Фрэнку она нужна. Эндрю – нет.
Она сказала об этом Эндрю.
Патрисия согласилась позволить Делуке переехать к ней. Они изменили договор аренды квартиры с ее фамилии на «мистер и миссис Делука».
Теперь она снова столкнулась с необходимостью снискать расположение своей семьи – на этот раз с новым и значительно более сложным сценарием: ей нужно было убедить их принять Фрэнка.
Она решила, что единственный способ добиться успеха – не обман или хитрость, а прямой и правдивый подход. Это был бы новый способ общения с родителями, и она абсолютно не представляла, каковы будут результаты.
Когда она пришла к ним и сказала, что ей нужно серьезно поговорить, Мэри Коломбо сразу подумала, что дочь беременна, потому что ничего хуже ей, видимо, в голову прийти не могло. Патрисия заверила их обоих, что это не так, а потом сообщила им, что с Эндрю Харпером она рассталась и будет с Фрэнком Делукой. По ее словам, Делука разводится, после чего он и Патрисия поженятся.
– Он живет с тобой в той квартире? – первое, о чем ее спросил отец. За квартиру платил Фрэнк Коломбо.
– Нет, папа.
Об этом ей пришлось солгать.
– Он все еще живет дома, пока они с Мэрилин обсуждают детали развода.
Мэри Коломбо сразу начала оплакивать бедных невинных малышек, пятерых, но Патрисия спросила, неужели развод родителей хуже, чем расти в доме, где папа и мама больше не любят друг друга? Потом Мэри обрушилась на разницу в возрасте. Через десять лет Патти будет всего двадцать восемь, а Делуке – почти пятьдесят.
– Разница в возрасте не имеет значения, – твердо заявила Патрисия. – Мы любим друг друга, важно только это.
Фрэнк Коломбо то закрывал лицо руками, то с тоской глядел на свою единственную дочь. Она планировала выйти замуж за мужчину почти его возраста. У нее будет пятеро приемных детей, двое из них ровесники ее брата. Ей придется помогать ему поддерживать семью, пока все эти дети не вырастут. У нее никогда не будет ничего своего – ни дома, ни новых машин, возможно, даже собственных детей. Это был его худший кошмар.
Мэри с отвращением назвала Делуку «растлителем малолетних», но Патрисия отказалась вступать с ней в перепалку с переходом на личности.
– Знаю, вам это не понравится, – сдерживая слезы, сказала она. – Знаю, что я сильно вас разочаровала, Боже, я сильно разочаровала себя. Я не хочу никого обижать: ни вас, ни Мэрилин, ни детей Фрэнка. Я просто хочу быть счастливой.
Она торжественно заявила, что этот человек готов ради нее пожертвовать всем, отказаться от всего, что у него есть, чтобы быть с ней и любить ее. Она не упустит свой шанс на такое счастье.
Когда Патрисия уходила, ни мать, ни отец не попытались задержать ее и поговорить еще, они оба сидели, качая головами. У лестницы, ведущей к входным дверям, Патрисия остановилась и бросила последнюю реплику:
– Надеюсь, что когда-нибудь вы оба меня поймете.
Выходя из дома, она не верила, что этот день когда-нибудь наступит.
Не прошло и месяца, как Делука к ней переехал, и Патрисия поняла, что блаженного союза, о котором она мечтала, не будет.
Первые пару недель все было почти так же, как когда они только начали ходить в мотель, когда ей было шестнадцать. Они не могли насытиться друг другом. Быть наедине, голыми, когда и как им хотелось, вместе ложиться спать и вместе просыпаться, ласкать, целовать, трогать друг друга, говорить все, что угодно, не опасаясь посторонних ушей, – для Патрисии это походило на исполнение ее первоначальной мечты.
Патрисии казалось, что Фрэнк испытывает те же чувства, но по другим причинам. Уход из семьи – от пристального взгляда жены, постоянной суматохи пятерых детей – словно снял с его плеч груз, позволив ему расслабиться. Патрисия никогда его таким не видела.
– Это такое удовольствие – после работы приехать сюда, в твою квартиру, – сказал он ей, – а не в тот зоопарк домой. Я не знаю, как я все эти годы это выдерживал.
Вечером в среду и воскресенье он ужинал с женой и детьми. Патрисия не препятствовала его желанию видеться с детьми столько, сколько он хотел, уверяя его, что из-за нее он не обязан придерживаться какого-то жесткого графика. Но он все равно подчинялся распорядку.
– Два вечера в неделю – для них вполне достаточно.
Через неделю после переезда Фрэнка Мэрилин Делука подала на развод, и Патрисия заехала на Брэнтвуд, сообщить эту новость родителям. Впечатления на них это не произвело. Отец едва заметил ее присутствие, а мать лишь отмахнулась. Патрисия пообещала себе на них не сердиться, как бы холодно они ни отреагировали.
– Я просто хотела, чтобы вы знали, – сказала она, – что в июне или июле следующего года мы с Фрэнком поженимся.
Как раз в преддверии ее двадцатого дня рождения и тридцать восьмого Фрэнка.
У Патрисии создалось впечатление, что родители в грядущую свадьбу не верили, а потому не видели причин попусту расточать энтузиазм. Патрисии удалось скрыть, что ее волнуют их чувства.
«Они увидят», – уверенно подумала она.
