Кровавая месса — страница 62 из 75

Наконец, когда мебель погрузили на повозку, Симон заявил:

— Закончишь тут одна с Гаспаром. А я пойду повидаю друзей. Скоро вернусь и приведу с собой комиссаров, чтобы передать им Капета. Так что смотри, чтобы к их приходу все было готово. — Потом он обратился к ребенку, который, казалось, спал с открытыми глазами: — Эй, парень, ты что это, заснул? Или тебе лошадь не нравится?

Ответила ему Мари-Жанна, выразительно взглянув на мальчика:

— По-моему, он ее боится! И потом, уже поздно. Я его накормлю и уложу спать.

— Ну придумала! А кого мы предъявим комиссарам?

— Так даже лучше. Увидят малыша в кровати и не станут будить. Решат, что ты его опять напоил…

— Ну, и что в этом плохого? — ухмыльнулся Симон. — Дай тебе волю, ты бы вырастила его кисейной барышней…

Мальчик посмотрел на него безжизненным взглядом.

— Я очень устал, — сказал он.

— Ладно, женщина, поступай как знаешь! Ты, видно, права. Они и в кровати могут на него посмотреть.

Когда шаги мужа стихли за поворотом коридора, Мари-Жанна повернулась к Гаспару:

— Делай то, что должен сделать! А я пока раздену малыша. Она усадила мальчика к себе на колени и начала снимать с него одежду. А Гаспар тем временем вскрыл картонную лошадь и достал оттуда крепко спящего мальчугана. У него, как и у маленького Людовика, были белокурые волосы, вьющиеся от природы, но в остальном сходство было весьма отдаленным. Мари-Жанна в ужасе взглянула на него.

— Тот, кто хорошо знает мальчика, не ошибется, хотя некоторое сходство есть. Откуда он?

— Тебе незачем это знать… Но в любом случае комиссаров можно не бояться. Все они здесь люди новые и наверняка примут его за Людовика.

— Это хорошо… Давай, голубок, выпей вот это, и будешь спать крепко, — обратилась Мари-Жанна к принцу и протянула ему стакан, куда Гаспар вылил содержимое небольшого флакона.

— Это он займет мое место? — спросил мальчик, прежде чем взять стакан.

— Да, — ответил Гаспар. — Он выпил то же самое, что должен выпить ты. Видишь, как спокойно он спит? Не бойся!

— А ты поедешь со мной, Мари-Жанна?

— Конечно, мой птенчик. И Симон тоже.

— Надо торопиться! — Гаспар занервничал. — Сюда могут прийти…

— А меня положат туда? — Людовик указал пальцем на лошадь.

— Нет. Ну пей же!

Мальчик выпил содержимое стакана одним глотком. В следующую минуту он уже спал. Гаспар удобно уложил его в корзину с бельем и закрыл крышку. Мари-Жанна укрыла другого мальчика одеялом, придав ему ту позу, в которой любил спать маленький Людовик. Картонную лошадь закрыли, и Гаспар поднял корзину, чтобы отнести ее в повозку.

— Не слишком тяжело? — поинтересовалась Мари-Жанна.

— Нет. Очень уж он маленький и худенький даже для своего возраста… Да и сам я крепче, чем выгляжу.

Он вышел, а Мари-Жанна навела порядок в комнате, нарочно оставив невымытой одну плошку, чтобы создать впечатление, что ребенок поел. Потом она села к столу и стала ждать мужа. Подвыпивший Симон вернулся около девяти часов вечера вместе с четырьмя комиссарами, только что заступавшими на дежурство. Мари-Жанна встала, когда мужчины вошли в комнату, и взяла свечу.

— Попробуйте только мне его разбудить! — проворчала она недовольно. — Мальчишка никак не хотел засыпать.

Желтоватый свет свечи, которую женщина подняла над головой, коснулся белокурых кудрявых волос, скользнул по круглой щеке, и лицо мальчика тут же снова погрузилось во тьму. Впрочем, вошедших можно было не опасаться: ни один из них не знал Людовика в лицо.

— Все в порядке! — сказал комиссар по имени Ланье. — Сейчас мы дадим вам официальное освобождение от работы.

Он сел за стол, взял бумагу и начал писать: «…Симон и его жена предъявили нам узника по фамилии Капет. Состояние его здоровья хорошее. Мы берем на себя охрану вышеупомянутого Катета и даем им временный отпуск…»

— А кто будет теперь им заниматься? — поинтересовалась Мари-Жанна. — Надеюсь, за ним будут так же хорошо ухаживать, как это делала я?

— Не беспокойся. Сюда каждый день будут приходить два новых человека и присматривать за мальчишкой. Не знаю, зачем это нужно, но таково распоряжение Конвента.

— Что-то мне это не по душе. Ну ладно, возможно, когда я поправлюсь, мне разрешат сюда вернуться. Ах, да! Лошадь мы заберем. Она ему не понравилась: мальчик ее боится.

Все вышли, дверь в комнату, где спал ребенок, закрылась. Повозка по-прежнему стояла внизу. Гаспар держал лошадь под уздцы. Заметив, что Симон еле держится на ногах, он помог ему взобраться на повозку.

— Я провожу вас, гражданка, — обратился он к Мари-Жанне, — и помогу поднять наверх все эти вещи.

— Хороший ты парень, гражданин Гаспар. Спасибо тебе! Повозка тронулась с места. Уже наступила ночь, которой спустившийся на город густой туман придавал нечто зловещее. Маленький кортеж скрылся в белом облаке.

