вдохновителем и в конечном счете с пособником убийств, Роуз не миндальничал.
– Ты дал Патрисии Коломбо ствол? – прямо спросил он.
– Да, – признался Собчински.
– Когда и где?
– Ствол я дал ей в прошлом феврале, месяца за три до убийства ее семьи. Мы были у одной знакомой в Уитоне.
Роуз уже знал имя женщины, чья квартира служила Собчински и Патти местом для сексуальных утех. Она работала на друга Собчински, предоставляла квартиру, но в остальном не имела к делу Коломбо никакого отношения.
– Какой ствол ты дал Патти Коломбо? – спросил Роуз.
– Это был 32-й калибр. Не помню, какой марки, но на большой раме. Семизарядный револьвер.
Все Коломбо были убиты пулями 32-го калибра.
– Ты дал ей патроны к нему?
– Да.
– Сколько?
– Шесть. Одну камору я во избежание несчастного случая оставил пустой.
– Значит, ты дал ей пистолет и шесть патронов?
– Да.
Роуз не мигая смотрел на Собчински. Шесть пуль. Одна для Мэри, одна для Майкла, четыре для Фрэнка. Все сходится тютелька в тютельку.
– Почему ты не обратился к нам, когда впервые услышал об убийствах? – спросил Роуз.
Роман Собчински опустил голову.
– Я не мог представить, что револьвер, который я ей дал, станет орудием убийств.
– Считаешь, это был револьвер?
Роман Собчински только пожал плечами.
27Октябрь 1972 года – май 1973 года
Для Патрисии переход из «Коркиз» в «Уолгрин» был подобен переезду из барака в аппартаменты на Лейк-Шор-Драйв. Аптека была ярким, сияющим, чудесным местом. Она много раз видела это как покупательница и когда бродила по проходам, шпионя за Делукой, но только сейчас, работая там, увидала магазин во всей красе. И увиденное ее порадовало.
Это был большой магазин, из тех универсальных заведений, которые впервые возникли в Калифорнии в конце тридцатых годов. Во время Второй мировой войны их развитие сдерживал товарный дефицит, но в пятидесятые снова начался рост. Все эти отделы под эгидой «Уолгрин», основывающиеся на концепции самообслуживания, согласно которой люди покупают больше, если могут потрогать и взять товар в руки, напоминали торговый центр. Восемнадцать длинных проходов шло от входа до конца магазина, и по центру – один поперечный. Между этими проходами строго по назначению располагались островки товаров. Сходного профиля продукцию собирали в одном месте, которое затем становилось «центром» с большим транспарантом над ним: «Центр здоровья» – безрецептурные лекарства и сопутствующие товары, «Центр красоты» – отдел косметики с бесконечным разнообразием товаров для женщин, и даже аптека называлась «Рецептурный центр».
Отдел красоты занимал всю глубину магазина вдоль проходов A и B, а также всю левую стену, до прохода A. Это была сказочная страна хрома, зеркал и стеклянных витрин, заполненных привлекательно упакованной продукцией, гарантированно превращающей просто красавицу в красавицу писаную. Выучить все, что необходимо знать о каждой линейке, было равносильно запоминанию всех математических формул, известных человечеству. Только помад было более сотни разных оттенков. Плюс бесчисленные марки и сочетания пудр для лица и тела, шампуней и окрашивающих ополаскивателей, а также духи, лаки для ногтей, средства для ресниц, кутикул, мочек ушей, ног, рук, шеи. Ни одна часть женского тела не осталась без внимания.
Основной начальницей Патрисии была высокая, гибкая, стильная женщина по имени Констанс, занимавшаяся закупками, накоплением товарных запасов и продажей женской косметики уже десять лет. Патрисия сразу ее полюбила, а Констанс или, как ей самой больше нравилось, Конни полюбила Патрисию. Двенадцатичасовую смену с Конни делила еще одна женщина, Эбигейл, но обычно Патрисия после уроков работала с Конни, а по субботам смена Патрисии совпадала с обеими. Эбигейл не уступала Конни, но именно Конни учила Патрисию.
– Что ж, – сказала Конни Патрисии при первой встрече, – мистер Делука сказал мне, что вы хотите заниматься косметикой на полную ставку, когда окончите школу следующей весной. Он велел научить вас всему, что я умею.
– Я надеюсь, что смогу все это освоить, – смущенно ответила Патрисия, оглядывая огромное количество товаров.
– Все не так страшно, как кажется, – успокаивающе сказала Конни. – Как только вы выучите основы, остальное большого труда не составит. И вы увидите, что появляющиеся новые продукты уже будут вам знакомы, вам останется лишь найти им место среди тех, что вы уже знаете. Главный секрет – не бояться огромного количества товаров. Уверена, у вас все получится. И мистер Делука, похоже, считает, что у вас большой потенциал.
Патрисии было странно слышать, как две старшие женщины – Конни и Эбигейл было за тридцать – называли менеджера магазина «мистер Делука», в то время как она привыкла называть его Фрэнком. Следуя их примеру, в рабочее время она перешла на более официальную манеру обращения и серьезный, деловой подход, заметно отличавшиеся от ее легкомысленного поведения в «Коркиз». Делука взирал на все это с огромным удовольствием.