Поскольку теперь интимные отношения у них с Фрэнком стали регулярными, один или два раза в день, Делука снабжал Патрисию противозачаточными таблетками. Его внимание к ее менструальному циклу и ежедневные напоминания о таблетке казались ей аккуратностью и заботой. Она считала, что он просто осторожен, им явно не нужно рожать первого ребенка до получения им развода.
Однако вскоре ей стало ясно, что степень регулярности их половых актов отнюдь не единственная причина, по которой Фрэнк желал удостовериться, что она систематически принимает таблетки. Другую причину она поняла, когда однажды вечером они встретились после работы и пошли в паб «Оливер», небольшой бар недалеко от дома. Они захаживали туда два или три раза в неделю и расслаблялись парочкой бокалов игристого красного, прежде чем отправиться домой или куда-нибудь поужинать. В тот вечер Фрэнк, похоже, на ужин не торопился, поэтому они остались в «Оливере» подольше, выпили еще и принялись играть в шаффлборд с тамошним завсегдатаем Нилом. Они выпили еще по рюмке, угостили Нила, а тот в ответ выставил по стаканчику им. Они еще поиграли в шаффлборд, и Патрисия пошла в дамскую комнату. Когда она вернулась, счет в баре был оплачен, а Фрэнк и Нил ждали ее у входных дверей.
– Нил зайдет к нам выпить по последней, – небрежно сказал Фрэнк.
– Неужели? – Патрисия сразу поняла, что Фрэнк что-то задумал. Глаза у него бегали, он не смотрел на нее прямо.
В машине, когда Нил поехал за ними, Патрисия спросила:
– Фрэнк, что происходит?
– Ничего. Мы просто получим небольшое удовольствие, вот и все.
Прежде чем она успела возразить, он добавил:
– Расслабься, ладно? Мы выпьем еще пару бокалов, а потом, может, устроим вечеринку, если захотим.
В квартире Делука достал «Канадиан клаб» и налил всем. Патрисия без особого энтузиазма потягивала из своего стакана. Уже давно ничего подобного не происходило, и ей было не по себе. Она оставила мужчин и пошла в ванную. Закрыв двери, она смотрела на себя в зеркало.
«Это то, чего ты хотела, – напомнила она себе. – Ты и Фрэнк вместе».
Двери ванной открылись, вошел Делука.
– Патриш, в чем проблема? – спросил он.
– Я не знаю, – беспомощно качая головой, сказала она. Ее взгляд в зеркале умолял Фрэнка.
– Кто этот парень, Фрэнк? Почему он здесь?
– Ты знаешь, кто он, Патриш. И он здесь, потому что я его попросил. Он открыл аптечку и достал пузырек валиума. – Вот, возьми пару штук. Когда расслабишься, возвращайся. Нил тебе понравится. Он чистый, неплохой, кажется вполне здоровым. Мы все повеселимся.
Делука удостоверился, что она приняла валиум, а затем снова оставил ее одну. На этот раз, когда она посмотрела на себя в зеркало, замешательство уменьшилось, а голос в голове зазвучал спокойнее. «Он такой, какой есть».
До прихода Фрэнка Патрисия тщетно попыталась взять себя в руки, справиться с охватившим ее отчаянием и расползающимся страхом. Появления Фрэнка всего на миг хватило, чтобы она успокоилась. Его присутствие, чувство защищенности, мысль, что он «ее мужчина», ободрили ее и подействовали сильнее любого опиата.
– Он такой, какой есть, – сказала она себе еще раз.
В гостиную она вернулась с улыбкой.
После ночи с Нилом «съем» незнакомцев в «Оливере» и других барах стал для Патрисии более или менее обычным делом. Она больше не противилась ни идее, ни реализации. Пока у нее хватало игристого красного, канадского виски, валиума и других таблеток, которыми ее снабжал Фрэнк, ей было более или менее плевать. В голове у нее властвовали, царили две мысли: Фрэнк Делука – ее мужчина и он такой, какой есть. Нравилось ему сидеть и дрочить, глядя, как какой-то полупьяный засранец вставляет в нее опадающий член, какая разница? Хотел он снять, как она сосет член какого-то незнакомца, ну и что с того? Хотел он отыметь ее в рот с каким-то парнем, трахающим ее в задницу, в чем проблема?
Но даже после всех непростых диалогов с самой собой она все равно пыталась найти ему оправдание. Фрэнк такой, потому что он столько лет был прикован к Мэрилин и этим пятерым детям? Неужели так долго пробиваясь к получению достойного образования, так упорно трудясь для восхождения по лестнице успеха в «Уолгрин», он лишил себя стольких удовольствий в молодости, что просто пытался наверстать упущенное? Или он отчаянно искал в сексе чего-то лучшего? Недавно он принес домой журнал под названием «Свингер’с Лайф», все страницы которого были заполнены личными объявлениями с фотографиями – людей всех возрастов, размеров, цветов и ориентации, – только и желавших заняться со всем миром сексом.
– Ты только посмотри на это, – притянув ее к себе на диване, чтобы показать ей журнал, взволнованно сказал Фрэнк. – Это то, о чем я тебе все время говорил. Посмотри на всех этих людей – черт, Патриш, они такие же, как мы.
Разумеется, им не оставалось ничего иного, кроме как отправить в журнал