростковые дела – дразнили, докучали, в школе через это прошли многие девочки. Но в ее случае все было кончено, этот парень проявил о ней подлинную заботу и пошел с ней на урок, чтобы хулиганы от нее отстали.
Этот парень – его зовут Джек – футболист школьной юниорской команды, действительно симпатичный, красиво одевается и с хорошей репутацией, все в нем мило, мило, мило. В любом случае, у него собственная машина, «Камаро», и он спросил, не хочет ли она как-нибудь сходить в кино, и она сказала, что спросит родителей и даст ему знать. Он приедет за ней на своем «Камаро», и они смогут с ним встретиться и сами убедиться, насколько он на самом деле хороший, хороший, хороший.
«Звучит неплохо», – подумала она.
Патрисия репетировала рассказ перед зеркалом. Она поняла, что презентация важна. Она тренировалась, стремясь к искренности без горячности, к правдоподобию без совершенства, к убедительности, не вызывающей подозрений.
Когда Патрисия почувствовала, что время пришло, и, убедившись, что брата-вымогателя нет дома, она загнала родителей в угол в гостиной и все им выложила. Они внимательно слушали. Закончив, она удивилась и обрадовалась, увидев, что особого сопротивления нет. Отец отложил спортивный разворот газеты, чтобы задать несколько формальных вопросов.
– Как его фамилия?
– Э-э, Формаски.
– Поляк?
– Думаю, да, – пожала плечами она.
– Чем занимается его старик?
– Не знаю. Что-то по строительной части.
– Эти поляки обычно ловко управляются с инструментами, – признал Фрэнк Коломбо. Он посмотрел на жену. – А ты что думаешь, дорогая?
Мэри пожала плечами. Как обычно, что бы Фрэнк ни сказал.
– Хорошо, – согласился отец, – пусть приходит. – Только ничего серьезного, поняла?
Он погрозил ей пальцем.
– Ничего серьезного, – с невинным видом согласилась Патрисия. Она вошла в спальню и взяла первый попавшийся под руку блокнот.
– Мне нужно бежать в библиотеку, – сказала она.
Джек там припарковался, ожидая услышать, как все обернулось.
– Как твои родители восприняли Джека, когда ты его представила? – спросила сестра Берк на одном из сеансов.
– Папе он понравился, – ответила Патрисия. – Джек был из тех детей, которыми отцы хотят видеть своих сыновей: он был хорошо атлетически сложен, симпатичен, опрятен, вежлив, будь он итальянцем, а не поляком, я думаю, что папа начал бы серьезно рассматривать его как потенциального зятя.
– А как мать?
– То же самое, – тихо хмыкнула Патрисия. – Мама всегда была как папа.
– А Майкл?
Патрисия громко усмехнулась.
– Джек и Майкл были без ума друг от друга. У Джека не было младших братьев, и он вроде как усыновил Майкла. Мы брали Майкла с собой на половину наших свиданий, мы водили его в кино, на бейсбольные матчи, на пляж. Папа начал называть Майкла нашим сопровождающим.
Патрисия грустно вздохнула.
– В том году у нас было отличное лето, лето семьдесят первого года. Это было последнее хорошее лето в моей жизни – восемнадцать лет назад.
– Это, – вспоминала сестра Берк, – было примерно через год после того, как тебе приснился кошмар. Что ты чувствовала к отцу в то время?
– Думаю, все пришло в норму. Я больше не боялась, что он попытается ко мне приставать, это постепенно прошло, а инцидент с папиным страстным поцелуем еще не произошел. Моя спальня все еще была наверху, и я давно не ходила спать в комнату Майкла.
Сестра Берк сверилась со своими записями.
– Прошло около трех лет с тех пор, как закончились сексуальные домогательства Гаса Латини. Ты помнишь свои чувства и мысли о нем?
Патрисия нахмурилась.
– Я о нем не думала. Я больше не считала его частью своей жизни.
