церы. Пройти горнило «чудильника» считалось святым делом.
Нина Сергеевна, супруга Морковчина будто заждалась нас: хлопотливо раздела и сразу за стол. И это при том, что видела нас впервые в жизни. Правда, пожив несколько среди северян, мы поступали так же, привечали гостей, будь-то даже глубокая ночь. А на следующий, уже праздничный день 8 Марта мы за обе щеки уплетали НАСТОЯЩИЙ камчатский рацион согласно наступившей дате: уху из кижуча, брусничные сок и наливку, красную икру ложкой, пелемени по-камчатски с медвежатинкой, маринованную чавычу и запивали чаем с вареньем из жимолости. А на завтра мы узнали, что в посёлке существует мощная организация «Женсовет». Её полномочия поистине безграничны. Уверен, если бы случилась конфронтация «ЖС» даже со Штабом флота, то последнему не сдобровать. Очень сильная, глубоко эшелонированная с необьятными связями вплоть до масонства и Папы Римского. Одним словом, я с семьёй был заселён в одночасье в чью-то полупустую квартиру. И лишь с приходом корабля мне дали «шикарный угол» в 12 кв.м. с вваренным ломом в отопительную трубу. Хотя о существовании оного я узнал после трёх лет мытарства от сырости и холода, чего на полуострове в избытке. А впрочем лом на 3/4 дюйма был вварен в ответ на чью-то бесчеловечность, но «месть» продействовала едва не десятилетия. На горе всех предшествующих «надцати» семей со дня постройки этого архитектурного чуда. Всех вселяли «максимум на полгода-год». Мы прожили в «чудильнике» почти 5 лет. Вот и пришлось-таки «вычислить» злополучный лом и заменить его трубой. Вот уж радости-то было! Угол высох как у меня, так и по всем этажам, что незамедлительно «устаканивалось» порознь и сообща с неделю, а то и месяц: «А нам-то дуракам и невдомёк. Раз круглое – значит труба! А она не греет, собака, и всё тут. Так что давай, за трубу по махонькой!». И это при том, что на шесть семей был ОДИН туалет. В нём вечно противно протекал бачок. Лилось при этом на голову и оголённый по случаю зад. Было и некое подобие душа, далеко не джакузи, но вечно заткнутого чьим-либо задом, а непосредственно слив-носком, сиречь забытым кем-то «карасём».
Были и такие, кто жил здесь и поболее нашего – лет до семи. Но жили, между прочим, неплохо, между семьями, конечно. Можно было, не вставая с постели осведомиться у соседа за стенкой через розеточное отверстие: нет ли «чего» от головной боли или «шильца» (спирта) без отдачи.
Вот уже минуло по нескольку десятков лет, а тогдашние общения не прерываются, без оглядки на звания, должности и годы. Общаются и наши дети, выросшие в общих, вечно шумных и необустроенных коридорах и загромождённых кухнях. Мы были молоды, а по сему детворы и пелёнок в коридоре более, чем достаточно. Это решало проблему «с кем оставить ребёнка, чтобы сходить в кино»: достаточно выставить его в коридор и сказать об этом любой мамаше на кухне. А грудничка в коляске снабдить бутылочкой с молоком. И это при том, что у всех были дети по одному и более.
Так и повелось, что принцип взращивания ребятни стал изумительно прост. Главное – довести до кондиции хотя бы ползания. А далее на выучку и вырост выставляешь в общую кучу в коридор. Если свои родители заняты работой, либо службой, то обиходят и накормят дитятко соседские мамаши, изредка – папаши.
А коли доведётся, что твой черёд, то уж расстараешься вволю, не чураясь. Недостатка в провизии не было: открывай любой холодильник на кухне и отоваривайся. Случалось, выйдя с утречка в туалет, можешь поздороваться с подвыпившей компанией, мирно жующих твою колбасу. Не скаредничай, ибо это могут оказаться закадычные дружбаны твоего соседа, отошедшего ко сну, либо на работу.
Междусобойных драк не случалось отродясь. Хотя «имели место» женские дрязги, перераставшие в косвенное участие мужчин. Как то: имел неосторожность назвать соседку скупой и вполне склонной за пятак в церкви пукнуть. В итоге получил скалкой вдоль скальпа. Скальп при этом надорвался, полилась кровушка. Скорая была рядом за углом, там и зашили. Мужики возмутились зело и потребовали сатисфакции в виде трёх, нет-четырёх бутылок водки «для обчества» и успокоения «тяжелораненого». И уничтожения искового заявления в суд, которое заставили(якобы) написать опера, «иначе не остановят кровь». Водку распили тут же, понуждая Генку(её мужа) «сходить ещё, пока сочится кровь.»
Общественные места (коридор, гальюн, душ и кухня с подсобкой) убирали по очереди. Недоразумения возникали, когда какая-либо дама выбрасывала использоанные по акаянному случаю пакеты в общее ведро в туалете. Спор разрешал тот же Генка (у него был график «критических дней», пока в памяти). Он же и ржал громче всех, когда грозился пресловутый график вывесить на всеобщее обозрение на кухне. Повторы допускали только новенькие, не знавшие Генкиного «указа» дамочки. За что заносились в «график» на весь период проживания. При этом дамочки, искренне веря своим мужьям и подсознательно себе, что заселили их «временно». Ну не чудильник ли? Праздники отмечали неизменно и дружно вместе на кухне (дети либо ползали под столом, чаще носились по коридору). Скажу лишь, что о жизни в «чудильнике» северян можно рассказывать бесконечно. Ибо каждый прожитый в нём день по содержательности без натяжки можно зачесть за неделю.
