— Пыталась бы, если б могла, — мстительно ответила Анюта — Да ей всего шестнадцать было, и семья на коротком поводке держала. Мамаша, отец, тётка и тот её брат. Батя, правда, алкоголик, глаза зальёт и скандалит, выпендривается, мол, всё чтоб по его было, мамаша сама не прочь развлечься, но по-тихому, а тётка из зависти, что племяшке проходу не дают, а не ей…
— А брат?
— Брат принципиальный, так над ним насмехались, что ему уже сил не хватало со всеми драться. А ей, во что бы то ни стало, хотелось быть профессоршей, а тем более замдиректоршей, и не слиняй тот тип вовремя, присосалась бы к нему, как пиявка. А и тогда и сейчас так глупа, что никакие сопутствующие обстоятельства ей и в голову не приходили.
— Какие обстоя… — начала было Боженка и не докончила. — Ага, ясно!
— Надо же хоть что-то иметь в голове, да и в себе, чтобы соваться к этим умственным, ведь так? — с горечью пояснила Анюта. — Вообще, я специально обращала внимание, чем выше уровень, тем хуже её штучки действуют, ну разве что при непосредственном контакте. А уж она-то постарается, не сомневайтесь, и нет такого мужика, которого бы на такое не потянуло.
— Попробовать разок, да? — прошипела Луиза.
Затем поднялась с табуретки, выпила коньяк до конца и со всей силы жахнула рюмкой об пол.
— Куплю тебе шесть штук, — пообещала она Анюте. — Прошу меня извинить…
И вышла.
— Ну? — осторожно произнесла Майка после продолжительного молчания, когда Анюта со вздохом уже извлекла из угла щётку с совком и приступила к ликвидации осколков. Инвентарь для уборки имел постоянную прописку в мастерской, поскольку там регулярно появлялась то свежая, то сухая растительность, оставлявшая много мусора. — В чём дело? Я могу узнать?
— Кофе водителям ещё не запретили, — гневно констатировала Боженка и поднялась со своего кресла за компьютером. — Раз она убирает, я заварю. Вот чёрт, могла бы и коньячку пригубить, всё равно ведь раньше полуночи домой не выберусь. Десять раз бы выветрился. Луиза — бывшая жена Зютека, которую Вертижопка развела. Ты разве не знала?
Майка была потрясена.
— Откуда?! Я и подумать не могла!
— А у меня из головы вон, — покаялась Анюта из-под стола. — Ослица беспамятная. Придётся прощения просить. Так здорово притворяется, будто ей всё равно, вот я и забываю, а тут ещё и того…
— Разрядилась — значит, не станет обижаться, — утешила её Майка. Сама же продолжала пребывать в потрясении. Да кто угодно потерял бы душевное равновесие, сравнивая Луизу с Вертижопкой. С одной стороны — сдержанная красавица, не только умная, но и талантливая, а с другой — один лишь исключительно подвижный элемент анатомии в человекообразной упаковке. Зютек действительно должен был спятить, а ведь производит впечатление человека на уровне и специалист отличный. Пусть и без гениальных озарений, но основательный и с фантазией, согласно проекту, и не спорит по пустякам. Как же он такую паранойю подхватил?
И тут она вспомнила о Доминике…
Доминик в нервах и тем не менее сияющий и счастливый уходил из дома.
Один знакомый уезжал на полгода в Канаду и оставлял на его попечение свою новую квартиру — две комнаты с кухней, слабо меблированные. Безо всякой платы, исключительно за присмотр, ну и, конечно, с покрытием расходов на свет, газ, воду, мусор и прочее. Доминик, имея в ближайшей перспективе райские минуты с Вертижопкой, пребывал в таком восторге, что все эти подробности из него так и сыпались.
Майка подождала, пока в глазах снова посветлеет и перестанет давить внутри, где у дам девятнадцатого века, как следует из литературы той же эпохи, находилось лоно, простиравшееся от шеи до колен. Давило тоже непонятно где, но и эту неприятность удалось превозмочь. Превозмоганию здорово способствовало воспоминание о Рождестве, которое прошло вполне сносно, вероятно, благодаря месту проведения праздников. Несмотря на обуревавшие его страсти, Доминик не осмелился требовать от Майки объяснять отсутствие сына в родительском доме в Сочельник.
И не только…
В уборке Майке помогала являвшаяся раз в неделю некая пани Веся, профессионал. Она доводила дом до блеска, относясь с уважением ко всем переменам, которые в нём заставала. Это повелось издавна, с того достопамятного дня, когда Майка установила в гостиной модель-образец пирамиды из всевозможной стеклянной посуды, а пани Веся пирамиду убрала к вящему отчаянию работодательницы. Больше помощница по дому никогда такой ошибки не совершала.
На семейные неурядицы пани Весе было глубоко начхать, и вообще она их не замечала.
Но праздники — совсем другое дело. Праздники требовали уважения.
Стоявшая в спальне раскладушка, застеленная и прикрытая пледом, пани Весе ничуть не мешала, стоит себе и стоит, значит, зачем-то нужна. Но в праздники ничего лишнего быть не должно, после может вернуться, а сейчас — вон.
За два дня до Сочельника во время последней уборки раскладушка исчезла.
