Фрэнк олицетворял житейскую мудрость. Он философствовал о сексуальных влечениях и способах дать им выход, о сексуальном удовольствии, сексуальном удовлетворении и огромном разнообразии желаний, способных зародиться в одном человеке. Он предположил, что в ту ночь, когда ей приснился кошмар, отец мог войти в ее комнату без всякой задней мысли, а потом возбудиться при виде ее туго натянутой ночной рубашки. Возможно, подсознательно он хотел заняться с дочерью сексом, но фактически этого не планировал. Делука ей сказал, что, не пробудись она, отец мог иметь с ней секс в некой форме помимо настоящего полового акта, и она никогда бы об этом не узнала.
Патрисия была ошеломлена. Ей не верилось, что такое возможно, но если Фрэнк утверждал, что возможно, значит, так оно и есть. Она, как он ей часто напоминал, очень молода и очень неопытна. Она очень многого не знала о сексе, не знала так много хитрых способов доставить друг другу удовольствие. Каждый новый предлагаемый Фрэнком сценарий доставлял ей удовольствие, она любила шалить с Фрэнком. Предаваться с Фрэнком распутству. Ей нравилась разнузданность их с Фрэнком интимной жизни. Последним из усвоенных ею уроков был анальный половой акт, на чем ее половое воспитание, как ей представлялось, должно было практически завершиться.
Ей просто в голову не приходило, что еще могут сделать в постели двое.
Несколько месяцев спустя после начала романа Патрисия наблюдала, как один из дистрибьюторов косметики, красивый молодой афроамериканец по имени Андре, пополняет за прилавком запасы помады, когда из аптеки вышел Фрэнк и заговорил с ним.
– Андре, заглянешь ко мне перед уходом из магазина?
– Конечно, Фрэнк, – улыбаясь, откликнулся молодой чернокожий.
– Тебе влетит, – пошутила Патрисия, когда Делука ушел. – Это босс, ты же знаешь.
– Мы с Фрэнком старые друзья, – уверенно сказал Андре. Теперь он улыбнулся Патрисии: улыбка была ослепительна – ровный ряд белых зубов за очень тонкими и чувственными губами. Кожа Андре сияла, волосы были красиво уложены, ногти ухоженные и блестящие, как перламутровая ракушка. Патрисии он показался весьма привлекательным.
Патрисия смотрела, как Фрэнк отвел Андре в маленькую кухню-столовую для тех сотрудников, которые не хотели ходить в «Коркиз», отметила, что пробыли они там минут пятнадцать, и когда они вышли, Андре ушел. Позже в тот же день, когда Конни была на перерыве, Делука зашел в «Центр красоты».
– Что ты думаешь об Андре? – спросил он.
– Вроде милый, – ответила Патрисия.
– Как по-твоему, симпатичный?
– Да, наверное, – уклончиво ответила Патрисия.
«Что это было? – подумала она. – Ее мужчина ее ревновал? Боже, как здорово!»
– Я рад, что он тебе понравился, – сказал Делука. – Сегодня вечером он придет в мотель.
– Что ты имеешь в виду? Для чего?
– Мы собираемся устроить с ним вечеринку, – небрежно сказал ей Делука почти безразличным тоном. Патрисия насторожилась.
– Вечеринка с ним? Ты имеешь в виду нас с тобой и…
– Его, – закончил за нее Делука. – Разве я тебе не говорил, что готовлю тебе сюрприз? Это он.
– Это настоящий сюрприз, – признала Патрисия.
– Тебе понравится. Поверь мне.
Делука обычно держал в машине пинту «Канадиан клаб», и за несколько недель поездок в мотель Патрисия постепенно приобщилась к удовольствию от выпивки за компанию. В тот вечер, когда Андре присоединился к ним в номере, вместо пинты была квинта, а также дополнительные стаканы и лед. Вечер начался с того, что они сидели и пили, разговаривали, привыкали к ситуации. Делука дискомфорта не испытывал, Патрисии он казался вполне раскованным, говорил легко, манеры были спокойными, уверенными – как обычно. Избавиться от неловкости требовалось Андре и Патрисии, но не прошло и часа, как виски подействовало. Когда все они расслабились, Делука приступил к делу.
– Андре, у Патриш никогда раньше не было чернокожих, – сказал он.
– Правда? – одарил ее легкой улыбкой Андре.
– Никогда, – покачала головой она. Она заметила, что рука Андре опустилась вниз, туда, где на его узких штанах появилась выпуклость.
– По дороге я сказал ей, что ее ждет угощение, – сказал Делука. Он встал и начал расстегивать рубашку. – Давайте устроимся поудобнее.
Пока Патрисия просто смотрела, Делука и Андре разделись до трусов. У обоих была эрекция, требующая разрядки.
– Давай, детка, ты не хочешь устроиться поудобнее? – спросил Делука. Это был скорее призыв, чем вопрос.
Патрисия увидела ленивую, почти глупую улыбку на его лице.
– Конечно, Фрэнк, – сказала она, – я хочу устроиться поудобнее.
К тому времени, как Патрисия дошла до своих трусиков и бюстгальтера, Андре безудержно мастурбировал, а Делука стягивал с кровати покрывала. Делука подвел Патрисию к кровати.
– Я собираюсь хорошенько подготовить ее для тебя, приятель, – сказал Делука Андре и опустил лицо между ног Патрисии.
