Для семьи Делуки праздник был столь же нерадостен. Четырех старших детей Делуки тот факт, что отца не было с ними, беспокоил даже меньше, чем причина его отсутствия. Он бросил их ради Патти Коломбо, он явно любил Патти Коломбо больше них, как по отдельности, так и вместе взятых, и больше их матери, их младшей сестры, их дома и принадлежности к их семье. Он продолжал их навещать и обедал с ними по средам и воскресеньям, но Рождество в том году выпало на четверг, и детям, все еще верившим в Санта-Клауса, было странно ложиться спать, зная, что сегодня волшебная ночь прихода Санты – но когда они проснутся, папы с ними не будет. Для них это будет первый из многих испорченных праздников.
Фрэнк и Патти. Наконец-то вместе, наконец-то вдвоем, наконец-то настолько уединенно, насколько они могли пожелать, и свободно предаваться любви и погрязнуть в похоти. Но это был не Элизиум, и даже прищурившись, они не видели нирвану.
Они задавались вопросом, что пошло не так? Как их жизнь превратилась в подобный ад?
Двое влюбленных поместили несколько разноцветных фонарей вокруг своей маленькой квартирки и развесили там и сям мишуру, но их праздничное настроение зависело в основном от количества игристого красного, канадского виски, валиума и всего остального, что Фрэнк сумел притащить из аптеки, заменив таблетку здесь, таблетку там в выписываемых им рецептах. Патрисия понятия не имела, что он приносил домой. Фрэнк употреблял такие термины, как гипнотический, психотропный, холинолитический, парасимпатический, кто знает, что, черт возьми, они означают? Она брала то, что он ей давал, и в большинстве случаев это заставляло ее чувствовать себя лучше – или, по крайней мере, меньше чувствовать.
Когда Патрисия напивалась алкоголя и таблеток, она ходила по квартире, распевая «Love Will Keep Us Together»[8], яркую, запоминающуюся мелодию, которая большую часть года занимала лидирующие позиции в чартах. Это был сингл, записанный дуэтом «Капитан и Теннилл». Патрисии песня понравилась, она будто специально была написана для нее и Фрэнка. В ней говорилось, что любовь должна быть сильной. Любовь удержит нас вместе.
– Удержит, Фрэнк? – спросила она. – Детка, любовь удержит нас вместе?
– Откуда мне знать? – ответил Делука. Он налил себе еще глоток виски. Это было единственное, что никогда его не подводило.
– Знаешь, что бы я хотел? – сказал он.
– Ума не приложу, детка. Ты хочешь, чтобы я трахнула осла, верно?
– Я хотел бы купить парусную лодку. Одну из тех больших океанских яхт, на которых можно всерьез заняться парусным спортом. Но не настолько большую, чтобы с ней не управились парень и парочка женщин.
Патрисия понимающе улыбнулась. Да, верно. Парень и парочка женщин. Фрэнк или не понял, что сказал, или ему было плевать.
– Да, я бы хотел просто жить на ней, понимаешь. Идти туда, где тепло, и плыть с места на место, но большую часть времени проводить на воде в тишине и одиночестве. Хотел бы я, чтобы у меня были на это деньги!
– Фрэнк, я бы тоже хотела, чтобы у тебя были на это деньги.
Патрисия была искренней. Она так сильно его любила, что хотела, чтобы у него было все, что он хотел, и это сделало бы его счастливым. Она вспомнила детскую игру: если бы у тебя исполнялось одно желание, что бы ты загадала? Ответ был таков: загадать два желания, а одним из них всегда загадывать еще два. И желания у тебя никогда не закончатся. Будь у Патрисии все желания на свете, их исполнение она отдала бы Фрэнку.
Им как-то удалось пережить унылые, гнетущие праздники при помощи спиртного, таблеток и нечастого и вялого секса. Патрисия твердила себе, что 1976 год будет лучше.
«Хуже быть не может», – рассуждала она.
И, как обычно, ошиблась.
В январе у нее впервые не пришли месячные.
Спустя пятнадцать лет после убийств, в маленьком городке, настолько далеком от Чикаго, насколько это возможно, если не пересекать океан, в местах, где зимой никогда не бывает снега, на углу улицы я встретился с Нэнси Гленн, и мы прошли два квартала до известного ей маленького ресторана морепродуктов.
– Как выглядит Патти? – с любопытством спросила она, когда мы уселись за столик величиной с почтовую марку у задней стены.
– Она прекрасно выглядит, – сказал я, – учитывая, как долго она взаперти.
– Что вы имеете в виду?
– Тюрьма, – объяснил я, – не лучшее в мире место для достойной зрелости.
Тюремный рацион из крахмалистых блюд или нездоровая пища в ларьке. Недостаток физических упражнений или свежего воздуха. И обилие сигарет, Патрисия курит пару пачек в день. Сексуальная жизнь однополая. Постоянная скрытая угроза физического насилия, способного вспыхнуть по самой тривиальной причине: случайное резкое соприкосновение, на секунду дольше, чем кому-то показалось уместным, не отведенный вовремя взгляд, не возвращенные по забывчивости вовремя деньги за банку пепси. А самое худшее – понимание того, что тут придется провести многие годы, а возможно, и всю оставшуюся жизнь. С учетом этого Патрисия выглядит довольно хорошо.
– Она знает, что вы со мной беседуете? – спросила Нэнси.