К новой карьере Патрисия отнеслась очень серьезно. Она подозревала, что в один прекрасный день ей придется ответить за свою ложь относительно возраста, но надеялась, что к тому времени станет настолько знающей и компетентной, что Фрэнк ее простит. Фрэнк делал из нее женщину всеми возможными способами. Она была полна решимости преуспеть во всем.
Первые несколько раз они ради секса ехали в лесной заповедник, а потом это перестало Делуку удовлетворять.
– Я хочу тебя в комнате, на кровати, – сказал он ей. – Я хочу видеть тебя голой. Я хочу заниматься этим с тобой перед зеркалом, чтобы мы могли друг друга видеть.
Он сказал, что найдет для них тихий, уединенный мотель.
– Фрэнк, почему бы тебе просто не отвезти меня к себе домой?
Ей очень хотелось увидеть, где живет мужчина ее мечты.
– Боюсь, это не понравится сестре, – сказал он. – Она немного старомодна.
– Ой, я не знала, что ты живешь с сестрой.
– Да. Мы живем под одной крышей.
Он нашел на окраине пригорода маленький мотель «Бр’эр Рэббит». Номера убогие, но чистые, маленькие, предназначение исполнявшие и сравнительно недорогие. В первые несколько раз они вообще не обращали на них внимания. Они видели только друг друга, обнаженных и похотливых. Они утонули во взаимном влечении. Делука был едва не вне себя от соблазнительного молодого тела Патрисии.
– Боже мой, – повторял он снова и снова, наслаждаясь каждым сантиметром ее плоти. – Боже мой…
Он тискал, сосал, лизал, влезал. Пальцами, губами, языком и пульсирующим членом. Не мог определиться с позицией и продолжительностью: поворачивал ее со спины на живот, ставил на колени, тащил с кровати на пол или к стойке в крохотной ванной. Точно сбежавший из-под присмотра маленький мальчик. В уединении номера он мог получить ее как угодно, но хотел невозможное «все и сразу», не в силах решить, за что приняться.
Для Патрисии оргия не была такой экстатической, она продолжала испытывать боль, как при потере девственности, у нее кровило. Но Патрисия умела скрывать боль, не желая отстать от Делуки в распутной извращенности. Его телу она платила той же бесстыдной бесцеремонностью обращения. Они состязались в грубости и непристойности.
– Соси его – соси, детка…
– Оближи все…
– Встань на четвереньки, по-собачьи…
– Три ею мне по лицу…
– Ласкай себя, пока я ласкаю себя…
– Давай, попробуй, проглоти…
Вскоре болеть перестало. И через некоторое время Патрисия стала такой же страстной и необузданной, как и он. Их желания и действия совпали.
– Боже, мы так похожи, – восхищенно оценивал Делука их любовные утехи.
Дома повышение Патрисии до «Центра красоты» встретили неоднозначно. Майкл, естественно, возмущался прекращением халявной еды. Казалось, лучше бы сестра выколола ему глаза. Майкл две недели с ней не разговаривал.
Отец ею гордился, лишь изначальное неодобрение ее желания пойти на работу эту гордость несколько сдерживало. Кроме того, Фрэнк Коломбо уважал тяжелую работу и теорию продвижения по службе как награду за нее и искренне радовался тому, что дочь нашла себя на работе и получила повышение в должности и зарплате.
Труднее всего Патрисии пришлось с матерью. Та не говорила ни слова против новой работы перед мужем или сыном и саму работу не осуждала. Мэри не нравилось, как Патрисия стала одеваться для новой работы – в более короткие юбки, более узкие блузки с глубоким вырезом и туфли на высоких каблуках. Патрисия терпеливо объясняла, что в «Центре красоты» от нее ожидали соответствия образу зрелого продавца, а не старшеклассницы. Мэри поражалась, что в школе не возражали против стиля одежды Патрисии. На самом деле Патрисия ловила на себе пристальные взгляды отдельных учительниц, но не более. Проблемы у нее возникали в основном с одноклассниками, на переменах те тянулись за ней по коридорам, как собаки на охоте. Она никогда на них не смотрела, она считала себя куда выше этого юношеского уровня.
В целом отношение матери жизнь Патрисии не омрачало. Ее жизнь не омрачало ничего.
У нее был Фрэнк Делука.
Лежа в объятиях Фрэнка, голая и измученная, Патрисия не раз пыталась набраться храбрости рассказать ему воспоминание об отце в ту ночь, когда ей приснился кошмар. К тому времени все воспоминания о Гасе Латини и конфетном грузовике покоились где-то глубоко в подсознании, и пройдет много лет и много трагических событий, прежде чем монахиня-психолог выудит их оттуда. Даже отношения с Джеком Формаски стали лишь отвратительным воспоминанием. Слишком незрелая, чтобы даже смутно догадываться о таких последствиях, как психологическая и личностная травма, депривация, подсознательная травма, которые в тот момент мог диагностировать у нее психиатр, Патрисия испытывала такие сильные чувства к любовнику, что ей хотелось поделиться с ним всеми жизненными переживаниями – хорошими или плохими. Воспоминание об отце, лежащем у ее голого бедра, было одним из таких переживаний, и она в конце концов собралась с духом и рассказала об этом Делуке.