А по сему мы наш «чудильник» несём потом через всю жизнь: люби людей и жить будет проще тебе и рядом живущим. Ну а дети… они же с нас пример берут. А хоромы, какие бы ни были, а людей сближают по-настоящему редко. Именно поэтому прожитые в «чудильнике» годы помнятся как самые весёлые и незабвенные изо всей морской житухи.
Магарыч за лампочку
В нашем боговозлюбленном чудильнике не наблюдалось: контакта с НЛО, спонтанных ядерных реакций и снежного человека. Всё, не включённое в оный список – было. Нередко – многократно. Нас жило – ютилось в «чудильнике» шесть молодых семей. На бедность и отсутствие друзей не жаловались. Где напрямую, а где и косвенно мы были дружны-знакомы со всем посёлком ПГТ (посёлок городского типа). Так что в нашей шестистольной кухне всегда было людно. Если кому-то из хозяев очень захотелось пообедать, то нескончаемые гости освобождали один из столов, либо приглашали разделить стол и радость с ними. Радость была ежедневной и нескончаемой.
В те времена все мы и дети особенно любили газводу: «Буратино», «Колокольчик», «Брусничную» и с десяток других не менее вкусных. Особым спросом пользовался портвейн «777». Так что за неделю в «кильдым» затаривалось 2–3 и более сотен бутылок. В субботу происходила пересменка дежурства. Это вершилось на уровне ритуала индейцев кута-чамбу: вынос и вывоз мусора из кухни и туалета, мытьё кухни, коридора и гальюна (сортира). Апофеозом ритуала была коллективная сдача бутылок (одному и за день не вывезти).
На вырученные деньги можно было купить вожделённый портвейн «777» в количестве одного ящика. Его и везли к себе в чудильник и водружали бутылки на самый широкий стол. Всё: «вахту сдал»; «вахту принял». Действо вершилось в субботу, так что уговаривать кого либо «выпить рюмочку» за большую приборку не приходилось. «Рюмочек» хватало до вечера. Дамы указанному портвейну предпочитали болгарские полусухие. А таковых даже на сдачу не хватало.
Пили все, кто мог пить. А могли все. Даже Вовочка-мичман, муж бухгалтерши. Наступила первая, наиболее насыщенная разговорная стадия опьянения. В японском халате-кимоно вошла г-жа Стенцова, она же супруга Вовы. Немедля завела диалог со мной, как сдатчиком дежурства и бутылок.
– Валера, где деньги за бутылки?! – Опешили все. Ибо испокон веков этот вопрос был исключительно бесспорный и лояльный к проживающим.
– А чё тебе, отчёт сдать, так я налью! – все знали об исключительной скаредности мадам. Но тут…
– Валера в коридоре перегорела лампочка. Купить не на что! (Это на камчатскую зарплату-то!!)
– На тебе трояк, сдачи не надо.(лампочка стоила не более 50 копеек). А ты, кума и за пятак в церкви фукнешь!
Никто толком не понял, как в руке у Стенцовой оказалась скалка. Но она, подобно воительнице Афине, метнула своё орудие прямёхонько мне в лоб, вернее чуть выше. Кровь полилась ручьём. Мигом пук ваты примотали бинтом. Пришлось идти в пункт скорой помощи. Там без лишней суеты зашили повреждённый сосуд и заново перебинтовали.
В моё отсутствие на кухне состоялся «совет в Филях»: как наказать за жадность г-жу Стенцову. Серёга встретил меня на подходе за углом нашего дома. Выдал общее решение: расколоть вовкину скаредину на полдюжины водки. Я не возражал подыграть. Вслед за Серёгой героем вошёл я. Все были в сборе, даже жёны. Чета Стенцовых бдела за дверью своей комнаты. Завел речь Серёга, как договорились.
– А вот и Валера! Живой! Много кровищи потерял? Что сказал следователь? Когда на допрос? (За дверью Вовки ойкнула его супруга).
– Да нет, зашили сразу, как назвал нападавшего. Там следователь по этим делам с нападением дежурит. Сказал написать заявление. А завтра на перевязку и укол от столбняка сделали. Надо ещё скалку на обследование. (Вроде как невзначай вышел Вова)
– Валера, а заявление ты какое писал? Ведь она не хотела… Случайно вроде…
– Ага, случайно! С полведра крови вытекло. Хорошо, что скорпункт рядом. А то бы истёк напрочь! – Перебил Серёга.
– Ты посмотри-ка, кровища и сейчас из-под бинта сочится. Так и умереть не долго. Чего следователь – то сказал? Суд будет? – Это уже Геночка добавил масла в огонь.
– Валера, а может как-то забрать заявление? Я бы магарыч поставил… За мировую…а?
«Общество» сошлось на шести бутылках водки мировой. Мадам с бледным лицом отсчитала Серёге деньги на водку. Я собрался «за заявлением» в милицию. Бумагу выправил, зайдя к себе в комнату. Не прошло и часа, как застолье возобновилось. Я был героем дважды: сдал дежурство и скаредину Стенцову. Справедливость ликовала!
Мастер от бога
Капитализм сапожищем и новозеландскими курами наваливался на Камчатку. Не стало рублёвых лезвий «Нева» для бритья и хлопчатобумажных носков по 70 копеек пара. Наш ЗАТО (закрытое территориальное образование) катастрофически расставался с дефицитами на полках магазинов. Эпицентр закупок переместился в сам город Петропавловск. Исчезло порошковое молоко и стёганные фуфайки. О колбасе вспоминали с голодной слюной во рту. В городской автобус стало не протолкнуться. «Дорогой жизни» служил катер-теплоход «Голубев», делавший всё меньше рейсов через бухту в пока ещё не очень голодный областной центр и посёлок рыбаков Сероглазка. Но до них было более 80 км. езды. И я решился купить «колёса».