Когда Патрисия ощутила, как от языка любовника по телу разливается сладострастная нега, она расстегнула и отбросила бюстгальтер.
– О да, – сказал Андре, увидев, как высвободились ее упругие груди, ореолы покрылись мурашками, а соски напряглись, как жала огромных пчел.
Делука лизал Патрисии, пока не почувствовал, как ее тело напряглось, таз выгнулся, отчаянно прижимаясь к его рту, в момент дрожащего апофеоза. Обмякнув, Патрисия увидела, как Делука отвернулся от нее и заговорщически подмигнул Андре. Мужчина с черным цветом кожи уже без улыбки встал и двинулся на нее.
Патрисия увидела, как Делука достал из верхнего ящика комода фотоаппарат и прикрепил к нему вспышку.
Когда в тот вечер Делука высадил ее в паре кварталов от дома, Патрисия подождала, пока он уедет, а потом села на тротуар. Любовь втроем ее не огорчила, честно говоря, она ею наслаждалась – она была очень чувственной молодой девушкой, чьи плотские наклонности теперь умело направлял Фрэнк Делука.
В этот вечер ее беспокоило не собственное удовольствие, а удовольствие Делуки. Казалось, сегодня вечером он по-настоящему расцвел. Когда Андре занимался с ней сексом, Патрисия смотрела на лицо Делуки, и оно было точно такое же, как когда он сам был на ней, когда он сам был в ней. Когда он поочередно фотографировал ее и Андре, на мгновение прекращая мастурбировать, наблюдал за ними, делал еще один снимок, снова начинал мастурбировать и снова смотрел, ей казалось, – по крайней мере, настолько, насколько она соображала в алкогольном дурмане, – что он наслаждается их соитием. То, что ей это нравилось, и что это нравилось Делуке, должно было, как она догадывалась, изменить ее представления о сексе. Однако этого не произошло. Делука, видя ее с другим мужчиной, испытывал наслаждение, но увидь она Делуку с другой женщиной, это привело бы ее в ярость. Ей не нравилось, когда он с другими женщинами даже просто разговаривал. Удовольствие для нее не отменяло ревности.
– Я не понимаю, как ты испытал такое возбуждение от наблюдения, – сказала она, когда он вез ее домой. Вопрос был нешуточный.
– Я уже говорил, – объяснил Делука. – Ты молода, и для тебя все это в новинку. Я человек, умудренный опытом, я многое повидал, я знаю, как все устроено, верно? Как только у тебя будет побольше опыта, ты поймешь, о чем я. Тебе понравилось? Я имею в виду, ты с Андре кончила?
– Да, – с некоторой неохотой ответила Патрисия. Отвернувшись от него, она смотрела на ночь.
– Хорошо, послушай, – сказал Делука. – Ты кончила с Андре, он кончил с тобой, а потом ты ртом помогла кончить мне. Все кончили. Суть в этом, верно?
– Верно, – ответила она. Ее голос был тих и ровен.
Когда Делука остановился, чтобы ее выпустить, она, замявшись, спросила:
– Фрэнк, в большинстве случаев мы будем вдвоем? Только ты и я?
– Конечно, дорогая, – заверил Делука. – Но время от времени у нас должно быть немного разнообразия. Как говорится, немного перчика. Но об этом не беспокойся. Я знаю, что можно, а что нельзя. Черт, все так делают. Чтобы ты знала, этим могут заниматься твои родители. Я имею в виду, откуда тебе известно, что они делают, когда вечером уходят к себе? Когда ты станешь постарше и поопытнее, ты поймешь. А пока просто поверь мне, хорошо?
Патрисия чувствовала, что его слова призваны были ее успокоить, но этого не произошло. Она объяснила свои сомнения тем, что Делука называл незрелостью, недостатком опыта. Возможно, рассуждала она, она во всем этом сомневается, потому что слишком молода, чтобы это понять, возможно, будь ей и в самом деле восемнадцать, она бы все поняла лучше. Возможно, лучше доверять Фрэнку, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы самой во всем разобраться.
«Боже, – снова подумала она, – насколько страшно и ненавистно быть такой чертовски молодой».
Устало вздохнув, шестнадцатилетняя девушка поднялась с тротуара и по тихой пустынной загородной улице пошла к дому.
После нескольких телефонных разговоров Патрисия пригласила меня снова приехать в Дуайт к ней на свидание, но на этот раз без адвоката.
– Я живу в образцовом корпусе, поэтому, если вы приедете в субботу или воскресенье, – сказала она мне, – вы можете зайти, а поговорим мы в общей комнате. Вы сможете, если захотите, остаться на весь день, с семи до десяти.
Она усмехнулась.
– Я даже приготовлю вам еду.
Мы выбрали субботу, и я запланировал еще одну поездку в Чикаго.
До этого большинство наших долгих телефонных разговоров – продолжавшихся не меньше, а чаще и больше двух часов – были посвящены детству Патрисии на Огайо-стрит в Чикаго. Обычно она звонила около полуночи по местному времени, когда никто телефоном не пользовался, и могла подолгу, не отвлекаясь, предаваться воспоминаниям. Ей было легче рассказывать о периоде своей жизни, связанном с Гасом Латини, мне, чем сестре Берк, потому что благодаря монахине она смогла увидеть все в перспективе.