– Она знает, что я пытаюсь вас найти. Я расскажу ей о нашей встрече при нашем с ней следующем свидании.
– Вы обещали не называть мое настоящее имя, – напомнила она мне о нашем первом телефонном разговоре.
– Ваше настоящее имя не будет названо, – заверил ее я.
– Патти знает, что вы мне это пообещаете?
– Да.
– Как она к этому относится?
– Когда я ей сказал, что в обмен на беседу с вами предложу вам скрыть ваше настоящее имя, она заявила, что считает, что я просто обязан так поступить, даже если вы не согласитесь со мной побеседовать. Она сказала, что, если вы состоите в отношениях, упоминание мною в книге вашего настоящего имени вполне может, по ее мнению, их расстроить. Она сказала, что сделанное ею уже причинило за эти годы боль достаточному количеству людей, и она надеется, что больше это никому боли не причинит.
– Ее настрой меня удивляет, – сказала Нэнси. – В конце концов, именно я, по сути, ее выдала. Мы с братом получили от «Вестерн Ауто» вознаграждение. Я думала, Патти меня возненавидит.
– У меня сложилось впечатление, – сказал ей я, – что Патрисия Коломбо больше никого не ненавидит, может, только себя время от времени.
– А я ее ненавижу, – сказала Нэнси. – В основном не из-за того, что она сделала со своими родителями, а из-за того, что она сделала с бедным маленьким Майклом.
Она печально покачала головой.
– Он был таким замечательным ребенком. Думаю, я всегда буду ненавидеть Патти за Майкла.
В голосе Нэнси Гленн явно не хватало убежденности. У меня возникло ощущение, что она, скорее всего, пытается ненавидеть Патрисию или пытается меня в этом убедить, а возможно, даже пытается убедить себя.
Нэнси тридцать шесть, она на полгода старше Патрисии, которой недавно исполнилось тридцать пять. Она ниже Патрисии ростом, у нее стильная укладка, костюм, блузка, изящные колье и серьги. Замужем, девятилетняя дочь. Позже она мне скажет, что они с мужем очень хотели бы еще ребенка, но они владельцы малого бизнеса, сами работают в собственном магазине, и прибыли попросту пока не хватает на бо́льшую семью.
Мы весь день проговорили за этим маленьким столиком, как о случайном, так и важном. Нэнси вспомнила Патти Коломбо, с которой когда-то – до Фрэнка Делуки – дружила, вспомнила семью Коломбо, в особенности Майкла, вспомнила, как Патти изменилась после перехода на работу в «Уолгрин», как все ей стало неважно, кроме мужчины, в которого она влюбилась. Нэнси вспомнила, как познакомилась с Лэнни Митчеллом и поняла, что если и не потеряла голову подобно Патти, то явно запала на мужчину гораздо старше себя, на казавшегося таким светским и обходительным продавца автомобилей, отстраненного полицейского, носившего пистолет и водившегося с «крутыми».
– На самом деле я не помню, чтобы я рассказывала Лэнни о проблемах Патти с отцом, о том, как он избил Делуку на парковке, и все такое, – вспоминала Нэнси, – но я не понимаю, как он мог об этом узнать, если бы я ему не сказала. Мы виделись довольно регулярно в течение шести недель, прежде чем я позвонила Патти и пригласила поехать с нами и на свидание с другом Лэнни Романом. Я дала Лэнни трубку поговорить с Патти. Позже он сказал, что Патти попросила у него сто баксов, чтобы она пошла с его другом, и что он согласился ей заплатить.
– Ты ему поверила? – спросил я.
– Я сомневалась, – призналась Нэнси.
Я кивнул – потому что я тоже сомневался. Много лет спустя Патрисия будет отрицать какое бы то ни было упоминание о деньгах, она поехала с ним, исключительно чтобы обсудить, как они тогда это называли, «услугу». А Лэнни Митчелл под присягой признался, что на самом деле никогда не давал ей денег, даже после секса с ней тем вечером.
– Роман явно думал, что Лэнни дал Патти деньги, – предположил я.
– Точно, – согласилась Нэнси. – Думаю, Лэнни просто сказал Роману, что заплатил Патти, Роман во многом именно потому так разгорячился, когда Патти попыталась от них в тот вечер сбежать, что он считал, что ей заплатили.
– Значит, в тот вечер Патрисия действительно пыталась сама уехать и увезти вас от Лэнни и Романа?
– О да. Она довезла меня до моего дома, прежде чем они нас догнали.
– Они заставили вас пойти с ними в мотель?
– Меня они не заставляли, – откровенно ответила Нэнси. – Я хотела поехать, чтобы быть с Лэнни. Но Патти, думаю, она ехать не хотела, она спешила в магазин забрать Делуку.
С того вечера Нэнси не видела Патрисию и Лэнни Митчелла несколько месяцев, вплоть до начала 1976 года, когда Лэнни женился. Нэнси не знала, что Лэнни и Роман продолжали встречаться с Патрисией, пока примерно за месяц до убийства не позвонил Лэнни и не пригласил ее пообедать. Он отвез ее в Чикаго, и они встретились с Романом. Тогда Лэнни и Роман сказали ей, что Патрисия пытается их нанять, чтобы убить своих родителей. Нэнси не поняла, шутят они или всерьез, и, даже так долго и хорошо знавшая Патрисию, она не поняла, серьезна ли Патрисия. Все это звучало очень надуманно.