собственности от медиков. Но такого донесения не было. Серьга в виде крестика нигде не упоминалась.
Страшная истина, в которую тайно, но твердо верил сейчас Маккалеб, заключалась в том, что, нося в грудной клетке чужое сердце, он был спасен по ошибке. Лучше бы на его месте оказался кто-нибудь другой — так он считал. За долгие недели и месяцы, пока он ждал подходящего для его организма сердца, он полностью подготовился к концу своей жизни. Маккалеб воспринимал смерть так тривиальное явление, некую неизбежность. Он давно перестал верить в Бога, ибо ужасы, которые ему пришлось видеть и документально фиксировать, мало-помалу высосали из него остатки веры до последней капли. Единственное, во что он верил искренне и безоговорочно, это что пределов для зла, совершаемого людьми, не существует; что зло безгранично. И в последние, как ему казалось, дни его жизни, когда его собственное сердце трепыхалось в груди из последних сил, Маккалеб даже не пытался в отчаянии хвататься за утерянную веру в надежде как-то унять страх перед неизведанным. Вместо этого он примирился с тем, что это конец, что его ждет Ничто. Он был готов к этому.
И в общем, это было легко. Пока он работал в Бюро, им двигала некая осознанная миссия, можно сказать внутренний зов. Когда он выполнял эту миссию, и выполнял успешно, он точно знал, что это что-то значит. Бывало, он спасал людей от чудовищного конца лучше, чем любой хирург-кардиолог. Он лицом к лицу сталкивался с самыми жуткими разновидностями зла, с этакой раковой опухолью, раздирающей человека на части, и битва, которую он выигрывал — всегда изматывающая и доставляющая невероятную душевную боль, — придавала его жизни смысл.
Но все это вмиг исчезло, когда сердце подвело его и он повалился на пол в родном отделе, успев подумать, что, наверное, кто-то воткнул ему в спину нож. Прежняя жизнь улетучилась, и ничто не напоминало о ней в течение двух лет, до того момента, когда вдруг запищал пейджер и ему сообщили, что сердце для него нашлось.
Теперь у него было новое сердце, но отнюдь не новая жизнь. Он жил в гавани на катере, который никогда не покидал ее. Не важно, какие шаблонные фразы он использовал в разговорах с репортерами о своем «будущем». Пустое животное существование было не для него. Ему была необходима цель, охота, которую ему предложила Грасиэла Риверс, войдя к нему на палубу — и в его жизнь.
Испытание, предложенное девушкой, было своеобразным способом уйти и от той внутренней борьбы, которая никак не давала ему покоя. А теперь все вдруг снова переменилось. Пропавшая сережка-крестик пробудила в Маккалебе нечто глубоко запрятанное, спящее крепким сном. Долгий опыт работы наделил Терри безошибочным знанием и инстинктивным предчувствием проявления истинного зла. Он хорошо изучил его признаки.
Исчезновение серьги было одним из них.
19
В течение недели Маккалеб так часто появлялся в Управлении шерифа по убийствам, что на этот раз служащий в приемной отправил его к Джей Уинстон без предварительного звонка или сопровождения. Джей сидела за своим столом, держа дырокол над тонкой пачкой документов, чтобы затем приложить к пухлому делу в папку с металлическим креплением. Она защелкнула его и подняла глаза.
— Да ты, оказывается, ходячий? — хмыкнула она.
— Вроде того. А ты занята любимым делом? — не преминул ответить колкостью Маккалеб.
— Ну, вместо четырех месяцев я отстаю только на два. А зачем ты, собственно, пришел? Кажется, мы на сегодня не договаривались.
— Все еще злишься из-за того, что тебе что-то не досказал? — словно извиняясь, сказал Терри.
— Что было, то прошло, — пожала плечами Джей.
Откинувшись на стуле, она явно ждала объяснений по поводу неожиданного визита Терри.
— Честно говоря, я пришел рассказать тебе нечто, что, на мой взгляд, требует пристального рассмотрения.
— Опять насчет Болотова?
— Нет, совсем не то. На этот раз кое-что новенькое.
— Слушай, Маккалеб, я тебе не Красная Шапочка, а ты не Серый Волк, — рассмеялась Джей.
— Хорошо, буду тебя пугать, — серьезным тоном произнес Маккалеб.
— Тогда рассказывай.
Положив руки на стол, Терри чуть наклонился вперед, чтобы придать беседе более доверительный тон. В отделении находилось еще много коллег Уинстон, которые сидели за своими столами, стараясь побыстрее завершить все текущие дела перед выходными.
— Арранго и Уолтерс кое-что пропустили, — сказал Терри. — Впрочем, как я сам, когда первый раз смотрел документы. Но сегодня утром я наткнулся на эту деталь, когда пересматривал видеозапись и отчеты. И она требует самой серьезной проверки. По моему мнению, это может изменить ход расследования.
Нахмурив брови, Уинстон пристально смотрела на Терри.
— Слушай, прекрати ходить вокруг да около. Что такое они пропустили?
— Пожалуй, будет лучше, если я тебе все покажу, а не буду тратить время на рассказ. — Маккалеб потянулся к полу и открыл свою кожаную сумку. Вытащив кассету из футляра, он передал ее Уинстон.
— Мы можем еще раз посмотреть ее? — спросил он.
