Где она?
Он подумывал отправиться к ней на квартиру и попытаться взять след, но отказался от этой идеи практически сразу. Интуиция продолжала твердить, что он должен оставаться дома, отчего Генри делался дерганым и нервным.
Что ж, раз уж ему все равно сидеть здесь, то он попытается использовать это чувство в своем творчестве.
Смит сделала шаг назад, сапфировые глаза были широко распахнуты. Она схватила опасную бритву капитана с маленькой подставки.
– Еще шаг, – предупредила она, голос ее приобрел страстные интонации, – и я тебя порежу!
Ничего не получалось. Генри вздохнул, сохранил файл и выключил компьютер. И куда запропастилась Вики?
Он был не в состоянии сидеть спокойно, поэтому вернулся в гостиную и взглянул на город. Впервые за все то время, что он жил в кондоминиуме, огни Торонто не впечатляли. Он мог думать лишь о том, как они погаснут и тьма распространится, пока мир не утонет в ней.
Генри включил стерео, вытащил диск, затем вернул его на место и выключил стерео. Он принялся мерить шагами комнату. Взад и вперед, взад и вперед, взад и…
Даже сквозь стеклянные дверцы он мог чувствовать присутствие гримуара, однако, в отличие от Вики, он называл его порождением зла без всяких сомнений. Чуть более ста лет назад его экземпляр был одним из трех последних настоящих гримуаров в мире, ну или по крайней мере так ему сказали, а у него не было причин сомневаться в человеке, который ему это сообщил, ни тогда, ни сейчас.
– Так вы Генри Фицрой? – Доктор О’Мара схватил ладонь Генри, его большие выцветшие глаза заблестели. – Я столько всего о вас слышал от Альфреда. Мне кажется, я уже вас знаю.
– А я вас, – ответил Генри, снимая вечерние перчатки и отвечая на рукопожатие с точно такой же силой. Волоски у него на затылке встали дыбом: у Генри было ощущение, что показать себя сильнее, чем этот человек, было бы столь же опасно, как и показать себя слабее. – Альфред очень вами восхищен.
Доктор О’Мара отпустил Генри и похлопал Альфреда по плечу.
– Правда?
В голосе слышалась угроза, и достопочтенный Альфред Уэверли, чье плечо слегка опустилось от стальной хватки доктора, поспешил заполнить паузу:
– Вы не подумайте, доктор, я ничего ему о вас не рассказывал, просто…
– Просто он постоянно вас цитирует, – закончил за него Генри и улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой.
– Цитирует меня? – Выражение лица доктора О’Мара стало чуть менее мрачным. – Что ж, пожалуй, против такого никто не станет возражать.
Альфред просиял, его глаза блеснули, щеки зарумянились. Страх на его лице, заставивший Генри вмешаться, испарился, словно его никогда и не было.
– Прошу меня извинить, мистер Фицрой, но некоторые вещи требуют моего внимания, – доктор обвел рукой зал. – Альфред представит вас остальным гостям.
Генри наклонил голову и сощурился, глядя, как хозяин покидает комнату.
Остальные присуствующие – десять человек – немногим отличались от достопочтенного Альфреда – богатые, праздные и заскучавшие молодые джентльмены. Троих Генри уже знал, остальных видел впервые.
Когда с представлениями и любезностями было покончено и они наконец-то остались одни, Альфред спросил, принимая виски от одного из лакеев с ничего не выражающим лицом:
– Так что думаешь?
– Думаю, что ты ввел меня в большое заблуждение. – Генри отказался от предложенного напитка. – Этому месту далеко до притона беззакония.
Губы Альфреда нервно дернулись в улыбке, в мерцающем свете газовых ламп его лицо выглядело бледнее, чем обычно.
– Черт возьми, Генри, я никогда так не говорил. – Он провел пальцем по кромке бокала с виски. – Тебе повезло быть здесь. Гостей всегда двенадцать. Доктор О’Мара настоял на том, чтобы позвать тебя, после того как Чарльз… эмм… после несчастного случая с ним.
Несчастный случай? Чарльз был мертв, но викторианская чувствительность Альфреда не давала ему назвать вещи своими именами.
– Я собирался спросить тебя: почему доктор О’Мара желал видеть меня?
Альфред зарделся.
– Я ему все-все про тебя рассказал.
– Все?
Учитывая законы, запрещающие гомосексуальные отношения, и предпочтения Альфреда, Генри в этом сомневался, но, к его удивлению, молодой человек кивнул.
– Я ничего не мог с собой поделать. Доктор О’Мара из тех людей, от которых ничего не утаишь.
– Я в этом не сомневаюсь, – пробормотал Генри и поблагодарил Бога за то, что Альфред не знал, кем он являлся на самом деле. – С ним ты тоже спишь?
– Тише, Генри!
Но незаконнорожденный сын Генриха VIII терпеть не мог светских условностей, а потому просто повторил вопрос:
– Ты с ним спишь?
– Нет.
– Но переспал бы…
Альфред одновременнно выглядел несчастным и одухотворенным. Он кивнул.
– Доктор О’Мара великолепен.
Генри скорее воспользовался бы эпитетом «подавляющий». Харизма доктора напоминала приливную волну, которая смывала всех, кто не обладал подобной силой. Генри не имел ни малейшего желания попасть под такое влияние, но он прекрасно понимал, что, окажись он праздным юношей, каким выглядел, это вполне могло с ним случиться. Он видел, как это произошло с остальными гостями, и ему это совершенно не нравилось.
