Может где в городе и были кружки авиамодельные, судомодельные, планерные, то у нас в овраге были красная, зелёная и белая глины. А из них мы лепили «ястребки» и «мессершмиты. С ними тоже играли в войнушку. И росли. А война.
А коли по правде, то война в наших детских душах оставила не то чтобы след, а целую пахотную борозду. Ведь наши отцы, считай поголовно полегли на поле боя. А кто выжил, то был инвалидами в любой степени и по любому диагнозу. А чаще – душевному. Так и называли: душевнобольной. Нередко их унижали, нежели воздавали должное. Им, пришедшим живыми с поля брани.
А десятки тысяч, поистине героев были преданы незаслуженному позору под клеймом «без вести пропавший». Их вдовы и дети несли почти доселе это позорное клеймо лишь за то, что от их отцов не нашли ничего. Не то чтобы медальона, которых у наших солдат отродясь не полагалось, но и останков тела. Да и опять: кто их искал после войны и много ли ищут по сегодня?
Разорвало снарядом, погиб в подлодке или утонул с экипажем торпедированного немцами катере на переправе, взорвался в горящем самолёте при падении на территорию противника… А сколько сотен тысяч приняли мученическую смерть в концлагерях? Ко всему только теперь начинают «вспоминать» о «загранотрядах», не жалевших патронов по вздумавшим отступать своим же, пусть и штрафникам.
Многое нам, тогдашним пацанам порассказывали фронтовики за ковшиком умыкнутой для них у тёток и бабушек бражки. Да, мы искренне хотели быть военными, чтобы слава наша достигла отцовских и дедовских высот.
Не быть тебе в авторитете, не считаться настоящим пацаном, коли не можешь сделать сам пусть деревянный пистолет, а то и «поджиг», стреляющий как из ружья. Нередко последний вышибал глаза и отрывал пальцы. Но ими хвастались и гордились:
– Слабо! У меня двухствольный «поджиг» и финка!» И дрались «на кулачках» стенка на стенку, правда, отдельно от взрослых парней. Пока.
Кто-то мастерил ветряк, либо вычурного змея для запуска под облака. У меня недоставало для подзорной трубы – телескопа одной линзы. Где-то в кулуарах деревенской библиотеки я сыскал нечто замечательное. По-моему это была «Занимательная физика». Тогда ещё были такие книги. Куда подевались ныне – удел Наркомпроса ранешнего или Минобразования и культуры нынешних. Всё накрылось… интернетом.
Интернету, нынешнему вера фифти-фифти. То есть «пальцем в небо». Хотели мы и стремились ко всему чудесному, интересному, поверьте, – всей душой! Хотя нам, пожалуй, уже было предначертано судьбой стать героями. Нам и имена-то давали от героев. Валерий, Виталий, Александр – знакомые по военным сводкам имена. Теперь они принадлежат нам.
А однажды, изрядно поддавшие фронтовики зашвырнули меня в колхозный котлован, когда там не было деревенского стада. Да и не меня одного, поскидали, хохоча, всю детвору. Это называлось «Днём флота». Двое из деревенских фронтовиков служили на флоте. Может, именно благодаря им я и многие мальчишки в деревне научились плавать.
Честно скажу, что ныне призванные на флот в большей части и плавать-то не могут. И даже там, в учебном отряде особо не учат, а жаль. А уж фронтовых историй наслышались довольно. Как ныне говорят, – от «первоисточников». Вплоть до взятия Берлина и позже. К нам в деревню возвращались чуть ли не до пятидесятых годов.
И, что удивительно, пройдя огни и воды, как парни, так и те кто постарше не потеряли чувства юмора. Подъегоривали даже друг друга. Положим, меня, безотцовского парнишку, подослали на колхозный склад за хлебом. Туда специально пекли огромные караваи для механизаторов и косарей в поле. Изумительно вкусные, а с конопляным маслом в добавку – просто чудо!
Складом заведовал безногий фронтовик «Дендюля», а проще-дядя Степан. Мне едва было 4 года. Вот и подзадоривают: «Иди, Валерка, попроси хлеба. Скажи, мол, Дендюля, бля хромая, дай хлеба!» А сами, в подпитии ждут за амбаром. Попросил, конечно, и дал мне дядя Степан краюху с конопляным маслом, да солью посыпал:
– Кушай, сиротка, да этих прохиндеев не слушай!» Вкус этого хлеба помню и сегодня. А вот почему масло конопляное теперь не делают? Скорее всего не могут коноплю наркотическую отличить от той, из которой масло давят.
Не помню случая в деревне, чтобы не помогли человеку. Ещё в 50-е к нам, в Руслановку, да и в другие деревни Сибири «понаехало» сотни, а то и тысячи беженцев-переселенцев из Европы. Просились на постой, докопать картошку и просто поесть, а, коли не жалко-то что из одежонки. Хотя была почти поздняя осень, но многим успели всем миром построить и обиходить землянки из дёрна. Дали скотину, птицу на развод, зимнюю одежду и даже катали пимы и шили полушубки. Моя бабушка дала овчины и шерсть на носки. Даже жадный объездчик Кутюля дал бесплатные билеты на порубку сухостоя в колках на дрова. И когда только и какой бездушной сволочью внесена в наш язык фраза: «Это ваши проблемы!»
