Издалека до нее донеслись предупреждения, тревожные вопросы, это был голос Фрэнка Николсона. Кандиа попыталась просто упасть на снег, как ей советовал англичанин, но ноги перестали сгибаться, и ужасный спуск продолжался.
Вдруг в снегу открылась бездонная пропасть. Любая попытка затормозить ни к чему бы уже не привела. Девушка неслась прямо в зияющую пустоту.
Кандиа не потеряла сознание. Она уже погрузилась в непроглядную мглу, но по-прежнему отчетливо слышала страшный голос, ошеломивший ее там, на поверхности. Наконец девушка почувствовала, что лыжи упали с ее ног и с глухим звуком шлепнулись на дно пропасти.
Сама она не падала, а как бы медленно опускалась в темноту, пока ее ноги не коснулись твердой почвы. Потом кто-то (облик его память не сохранила) подхватил девушку под мышки и повел ее оцепеневшее и несопротивляющееся тело по черному, бесконечному тоннелю.
Кандиа чувствовала себя совершенно обессиленной. Но еще несколько мгновений она сознавала, что ее ведут и что она переставляет ноги. Потом последние искры сознания окончательно потухли.
Вдруг снова стало светло. Это был не дневной свет, а какие-то сумерки. Когда зрительные нервы снова приобрели чувствительность, ей удалось разглядеть через дыру в потолке кусочек голубого неба. Везде были кирпичные стены, а впереди — сводчатый проход, за которым опять начиналась темнота.
Омерзительный вой стих, Кандиа судорожно вздохнула и ощутила немилосердные объятия державшего ее существа. Медленно возвращалась способность к трезвому размышлению, девушка огляделась.
Ужасный крик Кандии прорезал тишину подземелья.
Ее держали два отвратительных исчадия ада. Они были на целую голову меньше, чем Кандиа, их лица были скрыты черными капюшонами, в которых были прорезаны отверстия для глаз и рта. Очи демонов неподвижно и мертво уставились на молодую женщину.
Тела ее спутников были не менее безобразны: их одежда напоминала средневековую, казалось, она приросла к коже, серой и бескровной, без малейшего намека на присутствие мяса. Острые когти безжалостно впивались в плечи Кандии.
Пока она кричала и пыталась сбросить с себя цепкие руки монстров, ей в ухо кто-то шепнул: «Пойдем, они ждут тебя, криком ты себе не поможешь». От этого пронзительного и свистящего шепота у Кандии заболели барабанные перепонки.
От ужаса ее покинуло ощущение пространства и времени.
Но Кандиа четко поняла, что внезапно оказалась во дворе монастыря Сан-Эстебан.
Она разглядела ветхие стены и зарешеченные оконные провалы галереи, ведущей наружу. Молодая испанка не допускала даже мысли, что отсюда можно убежать.
Холодный пот выступил у Кандии, когда она увидела множество остатков костров, на которых застыли привязанные к столбам скелеты.
Чудовища в капюшонах неожиданно отпустили ее. И тут Кандиа обратила внимание на приближающуюся заплетающейся походкой фигуру, сердце замерло в груди девушки от нечеловеческого ужаса, слезы градом полились на каменный пол.
Это были человеческие останки в сутане и круглой шляпе священника. Никогда в своей жизни Кандиа не видела ничего внушающего большее отвращение и страх. Даже изображения смерти в книжках были жалкими карикатурами по сравнению с этим живым демоном ночи.
Мертвенно бледное, состоящее из одних толстых складок кожи лицо с огромными неподвижными глазами косо висело на шее, на которой зияла чудовищная рана, окруженная воротом из темной запекшейся крови. Словно много столетий назад палач неудачно попытался обезглавить этого когда-то имевшего человеческий облик мужчину.
На его сутане горели языки адского пламени.
Кандиа уже не слышала, что нашептывал ей беззубый перекошенный рот: как только ужасное создание приблизилось на расстояние вытянутой руки, она погрузилась в глубокий обморок.
VIII
Педро, серьезный молодой человек со скрытой гордостью чистокровного испанца с родовитыми предками, был не только замечательным барменом, но и одновременно правой рукой хозяина.
Когда Фрэнк и Антонио вернулись обратно в отель, Антонио уже настолько держал себя в руках, что у него хватило выдержки отозвать Педро в сторону.
— Произошло ужасное несчастье, Педро, — сказал он мрачно. — Моя жена там, внизу, это связано с монастырем.
— Боже мой! — простонал бармен.
Его горе было совершенно искренним, так как он очень любил и ценил как своего патрона, так и его жену.
— Я отбываю вместе с синьором Николсоном в Сант-Джоан к падре Себастьяну, он единственный человек на свете, кто может помочь Кандии. В остальном я должен положиться на тебя. Надеюсь, что к обеду мы вернемся. Ничего не рассказывай гостям, меню пусть останется прежним, не можем же мы отпустить людей голодными. Только музыки не должно быть. И… моему отцу скажи правду, если вообще можно говорить в этом случае о правде. Он решит, как поступить с гостями.
Педро изменился в лице.
— Будет сделано, синьор Лопец, — наконец выдавил он.
Антонио и Фрэнк, не переодеваясь, направились к «джипу» владельца отеля, стоявшему в открытом гараже. Антонио протянул Фрэнку ключи от машины.