Вскоре после одиннадцати доктор исчез, а затем в недрах дома прозвучал гонг.
– Пора, – прошептал Альфред и схватил Генри за руку. – Идем.
Генри удивился, когда их группа из двенадцати юношей в безупречных вечерних костюмах прошествовала в подвал. Огромная центральная комната была освещена факелами. В одном углу стоял большой камень, высотой в половину человеческого роста. На нем не хватало лишь статуи рыцаря, чтобы сходство с криптой оказалось полным. Его сотоварищи начали раздеваться.
– Снимай одежду, – поторопил его Альфред и бросил Генри свободную черную накидку. – Надень вот это.
Генри внезапно все понял и подавил желание рассмеяться. Его привели как двенадцатого члена ковена – группа юных аристократов одевалась в черные простыни и дурачилась в закопченном подвале. Он позволил Альфреду помочь ему переодеться и забавлялся до тех пор, пока к алтарю не вышел доктор О’Мара.
На нем было красное одеяние цвета свежей крови. В правой руке он держал человеческий череп, а в левой – древнюю книгу. Он должен был выглядеть так же глупо, как и его почитатели. Но нет. Бледные глаза горели, а сила, которую он аккуратно сдерживал в гостиной, здесь пылала и воспламеняла всю комнату. При помощи голоса он доводил молодых людей до исступления – он то громыхал подобно грому, то переходил на шепот, обвивавшийся вокруг них, призывавший их приблизиться.
Вместе с истерией росло и отвращение Генри. Он стоял вдали от факелов, там, где тени были самыми густыми, и наблюдал. Ощущение опасности призывало его прятаться, пробегавший по спине холодок говорил: вне зависимости от того, насколько все кажется нелепым, по крайней мере для доктора это никакая не игра – распространявшееся от алтаря зло было очень реальным.
В полночь две неизвестные, одетые в черное фигуры держали над камнем сопротивляющуюся кошку, пока третий орудовал кинжалом.
– Кровь. Кровь! КРОВЬ! КРОВЬ!
Когда запах крови смешался с запахом дыма и пота, Генри почувствовал, как растет его собственная жажда. Пение сделалось громче и интенсивнее, пульсируя, словно сердце, и отдаваясь в нем. Накидки полетели на пол, обнажая плоть, – под кожей текла кровь… кровь… кровь. Генри оскалился и сделал шаг вперед.
Затем поверх толпы извивающихся тел Генри встретился взглядом с доктором.
Он знает.
Ужас прорвался сквозь жажду крови и заставил Генри бежать прочь. В одной лишь черной накидке, напуганный куда сильнее, чем за все триста пятьдесят лет, он вернулся в убежище перед самым рассветом и провалился в дневной сон, а лицо доктора все еще стояло у него перед глазами.
Следующей ночью, вопреки собственному желанию, он снова отправился в тот дом. Нужно было встретиться с опасностью. И устранить ее.
– Я знал, что вы вернетесь. – Доктор О’Мара не стал подниматься из-за письменного стола и махнул рукой в сторону свободного стула. – Прошу, садитесь.
Напрягая все чувства, Генри медленно вошел в комнату. Если не считать спящих слуг на третьем этаже, доктор был единственным в доме. Генри мог убить его и исчезнуть – никто бы не узнал. Вместо этого он сел, ведомый любопытством. Откуда этот смертный знал, кто он, и чего хотел?
– Ты очень хорошо маскируешься, вампир. – Доктор радушно улыбнулся ему. – Если бы я уже не знал о существовании вашего вида, то не придал бы значения болтовне юного Альфреда. Ты произвел на него впечатление. Как и на меня. Как только я понял, кто ты, то знал, что ты должен присоединиться ко мне.
– Вы убили Чарльза, чтобы освободилось место.
– Конечно. Число участников не может превышать двенадцати.
Когда Генри выразил свое отвращение, доктор лишь засмеялся.
– Я видел твое лицо, вампир. Ты хотел эти жизни, эту кровь. Разодрать эти свежие юные шеи. И они с радостью бы отдались тебе, прикажи я им. – Он подался вперед, бледные глаза горели холодным огнем. – Я могу организовывать подобное пиршество для тебя каждую ночь.
– А что взамен?
– Вечная жизнь. – Его ладони сжались в кулаки, а слова прозвучали как колокол. – Ты сделаешь меня таким же, как ты.
Этого было достаточно. Более чем достаточно. Генри вскочил со стула и бросился на доктора.
Но наткнулся на невидимый барьер, сдержавший его, как паутина муху. Он мог метаться на месте, но не мог двинуться ни вперед, ни назад. Мгновение он боролся с путами что было сил, а затем повис, тяжело дыша, оскалившись, беззвучный рык исказил его лицо в гримасе.
– Я так и думал, что ты откажешься сотрудничать. – О’Мара обошел письменный стол и встал близко к Генри, так что он мог чувствовать дыхание доктора, пока тот говорил. – Думал, я позер и дурак, не так ли, вампир? Ты не догадывался, что я владею подлинной силой – силой, добытой из темных мест при помощи отвратительных средств, благодаря поступкам, от которых даже у тебя поджилки затрясутся. Именно эта сила сдерживает тебя сейчас и продолжит сдерживать, пока ты не будешь моим.