В деревне всегда всё про всех знали: кто голодает, а у кого и штанов нету в школу сходить, да валенки одни на троих. А в классе у нас учились русские, цыгане, немцы (волжане), киргизы и казахи. Ходили в гости в аулы, в табор, а вот с немцами особо дружбу не водили. Ещё бы! Хотя наши немцы вовсе и не фашисты, но ведь немцы… Хотя трудились немцы куда проворнее и грамотней наших. Попасть на комбайн, где тракторист и комбайнер немцы, было редкой удачей. У них всё до винтика предусмотрено. За всю уборочную немец и часа не простоит, коли вёдро на небе, да валки сухие.
В общем-то известно, что поступки – основа привычек. Укоренившиеся привычки и есть традиции, подчас хранимые в веках. О русских традициях сказано, написано достаточно, чтобы следовать им. Но традиции прежде всего надо блюсти. Вечно, пока существует нация, народ, их породивший.
Медведи Камчатки
Случается, что с «хозяином» Камчатки можно встретиться нос к носу, даже при выходе из собственного дома.
В общей сложности отдал Камчатке четверть века. Было бы мудрёным, ежели за всё это время не встретиться с хозяином природных угодий – медведем. Местные жители скорее уважают животное, хотя и побаиваются. Случаев нападения косолапого на людей единичны, да и те более относятся к байкам охотников, либо грибников-ягодников. Редко кто из обычных горожан материка не видел в зоопарке, либо в цирке мишку. Это измученное, замызганное или вымуштрованное существо. Для сравнения посмотрите на два дерева: увядающее в придорожье и пышнорастущее в чаще…
Вопреки сказкам медведь всё-таки зверь. Сильный, ловкий, умный, исключительно шустрый и… пугливый. При его полутонной ипостаси он может бежать в крутую гору со скоростью до полусотни, а то и более километров в час. Когти достигают тридцати сантиметров. Так что рыбу он добывает без остроги, но несколько безалаберно. Смешно, но голод побуждает жадность, а та каверзничает над мишкой по известной пословице: жадность наказуема. Откусит лакомый кусок у кижуча и водрузит его… под свой зад. Вроде про запас. А рыбка и тю-тю, уплыла по течению! Мы сами рыбачили по соседству с медвежьими угодьями. И, если не соваться дальше помеченной им территории, то лохматый может вообще пренебрегать вашим присутствием. А ловлей визави чаще занимается… лёжа на боку. То есть, как бы греется на пляжике и взирает хитро в стремнину хрустально чистой речушки. Просто идиллия! Но стоит блеснуть в струе воды серебристой спине кижуча, как рыже-бурый промысловик стремглав бросается к добыче. Многое сочиняют о гурманских пристрастиях мишек, но это так, «чтобы не портить отчётность». Здоровый медведь даже лёжа у края воды различает лосося-горбача и самку. Вначале идут в ход самки и их медведь поедает с икрой и жирной хребтиной. Отнерестившуюся рыбу, лощавую (красношкурую) квазирыбаки не едят вовсе. Больные особи и голодные медвежата не брезгуют и квёлой, отнерестившейся рыбой, либо останками от полусъеденной взрослыми добычей. Самцов-горбылей мишки отличают без труда. Причём именно тех, что ещё не истратили молоки на оплодотворение икры. Особенно интересно наблюдать рыбалку непосредственно в речке. Наиболее сообразительные медведи, будто вилами выбрасывают улов на берег, где потом наслаждаются плодами своего труда. Как не странно, но рыбоохрана благодарна косолапым природоохранникам. Ни один браконьер не сунется в угодья мишек! А найдут сети на своей территории, то порвут, а рыбу скушают как трофей: вот тебе и «без труда рыбка из пруда!» А добыча косолапых рыбаков если не сотни раз меньше хапужничества браконьеров. В последующих рассказах постараюсь описать повадки камчатских медведей в разных необычных ситуациях. А вот в охоте на них не участвовал, – нет греха.
Вороньи хлопоты
Вот уже четвёртые сутки Камчатку мордует снежный циклон. Какие уж тут миллиметры, счёт осадкам пошел на метры! И не даром здесь произрастают как нигде на Земле каменные берёзы! О них топор высекает искры. А по форме кроны – это больше баобабы: с такой же необъятной формой и переплетёнными сучьями. Тому причиной ураганные ветры и каменистая почва. Есть даже поговорка среди местных: кривая, как камчатская берёза. И нету у неё висящих на сучьях серёжек. Есть просто кривые донельзя сучья.
И, о боже, к воскресному утру ненастье угомонилось. Подарок изголодавшимся по солнцу аборигенам, к коим мы себя причислили уже лет 20 назад. А щедрое солнце совершенно игнорируя шторы, высветило блаженствующего у нас в ногах кота Барсика. Нашего оповестителя катаклизмов. Известно, что овцы, куры, либо коровы, коих в нашем полувоенном посёлке сроду не наблюдалось, в преддверии землетрясения мычат, кудахчут и блеют. Собаки, особенно дворовые – лают. То наш «страж» игнорировал эту природную функцию как минимум до пяти баллов по шкале Рихтера.
Мы просто диву давались его осведомлённости. При первом же толчке на указанной отметке(но не ниже!) кот удивлённо осматривался: не напрасно ли встал. Уже только убедившись в наличии разгула стихии в виде ВТОРОГО, более сильного удара и с неимоверным гулом, Барсик молниеносно исчезал в районе ванной. Оттуда позже мы уже всей семьёй вызволяли семикилограммового паникёра, вцепившегося от страха в балку перекрытия.