— Полагаю, да.
Уинстон встала, и они направились в комнату с видеоаппаратурой. Включив магнитофон, Джей вставила кассету в отверстие, заметив, что это не та копия, которую она отдала Маккалебу в среду.
— Что тут? — Джей посмотрела на Маккалеба.
— Запись камеры наблюдения из магазина.
— Но не та, которую давала тебе я.
— Это другая копия. Твою я отдал одному человеку.
— Что ты такое говоришь? Какому человеку?
— Специалисту из лаборатории, которого я знаю по совместной работе в Бюро. Просто мне необходимо увеличить изображение некоторых деталей. Впрочем, это все неважно.
— Тогда что ты собираешься показать мне? — Говоря это, Джей нажала кнопку «пуск».
— Где тут кнопка паузы? — просил Терри.
Уинстон указала пальцем на одну из кнопок панели управления, и Маккалеб занес над ней палец, ожидая нужного момента. В это время на экране Глория Торрес подходила к прилавку, улыбаясь Кану. Затем появился человек с пистолетом, прогремел выстрел, и тело девушки стало падать на прилавок. Маккалеб нажал «паузу» и с помощью карандаша словно обвел левое ухо Глории.
— Изображение мутное, но при увеличении хорошо видно, что у нее три серьги в этом ухе, — сказал он. Затем он показал карандашом на три точки в ухе, пояснив: — Смотри, полумесяц, колечко и свисающий на цепочке крестик.
— Понятно. Я действительно не очень ясно вижу, но верю тебе на слово.
Маккалеб снова нажал кнопку паузы, и изображение пошло снова. Он остановил кассету, когда тело Глории неловко упало, теперь ее голова была повернута налево.
— Теперь взгляни на правое ухо, — сказал Терри, обводя кружком точку на экране. — В нем один полумесяц — такой же, как в левом.
— Вижу. И что все это значит?
Терри проигнорировал ее вопрос, снова нажав «пуск». Послышался выстрел. Глория повалилась на прилавок, а потом, развернувшись, на стрелявшего. Держа ее перед собой, как щит, убийца начал стрелять в Кана, медленно выходя из области обзора камеры, и опустил Глорию на пол.
— Итак, жертву опустили на пол там, где ее не видит камера, — сказал Терри.
— Что? Ты хочешь сказать, это было сделано с определенной целью?
— Именно.
— Но для чего? — все еще не понимала Уинстон.
Маккалеб снова раскрыл свою сумку и достал из нее опись вещей жертвы, вручив его Джей.
— Это официальная опись всех вещей, принадлежавших жертве. Она заполнялась в больнице. Не забудь, что, когда Глорию привезли в больницу, она была еще жива. С нее сняли все вещи и передали патрульному офицеру. Это все есть в рапорте. Чего ты в нем не находишь?
Уинстон внимательно просматривала страницу.
— Не знаю. Это опись всех… — Джей осеклась. — Здесь нет серьги-крестика!
— Точно. Ее нет. Он забрал ее.
— Кто? Патрульный?
— Нет. Стрелявший. Убийца забрал серьгу своей жертвы.
На лице Уинстон была написана явная озадаченность. Она не улавливала логики в том, что сообщил Маккалеб. Разумеется, она знала и понимала, что опыт работы у нее и у Маккалеба несравнимый, и она не видела многое из того, что довелось наблюдать ему. И сейчас она не понимала, к чему он клонит.
— Погоди минуту, — сказала она. — Как ты можешь знать, что серьгу забрал убийца? Она ведь могла просто выпасть и потеряться.
— Нет. Я разговаривал с сестрой Глории, я звонил в больницу и беседовал с врачами скорой помощи.
Маккалеб знал, что это было некоторое преувеличение важности обсуждаемой детали, но ему надо было заставить Уинстон серьезно вникнуть и поверить ему. Он просто не имел права дать ей шанс прийти к иному выводу, чем он.
— Сестра убитой рассказала мне, что это была серьга с застежкой, так что просто так крестик выпасть не мог.
Но предположим, что это случилось. Однако врачи со «скорой» не нашли ее ни на носилках, ни в самой машине. И в больнице ее тоже не было. Это он забрал серьгу, Джей. Убийца. Допустим даже, что она выпала, несмотря на застежку, — это могло произойти только в момент, когда пуля попала ей в голову. Ты видела рану. Если уж серьга и могла пропасть, то только в момент выстрела. Но все было не так. Он забрал крестик.
— Ладно, ладно, и что из того? Я вовсе не хочу сказать, что сразу взяла и поверила тебе, я просто хочу понять, что, по-твоему, это означает?
— Это значит, что все меняется. Что это было не ограбление. Убитая была не просто невезучей женщиной, которая зашла не в то время не в то место. Это означает, что Глория была мишенью. Она была добычей.
— О Боже. Ну ты даешь. Она… Что ты пытаешься доказать на этот раз? Ты хочешь превратить этого ублюдка в очередного серийного убийцу или что?
— Я не пытаюсь никого ни во что превращать. Это то, что мы имеем. Это было ясно с самого начала. Только вы, ребята, — мы, я, все — не разглядели очевидного факта.
Уинстон отвернулась от него и отошла в угол комнаты, покачивая головой. Потом вернулась.