Ирония или подарок судьбы, зависит от точки зрения, заключалась в том, что как раз в тот день Доминик успешно завершил чрезвычайно сложные статические вычисления. Хотя правильнее было бы их назвать мобильными, поскольку конструктивный элемент должен был выдержать необыкновенную подвижность. С переменными нагрузками.
Доминик такие задачи любил и вкладывал в их решение интуицию и душу. Он очень удачно забыл, что работает за деньги, и никакие отвратные обстоятельства не связывали ни сил, ни мозга. Показав высокий класс и чудеса математической гениальности, Доминик провёл испытание на модели, прошедшее на «ура». Результатом стало торжество, во время которого он даже выпил бокал шампанского, что было мелочью по сравнению с комплиментами в его адрес от восторженных коллег.
Модель двинулась, заходила ходуном, всё выдержала и послушно остановилась, целёхонькая и светящаяся от гордости.
— Deus ex machina, — произнёс торжественно и чуть ли не молитвенно Павел.
Все уставились на него, прямо скажем, туповато.
— Ты хотел сказать: perpetuum mobile? — поправил его Юрек.
— Spiritus movens, квадратура круга и теория квантов, — легкомысленно подвёл итог Стефан. — За здоровье Пифагора!
Именно тогда Доминик и выпил шампанского, которое ему совсем не нравилось.
В последние весьма напряжённые дни он почти забыл о Вертижопке. Обо всём остальном мире ему было гораздо легче забыть, поскольку остальной мир не лез нахально в мастерскую, вращая ягодицами. Но, в конце концов, он всё выбросил из головы, кроме успеха в любимом деле и за десятилетие ставшей столь привычной необходимости поделиться им с Майкой. Мозг работал, остальное на время притихло.
Ложась в тот вечер спать исключительно рано, в полночь, Майка не обратила внимания на отсутствие раскладушки, ведь, что ни говори, та не была постоянной деталью интерьера её дома. Вскоре она услышала знакомые шумы в прихожей и удивилась, что Доминик уже пришёл. Обычно он появлялся позже. Через несколько минут она удивилась ещё больше.
Гордый своими достижениями и успешным окончанием первого этапа работы, Доминик не заметил в знакомой спальне ничего необычного. Многие годы всё выглядело настолько привычно, что, начиная победный отчёт, он по своему обыкновению принялся скидывать с себя очередные части одежды, как это делал на протяжении всей супружеской жизни. Голоден он не был, зато устал и жаждал похвалы жены, которая отлично его знала и всегда понимала… Ну, и увенчания столь славного нового успеха…
Обалдевшая от неожиданности Майка похвал не пожалела, равно как и награды, и справилась с ролью любящей жены превосходно. До такой степени, что Доминик одурел окончательно и ничуть не хуже справился с ролью любящего мужа. Можно сказать: на «отлично».
И только на другой день сообразил, что натворил.
Изменил Вертижопке!
Майку сообщение мужа о смене места жительства не удивило, она заранее предполагала, что сделает Доминик. Забудет о супружеском эксцессе. Убедит себя, что это был достойный осуждения сон, да и сна-то, как такового, не было, не станет говорить с очаровательной нимфой об отвратительных вещах и вычеркнет событие из памяти. Основательно и бесповоротно. Это он может.
А она сможет ему напомнить. В нужный момент, не теперь. Пока пусть тешится своими наивными иллюзиями.
— В таком случае, — произнесла она сухо, — будь добр, объясни детям ситуацию с твоим местом проживания. Пока они ещё не заработали нервного стресса и не потеряли аппетита, но моя фантазия уже истощается, равно как и терпение. Пожалуй, теперь уже твоя очередь.
Доминик прервал сборы, что не было занятием крайне утомительным, поскольку складывал он только свои вещи, не трогая общих. Засомневался, дойдя до полотенца:
— Это домашнее или моё?
Майка охотно ответила:
— Твоё, конечно. Тебе его дети подарили на день рождения.
Опять дети! Доминику страшно хотелось избежать неприятной темы. Ведь он стремился быть абсолютно счастливым!
А Майка опять омрачает…
— Обязательно это делать сегодня? — спросил изо всех сил пытавшийся сохранить порядочность и одновременно раздираемый страстями и накручиваемый Вертижопкой супруг.
— Хорошенькая у тебя выйдет сказочка перед сном…
Ужас. Это был просто ужас! Ярость Доминика пряталась совсем рядом за дверью, а очередное отвратное принуждение вышибло эту дверь одним пинком, заставив хозяина зареветь, как разъярённый буйвол.
— Прекрати! Ты нарочно создаёшь невыносимые ситуации! Я тоже имею право!
«Невыносимые ситуации я тебе ещё создам», — мстительно подумала Майка, но вслух не сказала. Впрочем, Доминик и так бы не услышал, поскольку продолжал реветь очень длинное и крайне невнятное предложение, из которого следовало, что Майка третирует Вертижопку, а Доминик обижен самим фактом существования детей, опять же он не потерпит, чтобы детей у него отбирали, равно как и всучивали насильно.
Зная отлично своего муженька, Майка понимала, что после такого долгого и громкого высказывания он быстро сдуется и малость успокоится. Что и требовалось. И оказалась права.