На четвертом этаже мрачной старой башни две женщины — Мадам Елизавета и Мария-Терезия — молились, не в силах заснуть. Весь день до них доносился шум переезда, и они не сомневались, что мальчика увозят далеко от них…

Однако повозка проехала всего метров двести до старого конюшенного двора, где ждал своих новых хозяев трехэтажный дом. Рядом с ним в стене Тампля была калитка, через которую можно было свободно выйти на улицу — ее никто не охранял, потому что она не являлась частью высокой ограды, возведенной вокруг королевской тюрьмы.

Симоны были не единственными обитателями этого дома. Там же жили консьерж Тампля Пике и повар Ганье с женой. Предназначенная для Симонов квартира из двух комнат располагалась на втором этаже; одно из ее окон выходило прямо на улицу.

Первым делом Гаспар проводил наверх Симона и уложил его в постель. Тот немедленно захрапел. Тем временем повар Ганье и его жена пригласили Мари-Жанну, которую они хорошо знали, зайти и посидеть у них.

— Иди, гражданка Симон! — посоветовал ей Гаспар. — Я отнесу вещи наверх, а потом вернусь в башню. Ты сегодня достаточно походила вверх-вниз по лестницам.

— Что верно, то верно, — с тяжелым вздохом отозвалась жена Симона. — После башни эти лестницы кажутся мне такими пологими.

— Может, и ты зайдешь пропустить стаканчик, когда закончишь? — предложил Ганье.

— Большое тебе спасибо, гражданин, но я должен вернуться в тюрьму. Вообще-то мне ведь не полагается оттуда выходить, а здесь мы почти на улице.

Мари-Жанна пошла к повару, а Гаспар подхватил корзину с бельем и направился к лестнице. Он поднялся в квартиру Симонов, подошел к нужному окну, открыл его и, высунувшись наружу, негромко мяукнул два раза. Под окном немедленно появились две тени. Гаспар вынул из кармана моток толстой веревки, привязал один конец к корзине и аккуратно спустил драгоценную ношу на руки своим сообщникам. Потом он закрыл окно, вышел из квартиры и отвел лошадь в конюшню, откуда ее на следующее утро должен был забрать владелец. Повозку Гаспар оставил у дверей.

Достав из кармана еще один ключ, он открыл калитку в стене и вышел спокойным размеренным шагом, хотя ему хотелось петь во все горло от радости. Наконец-то, после стольких неудач, хоть один план начал осуществляться!

На соседней улице ждала карета, на козлах сидел Питу. Гаспар прыгнул внутрь и почти упал на руки Кортею и Дево, которые уже успели вынуть все еще спящего ребенка из корзины. Питу щелкнул кнутом, и карета неторопливо выехала на бульвар; он щелкнул еще раз — и лошадь пошла галопом…

Около часа ночи Кортей внес в маленькую гостиную Лауры его величество короля Людовика XVII и осторожно поставил на ковер. Мальчик чуть пошатывался: он еще не полностью проснулся. Однако, оглядев элегантную обстановку, он с облегчением вздохнул, словно очнулся от долгого кошмара, и широко улыбнулся красивой белокурой женщине, которая присела перед ним в реверансе, как это бывало раньше.

— . Кто вы, сударыня? — спросил Людовик.

— Преданная слуга вашего величества. Меня зовут Лаура… Бац не дал ей договорить:

— Мы все здесь — слуги вашего величества. Вы можете полностью доверять нам.

В это мгновение в комнату вошел Жуан. Он внес поднос с бутылкой шампанского и хрустальными бокалами, поставил его на небольшой столик и, не сводя глаз с ребенка, низко поклонился.

Де Бац наполнил бокалы, раздал их присутствующим и, повернувшись к сыну Людовика XVI, торжественно поднял свой бокал:

— Господа! За здоровье короля!

— А почему мне не налили? — неожиданно запротестовал мальчик. — Неужели я не имею права выпить вместе с вами за мое здоровье? Я очень люблю вино!

Барон нахмурился. Это были первые плоды кошмарного «воспитания» башмачника Симона, продолжавшегося целых полгода. Пока он размышлял, как поступить, Лаура наполнила один из бокалов до половины и с улыбкой протянула его Людовику.

— Король прав, — заметила она. — Совершенно естественно, что его величество хочет отпраздновать вместе с нами свое освобождение.

— М-мм, как вкусно! — оценил мальчик, проглотив шампанское одним глотком. — Еще хочу!

— Это невозможно, сир, — резко ответил Бац. — Вино возбуждает, а вы, король, должны подумать об отдыхе. Мы останемся здесь только до завтрашнего вечера, а потом отправимся в долгое путешествие. Оно, возможно, будет опасным, но нам необходимо ускользнуть от врагов вашего величества. Поэтому сейчас вам нужно набраться сил, чтобы вынести все тяготы пути. А поскольку на мне лежит ответственность за вас перед народом Франции, вы должны меня слушаться, сир.

— Кто вы такой, чтобы требовать от меня этого?!

— Ваше величество обо всем узнает, когда окажется в безопасности. Я буду иметь честь назвать вам мое имя, а потом покину вас. Но пока я просто Жан.

— А я хочу все знать сейчас!

— Вы говорили «я хочу» Симону?

Мальчик покраснел и опустил голову, но исподлобья продолжал смотреть на человека, осмелившегося говорить с ним так сурово.

— С ним мне, по крайней мере, было весело, — пробормотал Людовик. — Он рассказывал мне истории, учил всяким новым словам…