– Он оставался другом семьи и приходил в гости?
– Нечасто. Иногда родители что-то говорили о его работе, которая не оставляет ему времени, и тому подобное. Когда он собирался прийти, и я узнавала об этом заранее, мне удавалось уйти из дома. Однажды мама сказала, что я задеваю его чувства.
– Ты когда-нибудь думала о том, что он с тобой делал, когда ты была маленькой?
– Никогда, – решительно ответила Патрисия. – У меня было единственное чувство, что я хочу держаться от него подальше. Я знала, что он мне не нравится, но я не позволяла себе даже думать о том, почему. У меня было идеальное лето, и я очень старалась избегать всего, что могло его испортить.
– И этот же период, – спросила сестра Берк, – ты имела в виду, сказав, что Майкл помог тебе пережить действительно тяжелые времена?
– Это было сразу после этого. Летние каникулы закончились, и снова началась школа… – Патрисия замолчала и уставилась в стол.
– Ты хочешь сказать мне, что на самом деле это время было плохим? – спросила сестра Берк, возможно, ожидая снова услышать о Гасе Латини.
– Это был Джек, – сказала Патрисия. – Это Джек…
19Октябрь 1971 года
Однажды в субботу где-то в начале нового учебного года Патрисия пошла с матерью по магазинам.
В тот день позвонил Джек и отменил свидание – они договорились покататься на роликах, – сказав, что отец хочет, чтобы он помог по дому. Джек эту работу ненавидел и горько на нее сетовал.
– Я сказал ему, что у нас назначено свидание, мы едем кататься на роликах, но ему плевать, – мрачно сказал Джек.
– О, все нормально, – заверила его Патрисия. – Просто помоги ему. Покататься мы можем в следующие выходные. Сегодня вечером мы все еще идем смотреть «Французского связного»?
– Разумеется. В семь я за тобой заеду, ну, если только отец не решит, что нам необходимо покрасить дом или что-нибудь еще в этом роде.
Ближе к полудню Мэри Коломбо спросила Патрисию, не хочет ли она пройтись по магазинам.
– Мне нужно купить Майклу джинсы, а сегодня распродажа.
В машине, когда они проезжали мимо больницы, Патрисия сказала:
– Я думала о том, чтобы стать волонтером в больнице. Вчера мой школьный консультант дал мне информационный листок. Волонтеры в больнице – это старшеклассницы, которые помогают медсестрам в больницах.
– Правда? – сказала Мэри Коломбо, улыбаясь дочери. – Я говорила тебе, что когда-то хотела стать медсестрой?
– Не может быть! – удивленно ответила Патрисия. Ей никогда в голову не приходило, что у матери были какие-то честолюбивые помыслы, ей казалось, что она ни о чем другом не мечтала, кроме как стать домохозяйкой.
– Конечно, – подтвердила Мэри. – Когда я была маленькой девочкой, я вечно играла с куклами в больницу. Они были больными, а я – медсестрой.
– Серьезно? – Патрисия была поражена, она никогда не думала о матери как о маленькой девочке, играющей в куклы.
Тот день в машине был одним из редких случаев, когда мать и дочь осознали, что у них есть что-то общее. Они никогда не были близки. Много лет им казалось, что, если они смогут просто жить под одной крышей без серьезных столкновений – действительно серьезных — конфликтов, это уже будет немалым достижением. Мелкие разногласия, как они обе понимали, были банальны и быстро забывались.
Мэри, разумеется, не ведала о глубоко похороненных горьких чувствах Патрисии. Мать должна была узнать, что творил с дочерью Гас Латини, и что-то предпринять! Но, как бы то ни было, в тот день для обеих восхитительным сюрпризом стал разговор о сестринском деле, он связал их, пусть и на пару минут.
Они говорили с таким энтузиазмом, что Патрисия не заметила, куда они направляются, и вскоре удивилась, увидев, что они выезжают из Элк-Гроув-Виллидж.