— Окажите мне услугу, садитесь за руль, — попросил он. — Я с трудом владею собой.
Фрэнк молча кивнул и включил зажигание.
За всю дорогу не было сказано ни слова.
Когда «джип» остановился у портала резиденции епископа, звучали последние аккорды богослужения и запоздавшие женщины в черном поспешно покидали церковь.
— Падре, наверное, в ризнице, — предположил Антонио. — Пожалуйста, войдите к нему и подготовьте его к разговору. А я подожду вас здесь. Не могу в данный момент переступить порог церкви, Фрэнк.
— Как хотите, — ответил англичанин, вынул ключи и положил их в карман. Антонио был в том состоянии, когда люди способны делать глупости.
Церковь была пуста, причетник загасил последнюю свечу на алтаре. Фрэнк огляделся и подошел к стеклянному шкафу, где хранился верхний завиток епископского посоха.
Он непроизвольно потрогал бронированное стекло и стальные прожилки. Результаты оказались весьма утешительными. Даже профессиональному взломщику высокого класса пришлось бы приложить все свое умение и потратить уйму времени, чтобы вскрыть подобный сейф. А ночью церковь герметически закрывалась.
Из ризницы вышел падре Себастьян.
— А, синьор, вы по-прежнему не знаете покоя, — сказал он без особой радости, увидев молодого англичанина. — Как видите, скипетр вернулся на свое место целый и невредимый. Здесь он надежно укрыт от похитителей.
— Надеюсь, — согласился Фрэнк. — Как вели себя американцы?
— Как джентльмены, — ответил падре. — Это типичные янки, они сразу же загорелись желанием поговорить с нашим достопочтенным епископом, не продаст ли он им свой посох. Я их заверил, что эта затея абсолютно бессмысленна. Однако вы-то, синьор Николсон, на этот раз явно пришли не из-за скипетра. А… согласно профессиональному долгу, назовем это так.
— Вы угадали, — проворчал Фрэнк.
Новые интонации в его голосе заставили падре внимательно прислушаться и всмотреться в исключительно серьезное лицо англичанина.
— Что-то… случилось? — почти беззвучно спросил он.
— Да, падре Себастьян, — громко произнес Фрэнк Николсон, его голос гулко разнесся под куполом церкви. — Произошло нечто непредвиденное, и вам придется раскрыть тайну Сан-Эстебана. Кандиа Лопец бесследно пропала час назад, хотя вы вчера венчали ее и благословляли скипетром.
— Рассказывайте! — потребовал священник дрожащим голосом.
Николсон коротко описал происшедшее.
— Антонио Лопец ждет нас на улице в «джипе», — завершил он повествование. — Молодой человек не в себе, и мне не хотелось бы оставлять его надолго одного. Если вы хотите мне что-нибудь сказать наедине, то давайте поговорим здесь и сейчас. И поторопитесь, падре.
Старый служитель церкви низко склонил голову в широкополой шляпе и, казалось, все никак не мог оправиться от потрясения. Фрэнк внезапно пожалел, что так безжалостно обошелся с пожилым человеком.
— Пойдемте, — шепотом попросил падре Себастьян, — пойдемте в мою библиотеку. Там вы услышите все, что я смогу вам сказать, вы и Антонио.
Библиотека располагалась на первом этаже домика приходского священника. Это было длинное, мрачное помещение, по стенам которого тянулись бесчисленные полки с древними фолиантами, скопившимися здесь за многие столетия.
Трое мужчин устроились в середине комнаты за дубовым столом. Антонио сидел с апатичным видом на стуле и, в отличие от Фрэнка, полностью игнорировал вино, любезно предлагаемое гостеприимным хозяином.
— Часть этой ужасной истории церковная типография напечатала против моей воли в этой брошюре, — сказал падре Себастьян, одновременно положив на стол перед Фрэнком тоненькую книжонку, подобную той, что он недавно подарил американцам.
Фрэнк Николсон пролистал предложенный ему печатный текст и отложил в сторону.
— Некоторые из ваших книг, там, наверху, смогут дать исчерпывающую информацию по этому случаю, но я хочу услышать легенду из ваших уст, падре.
Монастырь Сан-Эстебан многие столетия был резиденцией святой инквизиции, — начал падре. — Вы, должно быть, знаете, что эта веха не самая славная в истории нашей церкви. Но не все суды инквизиции были несправедливыми и излишне жесткими. Одним из полномочных представителей Великого инквизитора в монастыре Сан-Эстебан был некто Дон Жеронимо, фанатик, о котором сложилось мнение, что он тронулся рассудком на этой почве. В своем усердии он уничтожил все мавританское население под предлогом того, что они приняли христианство всего лишь формально, оставаясь в глубине души мусульманами. Но когда Дон Жеронимо отправил на костер молодую парочку москурос, как у нас называют жителей с примесью арабской крови, только за то, что девушка якобы когда-то обещала постричься в монахини, а вместо этого осмелилась отдать свое сердце парню из соседней деревни, чаша терпения переполнилась. Епископ Джоан де Сео-де-Ургел, ему как раз посвящена наша церковь, проклял слишком жестокого и усердного церковного судью.